Он приходит по пятницам
Шрифт:
Когда мы через много лет обсуждали сказанное преступницей на допросах, Миша предположил (а он, как вы знаете, был большой любитель остроумных гипотез), что главным мотивом, затянувшим добропорядочную, ни в чем до тех пор не запятнанную женщину в болото преступлений, была не столько жажда бешеных денег, сколько желание сделать нечто выдающееся, решить сложную задачу – она чувствовала, что ей это по плечу. Свой психологический анализ ситуации, в которой оказалась женщина, о которой мы, в сущности, почти ничего и не знали, мой рассказчик основывал главным образом на том, что сам он чувствовал (и не хотел этого скрывать) в своей душе нечто близкое – ему казалось, что окажись он в таких же условиях, ему пришли бы в голову сходные мысли.
– Нет. Ты не отбрасывай такую возможность, не подумавши, – горячился Миша, встретив с моей стороны довольно прохладное отношение к его романтической, как мне тогда показалось, теории, объясняющей решение нашей героини пойти на преступление. – Вот живет человек, с хлеба на квас перебивается, суетится, выгадывает что-то по мелочи – то есть живет, как почти все мы живем. И главное, понимает, что деваться ему некуда и придется ему эту лямку тянуть до самой смерти. Нет у него ни малейшего шанса выбиться из этой колеи, что бы он ни сделал. Впереди – докуда взгляда хватает – ровно то же самое, что и позади. В молодости это еще не так очевидно, но с годами такое ощущение всё усиливается. Летишь по уложенным судьбой рельсам прямо в могилу. Нет смысла гадать, что там за поворотом, ты уже понял, что там всё то же самое. И вот случай преподносит тебе неожиданную возможность проявить себя, доказать самому себе, что ты еще жив и что всякое еще может быть. Надо только тщательно всё продумать, взвесить, рассчитать, и ты одним махом вырвешься из той клетки, из которой не было никакого выхода. Чем не соблазн? Даже не важно, что будет потом. Важно, что это будет нечто новое, о чем ты и думать прежде не мог. И не менее важно, что это будет твоя заслуга – это ты, увидев призрачную возможность, догадался, как добиться ее осуществления, сумел преодолеть препятствия, избежал всех капканов и ловушек на своем пути и сделал то, о чем большинство людишек и думать не смеет. А вот ты – другой: ты поставил перед собой задачу и ее решил. Сам. Своим умом.
Конечно, в большинстве случаев любые подобные рассуждения и предположения поневоле воспринимаются как туманные и весьма проблематичные. Не стоит, вероятно, здесь вновь вспоминать про уже известные читателю потемки… Без этого всё ясно. Но, обдумывая наши с Мишей тогдашние разговоры сейчас, я связываю его экскурс в психологию преступления с другим высказыванием допрашиваемой, о котором Костя сообщил приятелю с некоторым недоумением: вот как, дескать, эта бабка смотрит на свои делишки – любопытный взгляд, ничего не скажешь. Откровение Анны Леонидовны было вызвано Костиным вопросом, в котором как-то затрагивалась моральная сторона ее поступков. Что-то вроде: И не жалко было вам Мизулина и кладовщицу? Вы же заранее знали, что их придется убрать. На что наша героиня отвечала, что ей никого не жалко. Ни себя, ни тех, кого ей пришлось лишить жизни. И добавила к сказанному еще несколько фраз – видимо, почувствовала, что ее ответ поймут как-нибудь не так, перетолкуют по-своему. Я попытаюсь – как смогу и как запомнилось – передать хотя бы смысл ее объяснения: Так-то они оба безобидные были – за что их убивать? Но у меня ведь всё рассчитано было, все по плану. Не могла я допустить, чтобы они заговорили. И это вам, молодым, кажется, что смерть – страшное зло. А, на самом-то деле, что в ней такого уж страшного? Чем она страшнее нашей жизни? Я вот до старости небо коптила – и что? Могла бы и много лет назад помереть – какая разница? Зачем мне эти годы нужны были? Дольше промаялась бы? Вот Сашка этот – зачем ему было жить? Ведь ясно было, что с ним через пару лет будет – ну, протянул бы еще сколько-то… зачем? А так он хоть месяц человеком пробыл – ожил, размечтался, планы какие-то строил, как и что он сделает… Вовремя я его… он и понять ничего не успел, так со своими планами и умер… человеком умер. Я ведь потому так и решила сразу – видела, что не сможет он удержаться, возьмут его через две недели после того, как ему какие-то деньги в руки попадут. Лучше бы ему было, если бы он здесь вместе со мной очутился? Нет… вовремя он умер. Да и Нина тоже… Вы же понимаете, не могла я ее так оставить – это ведь она мне про платину разболтала и даже показала мне ее. Скажи она вам об этом, и всё… Достаточно было обратить на меня внимание, и никак бы я не отвертелась. Не будь этого, жила бы она себе, так бы проболтала, прохихикала, прошушукалась с подружками, дотянула бы до пенсии… А зачем? В смерти, конечно, ничего хорошего нет, но и такая бессмысленная жизнь ничем ее не лучше. О чем тут жалеть?
