Он приходит по пятницам
Шрифт:
Завернув за угол коридора и остановившись перед вахтерской клетушкой, Костя с Мишей напряженно прислушивались, донесутся ли сюда какие-то звуки. Вахтерша с любопытством на них поглядывала, но вопросов не задавала. Завтра же пойдет слух, что я непонятно чем занимался со следователем, – с досадой подумал Михаил, – да и черт с ним. Шила в мешке не утаишь. Через пару минут до его слуха дошел слабый, но все же различимый звук: тук… тук… тук… Однако продолжения этой серии не последовало. Они с Костей переглянулись и вернулись к Олегу.
– Итак, слышно только самые громкие бабаханья, – подвел черту под следственным экспериментом Костя. – Да и то, вахтерша со своего места, похоже, их не слышала. А, если бы задвинула свое окошко, то уж точно ничего бы не услышала.
Он немного подумал.
– Жаль у нас пилы с собой нет. А тут ее нельзя раздобыть? – обратился он к Мише.
– Запросто.
– Самое то, что нужно. Сбегай, принеси.
Командированный за пилкой Ватсон быстро вернулся, и эксперимент был повторен в наиболее приближенном к реальности варианте. Друзья убедились, что услышать снаружи, как Олег усердно пилит полотно двери, можно только стоя рядом и приложив ухо к щели между дверью и косяком. (Нынешний читатель, замечу в скобках, должен иметь в виду, что в здании НИИКИЭМСа – как, впрочем, и в большинстве тогдашних контор – все двери были старого образца и еще довоенной выделки, то есть из настоящего дерева, толстые, многослойные, со ступенчатыми краями, подогнанными к соответствующим выступам на косяках именно затем, чтобы уменьшить проникновение шума. Не надо их равнять с современными стандартными изделиями из пяти брусочков, оклеенных красивой картонкой).
На этом сыщики посчитали свои труды законченными, да и время уже приближалось к половине восьмого. Олег был отпущен восвояси. Правда, лишь после того, как, сев в складской комнате за стол, написал за Костю расписку в том, что ключи от комнат №№ 13 и 13а временно изъяты в интересах следствия по уголовному делу №… Наш Холмс, как видим, строго выдерживал свою линию, сформулированную им по поводу появления стажера: по крайней мере, будет кому бумажки писать.
– Вот и всё. – Костя подписал бумажку и вручил ее своему подчиненному. – Отдай вахтерше и свободен. Мы здесь всё закроем и тоже пойдем. Завтра я отправлю сюда криминалистов – пусть задокументируют. А с тобой встречаемся утром в управлении. Да. Еще… Дай вахтерше наш телефон, пусть запишет на всякий случай. Если кто к ней придираться будет, пусть нам звонят. Чао!
Не буду тратить время на описание всяческих мелочей и скажу только, что из НИИКИЭМСа наши герои отправились прямо к Косте домой, где еще почти час обсуждали свои текущие дела и положение, в котором оказалось их расследование.
Во-первых, Константин рассказал о своем утреннем разговоре с начальником отдела, суть которого была уже изложена на предыдущих страницах и, следовательно, известна читателю. И хотя окончательное решение начальства оставалось еще неопределенным, Мише показалось, что его соратник чувствовал себя более уверенно, чем это было вчера. Появилась надежда, что ему будет дозволено продолжать следствие по этому делу. Возможно, что тонизирующий эффект оказали результаты сегодняшнего обследования склада – всё-таки механика хищения была теперь полностью выяснена. И значит, молодой следователь не протирал даром штаны, а успешно работал. Тем не менее, недоверчивый Ватсон не исключал и другой причины: высокопоставленный папашка успел сообщить сыну о предпринятых им мерах и хотя бы частично его успокоить – работай, дескать, как-нибудь всё уладится – я подстрахую. Не знаю, пришла ли эта мысль Мише в голову тогда же или же он пришел к ней лишь в то время, когда рассказывал мне эту историю. Если верно второе, то придется признать, что за истекшие десять лет рассказчик заметно сдвинулся в сторону тотального недоверия ко всем видам и разновидностям властей предержащих. Отсюда уже недалеко и до радикально сформулированной максимы: Всякий начальник – естественный враг трудящегося человека. Насколько она справедлива и всеобъемлюща, сказать трудно, но спорить с ней я не собираюсь.
Что же касается перспектив и направлений дальнейшего расследования, то здесь всё по-прежнему выглядело крайне неопределенно и достаточно мрачно. Особенно это касалось будущего участия в деле нашего Ватсона: казалось, что ему – как он уже и думал – не находится значимого места в последующем развитии этой истории. Похоже, они уже выяснили всё, что можно было найти в НИИКИЭМСе, и сегодняшние находки только подчеркивали завершенность этой линии совместного расследования. А что дальше?
