Он, она и три кота
Шрифт:
— А что родители могут сделать? — вздохнул Лешка тяжело. — Если только показать на личном примере, какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной. У нас в этом, как говорят нынче, эпик фэйл.
— И что делать?
Он снова пожал плечами, и на этот раз мне пришлось убрать голову, но мы по-прежнему сидели бедро к бедру. Было тепло, но не так, как бывает в постели у любовников, а тепло дружеское — как у людей, которые чувствуют каждый взгляд друг друга. Но сейчас мы смотрели в пустоту двери: но вот в ней вырос Оливкин Соломон и остался на пороге моей спальни.
— Она его любит больше,
— Откуда ты можешь знать, кого и как она любила и любит?
Леша отстранился резко и как-то грубо, и слова его прозвучали плевком. Он нагнулся и принялся собирать с пола одежду, которую зря сорвал и с себя, и с меня.
— Леша?
Он не обернулся. Начал одеваться.
— Леша!
Поднял голову, застегивая ширинку.
— У тебя много дел на сегодня?
— А что? — спросил он без задней мысли.
— Останься на ужин. Для моральной поддержки. Нас же двое родителей. Пусть мальчик знакомится с обоими. Одна голова, как говорится, хорошо, а две лучше. Вынесем вердикт вместе.
Лешка схватил майку, но просунул в нее только голову.
— Я не хочу вмешиваться в отношения Оливки с мужчинами. Я в этом вопросе не советчик.
— А я советчик? — нервно дернулась я.
— В ее глазах да. Тебя же попросили быть судьей, не меня.
А, вот в чем дело! Обиделся и на дочь тоже.
— А если я спрошу у Оливки разрешения, ты останешься?
— Я вообще не хочу уходить. Даже после ужина. Но она не захочет, чтобы я остался.
— Я позвоню. Дай мне телефон.
Он протянул мне — свой.
— Да, пап, — тотчас ответила наша дочь.
— Это мама.
— Что случилось? — голос ее из делового тут же превратился в обеспокоенный. — Ты где?
— Ничего не случилось. Я пригласила твоего отца на ужин. Тайком. Но он не хочет оставаться, если ты против.
Пауза. Мое сердце отсчитало десять ударов. Лешкино — еще больше.
— Неожиданно… — и снова в трубке тишина. — Ну, пусть остается. Я только Сереже не буду ничего говорить. А то вдруг испугается.
Где она таких пугливых находит! Ее папа ещё больше трясётся!
Глава 8.8 “Непечатные слова”
— Только, пожалуйста, не говори ей сегодня про нас, — выдавала я незапланированному гостю последние наставления, когда он сидел в метре от сервированного стола, трогая вытянутой ногой его ножку.
Мне было немного не по себе: я чувствовала себя в какой-то мере динамщицей, и моя нога тоже дрожала, пусть Лешка ее и не касался. Он ко мне вообще больше и не притронулся. Даже случайно, когда покорно выполнял распоряжения в столовой. В кухню я его не пускала — переодеваться ему не во что. И так с трудом сохранили свежесть рубашки. Женским дезодорантом.
— Я рта не раскрою, — ответил Лешка до ужаса серьезно.
— Нет уж! Пожалуйста, поддерживай за столом непринужденную мужскую беседу. А я буду только про еду спрашивать. Но вряд ли кому-то потребуется добавка. Лёша, ну почему у нас все не как у людей?
Я выдала вопрос шуткой, но уже второй час с лица моего будущего мужа не сползала маска возведённой в куб серьезности.
— Потому что ты отказалась жить, как нормальный человек. Как нормальная женщина.
Я выпрямилась, но в позу не встала. К чему это сейчас?
— Ну да, обвинить во всех смертных грехах исключительно меня легче легкого.
— Я тоже виноват, — продолжал выдавать он глухо. — Что не настоял на своем. Что трусливо сбежал. Что обиделся. Что решил, что можно жить с другой женщиной. Что можно вдруг разлюбить. Я много чего сделал не так, и сейчас очень боюсь, что моя дочь пройдёт через тот же ад, через который прошёл я, один раз приняв неверное решение.
— У нас не было в жизни никакого ада! — не выдержала я этого дурацкого посыпания головы пеплом.
— У тебя, может, и не было. У меня был ад и есть ад. Если ты считаешь, что ложиться в постель с женщиной, которую не любишь, это так легко, ошибаешься… Ошибаешься, что мы, мужики, ничего не чувствуем. Что можем просто трахать бабу… Один раз — да. Из года в год — увольте. Легче повеситься…
— И что ж не повесился? — облокотилась я на дверцу верхнего кухонного шкафчика.
— Так вешался, — Лешка поднял ко мне голову, продолжая сидеть на стуле. Не ровно нет, ерзал. — На тебя вешался. Этим и жил. От встречи до встречи. Как дурак. Думаю, вот узнай о моей личной жизни деловые партнеры, мой бизнес бы рухнул. Кто хочет иметь дело с дураком?! А я вел себя как дурак, полный дурак…
Я отодвинулась от шкафчиков и переставила цветы со стола на подоконник.
— Не нравится букет? — обиделся Лешка.
Вот действительно обиделся. Всем своим видом показал.
— Нет, тебя не видно. Не понимаю, Леша, что тебя прорвало?
— Да потому что я тебя не понимаю! — он хлопнул себя по коленке и вскочил. Но только для того, чтобы снова упереться в стол: правда, теперь уже не ногами, а руками. — Вот почему у тебя самой не возникло желание подойти ко мне и сказать: хватит, разводись, давай снова жить по-человечески вместе. Вот почему? А как я предложил, ты тут же согласилась. Так что я ждал столько лет? Какого хрена спал с нелюбимой женщиной?
— Ты растил сына. С этой женщиной ты растил сына.
— Это женщина — нянька. Очень дорогая нянька, я тебе скажу.
— Так не надо было баловать Юльку! — взорвалась я. Вот мало мне нервов из-за Сереженьки. Теперь мне Лешенька решил добавить! — Ты ей райскую жизнь устроил в отдельно взятой квартире…
— В клетке! Она всю жизнь прожила в клетке! С твоим ребенком, Надя! С твоим! С твоим мужем, если ты не понимаешь. С твоим! Получать от него подачки — это неприятно, Надя. Я это видел, и давал ей больше. Не баловал, нет. Я искупал вину. Перед ней за то, что не смог убедить жену сказать Бэ, после того, как она уже сказала А, дав свою яйцеклетку. Я подходил к зеркалу! — Лешка продолжал раскачивать стол, — и говорил себе: ты не мужик. Ты — тряпка. Весь твой бизнес, это фуфло, мыльный пузырь, пшик… Мужик — это не бабки, мужик — это семья. А у меня семьи нет. Нет. Две семьи! — он затряс двумя пальцами и чуть ослабил давление на стол, который мог не выдержать так же легко, как и мои нервы. — Две и ни одной. Две, чтобы содержать. И ни одной, чтобы жить. Ну что ты на меня смотришь, как тупая овца?! Ну как мы сейчас объясним это все нашей дочери. Она взрослый человек. Она скажет — вы, родители, ё…сь…