На этом допрос закончился – старуха устала, и Костя ее отпустил. Однако речи ее запомнил и пересказал своему соратнику, а тот в свою очередь мне. Теперь и вам, читатель, стало известно их содержание – в моем пересказе, разумеется. Так вот: необычный для нас взгляд Анны Леонидовны на вопросы жизни и смерти и ее явно выраженное нежелание бессмысленно коптить небо (и даже сквозящее в ее высказываниях презрение к тем, кто ведет подобное, недостойное человека существование) смыкаются, как мне кажется, с Мишиными фантазиями относительно мотивов, подвигших эту ничем с виду неприметную пожилую женщину на опасную авантюру. Не исключаю, что она восприняла ситуацию, как вызов судьбы, как проверку ее ума, ловкости, бесстрашия и умения обращать обстоятельства в свою пользу. Судьба, так сказать, разложила перед ней карты и предложила сыграть. На кону была ее не вызывавшая ни малейшей радости жизнь, а потенциальным выигрышем – возможность ее резко изменить. Наша героиня не отказалась от предложенной ей игры и даже чуть было не выиграла. Во всяком случае, вероятность того, что она обведет сыщиков вокруг пальца и добьется своей цели, была очень высока (не могла же она предусмотреть, что следователь призовет на помощь быстрого разумом Мишу). Правда, остается не очень ясным, что бы она в итоге выиграла, если бы игроцкая фортуна оказалась на ее стороне. Может быть, и ничего, стоящего стольких усилий и переживаний.
Не буду дальше стараться изображать прямую речь этой своеобразной героини нашего романа, так как боюсь, что троекратный пересказ ее слов разными лицами вносит в сказанное слишком много отсебятины. Постараюсь только своими словами кратко передать сказанное Анной Леонидовной во время трех или четырех ее встреч со следователем.
Всё началось, по ее словам, с того момента, как Нина – под большим, как всегда, секретом – поделилась с ней своими опасениями относительно платины, которую обещают, обещают, но вот уже второй месяц никак не могут забрать, и она по-прежнему хранится на ее складе. Ой, чует мое сердце, добром это не кончится, – причитала она, сетуя на свою невезучесть и выпавшие на ее долю тревоги. Однако, показывая пораженной Анне Леонидовне стопку коробок с моточками проволоки, она демонстрировала их с некоторой даже гордостью – вероятно, ей отчасти и нравилось ощущать себя отмеченной роком и стоящей у бездны на краю. Ты молчи (дура – добавлено было в уме), никому об этом не заикайся! – только и смогла сказать наша героиня в ответ на поверенную ей тайну.