Надо сказать, Холмс ни одним словом не намекал, что соратник ему больше не требуется. Он, как и раньше, выкладывал Ватсону свои соображения и планы и ожидал его активного участия в обсуждении. Но это сейчас, а впоследствии может получиться, что их сотрудничество постепенно сойдет на нет, поскольку Мише нечем будет заинтересовать приятеля. Но, как бы то ни было, тем вечером Костя, рассуждая вслух, говорил, а верный (хотя и неуверенный в своем детективном будущем) Ватсон, его слушал.
– За что надо сейчас браться и как действовать, я, как ты сам понимаешь, толком и не знаю. Но нос вешать не надо. Вообще-то говоря, это самое обычное для
Костя пригладил волосы на затылке, закурил очередную сигарету и продолжил свои рассуждения:
– На данный момент я вижу только одну конкретную зацепку – это Петунина, как возможная наводчица. Не будем сейчас предрешать: в доле она или просто проболталась, но ее роль в информировании бандюг вполне вероятна. Надо с ней разбираться. Я уже поговорил сегодня с тем, с другим: с этой Петуниной всё непросто, но зато есть многообещающая почва для поиска нужного нам человечка. Она училась в одиннадцатой школе – это за Каменкой, на горе. Хулиганский, как ты знаешь, район. Там полно нашего контингента. Ну и детишки у них соответствующие. За одним из ее одноклассников уже две ходки [29] числится, да и полно там такого добра. Другой вопрос: с кем из них наша Петунина может водиться, но то, что она с многими из них знакома, непреложный факт, наводящий на определенные размышления. Надо тщательно разобраться с кругом ее нынешнего общения и с теми интересными для нас субъектами, которые могут в этот круг входить. Я уже дал нашим оперативникам такое задание – думаю, что в ближайшие дни чего-нибудь и накопают. Тогда и обсудим дальнейшие шаги.
29
Я не уверен, что слово ходка стоит разъяснять читателям. Я-то его, пожалуй, первый раз от Миши и услышал, но теперь другие времена, и вся эта тюремно-блатная терминология сейчас у всех на слуху. Возьми любую газету или журнал, не говоря уже о популярных «боевиках», и наткнешься на что-то подобное. А многие газетные статьи так и вовсе чуть ли не на фене написаны.
Но всё же поясню отсталой части моих потенциальных читателей: ходкой в криминальных кругах называют судимость и, соответственно, отсидку в местах лишения свободы. Чем больше у блатного пацана ходок (приравниваемых к боевой медали или, может быть, к нашивке за ранение), тем солиднее выглядит его послужной список в среде ему подобных.
Ватсон внутренне встрепенулся, услышав последнюю фразу своего Холмса: вишь ты – обсудим – вроде бы, не собирается он меня за борт выбрасывать. Однако Константин вовсе не намеревался заканчивать свои рассуждения. Чуть обождав, он продолжил:
– Я вот еще что хочу сказать… обдумать вместе с тобой… есть тут одна несообразность… Вот смотри. Сегодня мы уже почти всё это дело в общих чертах себе представляем: зачем лезли в ваш институт, как залезли, почему этих двоих ликвидировали – вряд ли тут большие сомнения могут быть…. Всё как-то более или менее укладывается в осмысленную картинку. Однако есть один момент, который я не могу понять. То есть я вижу только одну нестыковку – если, конечно, не считать этого дурацкого спектакля с хождением покойника туда и сюда, но об этом мы уже сто раз говорили – а сейчас я другое имею в виду. Это ощущение у меня только сегодня возникло, раньше-то ему и взяться было неоткуда. Ты сам видел, что им – ворюгам – надо было сделать, чтобы попасть на склад. Не так уж и много работы, причем работы простейшей, неквалифицированной. Не сомневаюсь, что непосредственно занимался всем этим выпиливанием бедолага-электрик – для того его и привлекли к делу. Сами-то воры, я думаю, стояли на стреме у двери на черную лестницу – чуть что вжик и нету их. Если вахтерша что услышит и застукают этого Мизулина за черным делом, то – вот он ворюга, а про них ему и рассказать-то нечего. Что он про них может знать? Это всё в общем-то понятно, но я-то о другом. Вся эта работа могла занять не больше двух дней, учитывая даже, что надо было действовать максимально осторожно и обязательно каждый раз приводить всё в исходное состояние. Ты же видел: пылью пол и все эти стенды присыпали – глянешь, и никаких сомнений, что в эту кладовку со времени прошлого ремонта никто не заглядывал. Пусть даже три дня им для этого понадобилось – но не больше же? С чем там возиться, чего тянуть? И тогда возникает вопрос: почему они растянули это на две недели? Пятница, конечно, наиболее удобный день для этих мероприятий, но… Ведь платину-то в любой момент могли вывезти на завод, как же они могли так рисковать? Не могли же они знать, сколько она там будет лежать… Или могли?.. А, может, это гастролеры?..