Он, она и три кота
Шрифт:
— Выбор есть всегда. Сколько там секунд? Мне пора…
— Никуда тебе не пора…
Он снова протянул руки, но схватил, к счастью, не за шею, а за талию. Притянул к себе, чтобы я коленкой почувствовала его желание.
— Я тебя не отпущу. Будем сидеть так до утра, если ничего другого ты не хочешь.
— Другого? Здесь люди мимо ходят…
Хотелось улыбаться, но у него нарисовалось на лице совсем похоронное выражение.
— Тебе стыдно? Только и всего? Ну… в глазок окно не видно, а шаги услышим… Если что…
— Если что
По его губам пробежала радуга усмешки — такая она была яркая, что я зажмурилась.
— Мне даже убалтывать тебя не придется…
Поцелуй тоже был ярким, горячим и долгим — за него я потеряла озорные Савкины руки и тут же почувствовала их на коленках. До этого он упирался в них ногами, а сейчас решил развести — нет, моя юбка сшита не дешевыми китайскими нитками…
— Соглашайся… — уперся он тогда лбом в мой лоб, продолжая буравить взглядом. — Я же у тебя ради секса. Бьюсь об заклад, ты никогда не трахалась в подъезде и точно не будешь делать этого с другим?
— Я выросла в то время, когда в подъезд входили, держа наперевес баллончик со слезоточивым газом. Савка, отстань…
Нет, восклицательный знак поставить не удалось: Савка слизал его с моих губ языком — шершавым, как у кота… Он разве всегда был таким распущенным? Ведь не был!
— Это твой последний шанс на секс без баллончика со слезоточивым газом.
— Это мой последний секс с тобой, договорились? Последний. Если я соглашусь, ты больше ко мне не придешь, понял?
Он кивнул и снова отправился на войну с моей юбкой, но она нужна была мне целой, и я снова схватила его за руки, сжала своими влажными ладонями — что он со мной делает, что? И что я делаю с ним и где?
— Мы не на съемках французского кино. На мне колготки, а не чулки…
Я толкнула его, он отступил. Я хотела скинуть куртку, но он перехватил мою и бросил на подоконник свою темную. Мне оставалось превратить юбку в пояс и удержать колготки на одной ноге… Пардон май френч, но у нас не будет второго дубля… И у меня нет дублерши-каскадерши, так что окно должно остаться целым… И актер совсем молодой — жалко будет придушить его, так что лучше найти руками не шею, а бедра, чтобы удержать джинсы выше колен. Мне, кажется, будет, что вспомнить на старости лет…
Глава 8.4 “Коньячная правда”
— Мам, ну и где твои полчаса? — с укором посмотрела на меня Оливка, продолжавшая сидеть за оставленным мною столиком.
Где мои мозги? Колготки с юбкой, надеюсь, на месте, как и молния на куртке, которую я смогла застегнуть только с третьего раза. Первый и последний раз — это слишком по-французски, слишком…
— Что у тебя с губой?
— Порезалась банкой из-под колы. Что ты так на меня смотришь? Мне хотелось покрепче, но увы… Боялась не дойду.
— Ты где была?
— Нигде. В городе. Говорила с Миленой.
— До дома не могли подождать?
— Я могла, она — нет. Есть такие женские разговоры, которые не ждут даже секунды.
— Какие такие?
— Ты же не думаешь, что я предам женскую дружбу?
Нет, я ей буду только нагло прикрывать французские поцелуи в грязной подъезде. Я извела пачку бумажных платков и полфлакона духов, чтобы скрыть от дочери свое последнее свидание. Хотелось в душ и в постель, где не будет никого, даже котов. Одного уже мне хватило — давно забытое чувство страха, что родители вернутся раньше времени. Но ни одна дверь не открылась, к счастью… К счастью жильцов, потому что мы вряд ли бы остановили начатое…
— Ну? — смотрела я на дочь с вызовом, чтобы говорила она, а не я.
У меня на лице нездоровый румянец. Если завтра проснусь с температурой, не удивлюсь ни капельки. Мне бы сейчас коньяку. Капельку… И я махнула официанту.
— Он не пришел. Написал, что перепутал время. Попросил перенести встречу на завтра. Мама, я не хочу давать ему второй шанс. Это глупо.
— Глупо было и в первый раз соглашаться. Помнишь у Шаова — чтобы всякие дебилы к нам не лезли из сети, так ведь?
Оливка махнула рукой:
— Я не слушаю твоих стариков!
— А меня послушаешь? Не надо с ним встречаться. У тебя ж не горит? Три недели как с парнем рассталась. Встретишь кого-нибудь скоро при нормальных обстоятельствах.
— А эти чем тебе ненормальные?
Оливка смотрела на меня с вызовом — вот чего завелась: чего запустила программу «мама всегда не права»?
— В клубах, сама знаешь, для чего знакомятся.
— А может мне именно это и надо? Я не хочу отношений. Я в них уже была.
— И чем тебе не понравились отношения с Сашей? — ухватилась я за тоненькую ниточку разговора.
Вдруг не порвется? Вдруг заговорит…
— Скучно. Мне с ним стало скучно.
— И больше ничего?
— Ничего мама. Абсолютно ничего. Саша — образчик хорошего мужа, а мне хороший муж не нужен.
— А какой тебе нужен?
— Никакой. Я не хочу детей. Зачем муж, если не хочешь детей?
Я схватила коньяк, кажется, еще в воздухе и поблагодарила официанта просто кивком, потому что на языке, вместо пошлой благодарности, которую можно заменить щедрыми чаевыми, вертелся серьезный вопрос к дочери, с которым медлить было нельзя:
— Саша хочет детей? Нет, бред… — я тряхнула головой в надежде вытряхнуть все лишнее: и Сашу, и Савку. — Ты… Это… Что…
Я не смогла выговорить слова, но паузы были и без всяких слов такими многозначными, что теперь головой затрясла Оливка.
— Нет, мам… Ничего такого не было. Была ложная, но я изрядно психанула… Испугалась… А он… Саша наоборот обрадовался. Ну, знаешь… У него друзья все старше лет на десять, у всех уже семьи… И какие-то хорошие, все, блин, такие папы образцовые… Подгузники меняют, прижав к плечу айфоны для миллионных сделок. Смешно!