Сам факт, что такое несметное богатство лежит, сваленное грудой за корявыми корзинами с кислотой, совсем рядом – только руку протяни! – никак не выходил у нее из головы. В течение нескольких последующих дней она, вспоминая увиденное, невольно стала прикидывать, как должен был бы действовать лихой человек, действительно решившийся протянуть руку за этими сокровищами. Конечно, проще всего было бы зайти на склад, дать чем-нибудь тяжелым Нине по голове, перегрузить содержимое коробок в две прихваченные с собой сумки и выйти обычным путем из института – ищите теперь ветра в поле! Но такой план требовал отчаянной дерзости и легко мог привести налетчика к полному краху при неудачном для него стечении обстоятельств, которые невозможно заранее предвидеть. Какое-то грубое, примитивное, неэлегантно выстроенное преступление, не требующее от исполнителя ничего кроме готовности действовать нахрапом и в расчете на авось, повезет. Размышляя – чисто теоретически – над этими материями, наша героиня шаг за шагом перешла на позицию человека, обдумывающего, как бы он сам взялся за такое дело, если бы поставил себе цель завладеть рядом находящимся богатством и при этом обеспечить себе максимальную безопасность.
Через пару дней в ее голове уже созрел тщательно разработанный план. Это она придумала простые трюки с дверью черного хода и с незаметным лазом на склад из соседней комнатушки. Как ни просты были эти уловки, а всё же они оказались (как мы видели) достаточно эффективными, чтобы заморочить голову милиции на довольно долгий срок. Для воплощения этого плана в жизнь ей (Анна Леонидовна уже и не видела никого другого в роли похитителя платины) требовался помощник, и она сразу же наметила подходящую кандидатуру – бывшего институтского электрика, более или менее ей знакомого. Незадолго перед этим она случайно встретилась с этим Сашкой в магазине, и тот похвастался, что удачно устроился в своей лифтомонтажной конторе и ничуть не жалеет о покинутом НИИКИЭМСе. Найти его было легко, и задумавшая отчаянную аферу преступница была почти уверена, что тот не устоит перед соблазном и пойдет на сотрудничество – слишком уж большой куш она ему посулит, не сможет он устоять. Она сразу же предполагала, что после того, как Сашка выполнит свою задачу, его придется каким-то способом убрать, но это ее уже не пугало, и она хладнокровно внесла еще один пункт в свой план наряду с точно так же запланированным отравлением Нины (всё было ею предусмотрено и запланировано задолго до того, как воплотилось в реальность). Незаметно для себя она уже привыкла не пугаться таких мыслей и в душе уже стала на преступный путь, если воспользоваться расхожим выражением из советских душеспасительных книжечек, предостерегавших молодых людей от соскальзывания на эту пагубную дорожку. Как и в читанных ею детективах, все персонажи, задействованные в плане задумываемого идеального преступления, уже не вызывали ни малейшего сочувствия и представлялись Анне Леонидовне (внутренне, можно сказать, переродившейся и безудержно катившейся в адскую тьму) лишь шахматными фигурками, предназначенными быть удаленными с поля действия при очередном ходе гроссмейстера. Ни она сама, ни те, кто невольно становился препятствием на избранном ею пути, уже не имели никакого самостоятельного значения – все ходы диктовала затеваемая ею игра, и перед ее требованиями не могли устоять никакие сентиментальные соображения.
План игры предусматривал мельчайшие детали, которые наша героиня держала в голове, не доверяя их бумаге и не делая ни единой заметки. Еще не сделав ни одного реального шага для подготовки хищения, Анна Леонидовна уже знала, как она выкопает ямку в кладовке, каких та будет размеров и куда она вынесет лишнюю землю. Как под любым предлогом втайне посетит Сашкино жилище и даже как оставит там женский платочек, надушенный Ниниными духами, чтобы направить следствие на ложный путь. Как она, осуществив задуманное, через некоторое время «заболеет» и ляжет в больницу (полученные ею когда-то знания по фармакологии и купленные загодя простейшие, но сильнодействующие таблетки должны были без труда сбить с толку врачей, у которых не могло быть ни малейших подозрений о возможной симуляции), а затем тихо уволится, сославшись на состояние здоровья. И только потом, через несколько, может быть, месяцев, когда всё уляжется и когда ее присутствие на сцене в момент похищения платины забудется, она планировала взяться за обращение своей добычи в наличные деньги. Относительно этой части своего плана Анна Леонидовна решительно отказалась выдавать свои тайны следователю. Она лишь туманно намекнула, что был у нее на примете некий человечек – давний случайный знакомый еще по годам ее работы в санэпидстанции, но он ни в чем не участвовал и ничего не знал о ее планах, а потому она не станет привлекать к нему внимание милиции и брать еще один грех на свою душу. Поверьте, он тут ни при чем – и весь сказ, – твердо заявила она Косте, да тот и сам не рвался разоблачать этого любопытного человечка – у него и без того была еще уйма хлопот.
