Он, она и три кота
Шрифт:
Ну и о чем мне говорить с этим Сережей? Может, нам все же лучше есть молча? Получится ли?
Глава 8.7 “Эпик Фэйл”
Я не знала, плакать мне или смеяться — мой благоверный так спешил на свидание в рабочее время, что успел купить цветы. За отсутствие торта извинился.
— Думал, ты все равно печешь…
— Пеку, — отрезала я, досадуя на себя за отсутствие радости от встречи. — Вернее, спекла. Торт же должен пропитаться.
— Я уже
Я и так думала его поцеловать, чтобы вернуть себе хоть какое-то подобие спокойствия. Вернее, радости… Или, сказать грубее, желания залезть с ним в постель. Его не было. Все умерло. Но не в подъезде с Савкой, а утром с Оливкой, когда она так грубо отшила меня с простым вопросом, который волнует любую мать — спит ли ее дочь с первым встречным. Никакого ханжества, только я не поверю, что от большой радости красивая умная девушка раздвинет ноги в первое же свидание. Этого Сергея не должно было быть. Просто не должно.
Впрочем, я откровенно не понимаю это поколение — за мной бегали, меня упрашивали, ко мне даже через четверть века прибежали с букетом роз. Да, мне тоже было шестнадцать, но о существовании Лешки родители узнали не так, как я о существовании какого-то Коли: Оливка явилась вечером домой и просто так, между делом, сообщила за ужином, что больше не девственница. Как будто быть девственницей в шестнадцать какое-то клеймо… Этого Колю я в глаза не видела и следующее имя было уже Саша, который пришел к нам в гости отметить ее девятнадцатилетие.
— Розы завянут, — оттолкнула я Оливкиного папочку, которому почему-то захотелось надавать целлофаном по физиономии за то, что передал дочери свои дурацкие гены неумения нормально разговаривать.
Леша подпер косяк, который подпирала утром Оливка. Та же поза, тот же взгляд. Неужели Богдан на генном уровне может копировать меня? Говорить ему правду про его рождение не входило в мои планы, как и лезть сегодня в постель с его папочкой.
— Пошли вон! — сказал Лешка котам довольно грубо, и они уставились ему в глаза достаточно красноречивым взглядом: мол, пошел вон сам. — Не заставляйте повторять дважды! — продолжал говорить он со стеной.
Коты не пошевелились. Они в кой-то веке разлеглись на кровати втроем. Общий враг действительно объединяет — еще одного конкурента мужского пола в доме они не потерпят. Это намного хуже пылесоса!
— Объясни своим котам, что они теперь тут не главные!
Лешка посмотрел мне в глаза беспомощным взглядом.
— Ты пока тут не главный.
— Я в этом доме появился раньше них! И я всегда был тут единственный мужик, пока ты не решила, вместо кошки, завести кота.
— Леша, а ты не пробовал просить вежливо? Сказать «подвиньтесь, пожалуйста», слабо?
— Я не хочу, чтобы они подвинулись! — Лешка действительно завёлся, будто коты были не коты, а другие мужики. — Я хочу, чтобы они освободили территорию. Мою территорию. Не знаю, почему это для них новость. Я ее метил и не раз.
— А я меняю постельное белье не раз в месяц, а чаще, — сумела парировать я, но Лешка не смутился, все так же смотрел на меня с улыбкой в пол-лица, а может вообще в целое!
— А ты не меняй. Мужики иначе не понимают, что у женщины уже есть хозяин…
Хозяин? Ну да… Блажен, кто верует. Тебе повезло, что бывшая жена у тебя настолько чистоплотна. Иначе бы ты давно разочаровался в своем эксклюзивном статусе. Да о чем это я? Савка в прошлом. Лешка в будущем. Так отчего бы не отвоевать у котов немного настоящего, и я потянула за край покрывала, чтобы убрать с кровати церберов кошачьей породы.
— Боже, как же я скучал!
И порнушку смотрел? Иначе я не могу объяснить такое неуважение к деталям моего туалета — я буду теперь на животе под кровать заползать, чтобы отыскать трусы — свои и его.
— Лешка, ты сдурел?
Я с трудом выкрутилась из-под него. Первое желание просто подарить ему себя улетучилось лишь только его рука скользнула вдоль моего бедра.
— Ты секундомер включил? Я так не могу… По сухому.
— Извини, я просто озверел без тебя… У тебя нет секретной жидкости? Ведь была…
Была, где-то… Давно не пользовалась, не было нужды… В экспериментах в Лешкой после Савки я не нуждалась… Пришлось порыться в тумбочке. И пока я вдавливала животом подушку, Лешка запустил язык между моих разведенных лопаток — ура, тело еще помнит, тело еще хочет его…
— Может, постараешься сам? — тронула я подушку ухом, чтобы поймать краем глаза хотя бы его плечо.
— А ты меня вытерпишь, если что не так пойдет?
Он не шутил — говорил серьезно, хоть и приглушенным шепотом, вжавшись губами мне в плечо.
— Я тебя терплю уже четверть века, даже больше, — попыталась пошутить я, но вышло грубо: не каждые слова безопасны в каждой ситуации.
Он развернул меня к себе, навис на вытянутых руках, пригвоздил к матрасу взглядом.
— Я все же надеюсь, что когда-то ты меня любила… Но если даже нет, потерпи меня еще четверть века. Я на что-нибудь да сгожусь…
Я притянула его к себе, сжала шею до хруста — надо было тебе припереться именно сегодня. Ну ведь слышал по телефону, что я на взводе.
— Лешка, я не смогу расслабиться все равно…
— Даже пытаться не будешь?
Я мотнула головой, и он отстранился, сел и уставился на открытую в коридор дверь, за которой не было котов.
— Тогда мне ничего не надо.
Обиделся. Обидела… Пришлось прижаться к плечу губами, туда, где был след от дурацкой прививки.
— Я не знаю, что делать с Оливкой.
Лешка прижал меня к груди, и я с трудом удержалась головой у него на плече, но и отсюда слышала бешеные удары его сердца. Вниз можно было не смотреть — передумал, так передумал. Даже лучше. После игры в одни ворота всегда остается горький осадок.