Центральной частью всего плана был, как ни парадоксально, миф о регулярном возвращении трупа. Как ни дик был этот ход в задуманной ею преступной игре, а своей несусветной дикостью он давал преступнице важные преимущества и должен был обеспечить ей желаемое место в будущем расследовании. Суть дела в том, что занимаемая нашей героиней позиция ночного вахтера была и чрезвычайно удобной для претворения преступного плана в жизнь, и одновременно совсем непригодной для успешного выполнения задуманного. С одной стороны, во время своих дежурств она была единственным человеком в здании и могла на протяжении всей ночи делать, что угодно, не опасаясь посторонних глаз и ушей. Но с другой – эта позиция гарантировала, что после того, как кража будет обнаружена, она автоматически займет место главной подозреваемой. Именно потому, что у нее были все возможности украсть или обеспечить такую возможность своим сообщникам. Она не сомневалась, что при таком раскладе милиция вцепится в нее мертвой хваткой и что-нибудь да выжмет, не говоря уже о том, что нескольких месяцев в следственном изоляторе ей не миновать. И даже, если украденная платина не будет обнаружена, и ее выпустят оттуда за недостатком улик, все последующие годы она будет находиться под пристальным надзором милиции, так что о реализации добычи не стоит и мечтать. Казалось бы, налицо ситуация, из которой она не могла надеяться выйти приемлемым для себя образом, – классическое положение: куда ни кинь, всюду клин. Оставалось только бросить все эти несбыточные бредни и оставить желанную платину тем бесшабашным налетчикам, которые, долго не раздумывая, ворвутся с ножами и револьверами, сгребут добычу и постараются скрыться в неизвестном направлении – а там уж, как повезет. У них ведь простой принцип: кто не рискует, тот не пьет шампанское. Джентльмены удачи! Что тут скажешь?
Ясно, что следовать этому принципу Анна Леонидовна вовсе не собиралась. Не тот она была человек, и в своих планах рассчитывала не столько на удачу, сколько на свои серые клеточки [31] . Тут стоит, вероятно, заметить, что стоявшая перед ней – и на первый взгляд неразрешимая – проблема: как реализовать преимущества своей позиции и в то же время нейтрализовать присущий ей кардинальный недостаток, была аналогична проблемам, встающим перед любым изобретателем, желающим избавиться от недостатков уже существующей конструкции, сохранив ее достоинства. Удачную формулировку такого рода проблем (но не решений) можно найти в детской сказке про волшебную дудочку и кувшинчик. И надо отдать должное изобретательским способностям Анны Леонидовны и творческой мощи ее серых клеточек, она нашла остроумный вариант решения. Уже зная, как было дело, читатель может усомниться в эффективности и надежности использованной ею тактики – ведь разоблачили же ее в конце концов. Тем не менее, факт остается фактом: ее изобретение оказалось достаточно действенным, и не допусти она маленькую ошибку, ставшую для Миши той детективной зацепкой, которая дала ему возможность докопаться до истины, еще неизвестно, чем бы кончилось ее опасное предприятие.
31
На всякий случай поясню всё же, что использованное мною выражение не следует приписывать героине романа – она, по всей видимости, и не знала такого.