Он тебя не любит(?)
Шрифт:
— Это отцовские гены в тебе, доченька, он тоже такой был.
И теперь Эва просила все отцовские гены прийти ей на помощь, потому что сил сопротивляться Макару у нее уже не было. Мак вздрогнул и отпустил ее затылок, а потом и сам от нее оттолкнулся.
— Хорошо, тогда нам конечно лучше расстаться, — а потом снова качнулся обратно. — Но я все же предлагаю пока просто взять паузу. Я сниму тебе квартиру и буду помогать, ты продолжишь лечение в клинике, я улажу все в работе, а потом мы попробуем снова, если ты захочешь. Ты согласна?
— Да, — главное было со всем соглашаться, хотя стоило только представить
— Только почему тогда, если он такой правильный… — он снова прижался к ней лбом, и у нее в груди снова запекло, — почему тогда так больно, Эва?
Ей тоже было больно, очень больно, она думала, что когда умерла мама, большей боли испытать невозможно. Теперь она знала, что можно, потому что хоронить живых оказалось намного больнее.
— Сегодня я лягу в гостиной, Макар, — Эва «включила» гены и заставила себя улыбнуться, хоть Мак по-прежнему выглядел потерянным, — все-таки, теперь я у тебя в гостях…
Глава 18
Спать хотелось дико, это было нормальное состояние Макара с тех пор, как он взвалил на себя обязанности генерального директора, но уснуть не получалось. Разговор с Эвой не шел из головы, и хоть они будто бы договорились до чего-то — Эва согласилась, чтобы он снимал для нее квартиру, по-прежнему участвовал в ее жизни, — Макара не покидало предчувствие чего-то неотвратимого. Предчувствие того, что это неверное решение, которое обойдется ему… Дорого. Очень дорого.
Но дальше так продолжаться не могло. Макар даже думать не хотел, что будет, если его подозрения оправдаются, и Эва уходит только для того, чтобы встречаться с тем парнем, из-за которого начались их отношения. Или благодаря которому.
Макар точно знал день, с которого все началось. К нему пришел Тимур, они разговаривали и на каком-то этапе чуть было не подрались — Мак схватил его за грудки и тряс так, что у того чуть голова не отвалилась. Когда узнал, что на его Эвочку пускают слюни практически все его друзья.
«Так женись, если над ней трясешься, дай понять, что это твое, — сказал раздраженно Тимур, отталкивая взбешенного Макара, — и все тогда перестанут на нее слюни пускать».
А он да, реально взбесился, самому за себя страшно стало, и это тоже его пугало. Он готов был ударить Тимура, он чуть не утопил Игоря, Дэна вообще чуть не убил за то, что тот хватал Эву за плечи. Его накрывало от одной только мысли, что кто-то к ней просто прикоснется, его трясло от злости, когда он представлял, что ее кто-то поцелует. И это сумасшествие никак нельзя было назвать любовью.
Макар был влюблен только один раз в жизни, он хорошо знал это чувство — сладкое, щемящее желание, которое не имело ничего общего с той гремучей смесью, что сотрясала его в отношении Эвы. Животная страсть в сочетании с непонятной, накатывающей нежностью, желанием спрятать ее ото всех, контролировать каждый ее вдох, каждое движение — это держало в таком сумасшедшем напряжении, что он совсем измучился.
Макар помнил, как отреагировал на то, что Алена теперь с Русом. Он ревновал Алену к человеку, которого считал лучшим другом, злился, что его предпочли другому, это
Он страшился таких чувств. С тех пор, как ушел отец, Мак хорошо усвоил, что мужчина должен отвечать за свои поступки и принимать решения, руководствуясь холодным рассудком, а не тем местом, куда приливает вся кровь в определенные моменты. Мать все время об этом твердила.
Отец бросил их ради молодой провинциалки, и для матери это было страшным ударом. Ни разу до конца своих дней она не назвала Веронику по имени, а придумывала ей оскорбительные прозвища, и сразу же подала на развод, запретив Макару общаться с отцом. Мак разрывался между родителями, но настоящий ад начался, когда отец предпринял попытку вернуться в семью.
Макар до сих пор не мог понять, почему мать, настолько страдая от предательства мужа, стояла насмерть, отказавшись даже встретиться с ним. Только сейчас отец рассказал ему, что хотел вернуться, но по сути, мать сама подтолкнула его к женитьбе на Веронике. И Макару совсем не нравилось, что в глазах старшего Демидова вторая семья так и осталась на втором месте.
Отец больше не хотел детей, сестренка родилась только после того, как не стало матери Макара. Его отношение к Веронике было скорее снисходительным, а она такого совсем не заслуживала. Она любила его, Мак видел это своими глазами, и в который раз убеждался, что брак должен быть один — раз и навсегда.
Вот только спроецировать отношения родителей на себя у него никак не получалось. Он сравнивал свое отношение к Алене и получал кальку родительских отношений — ровные, теплые и… домашние. Он так давно знал Алену, что ему казалось, они уже породнились. А вот ураган по имени Эвангелина в эту кальку никак не вписывался. Значит, их отношения и есть та самая похоть, инстинкты, о которых без конца твердила мать?
Это переворачивало с ног на голову все его представления о чувствах, такие отношения изматывали, потому что превратились в самую настоящую зависимость. Он не кривил душой перед другом, говоря, что лучше бы их не было. Да, наверное, Макар тысячу раз предпочел бы им привычную тихую и спокойную любовь. Но как наркоман, с первого же раза пристрастившийся к дозе, отказаться от Эвы сам Макар не мог. Поэтому он сделал Эве предложение. Оставалось только понять, как ко всему этому относится Эва.
Несмотря на то, что он изучил каждый сантиметр ее тела, эта девушка оставалась для него темным неизведанным омутом. Если Мак знал, что нужно делать, чтобы она выгибалась под ним с хриплыми стонами, то как сделать, чтобы в ее глазах мелькнула жизнь, он не знал.
Она открылась лишь несколько раз — когда он позвал ее с собой жить, когда надел на пальчик колечко, иногда в ее глазах появлялся живой блеск, когда они ужинали дома или в обнимку смотрели телевизор. Тогда ему казалось, что она вся его, его Эвочка. Но бывало и такое, что блеск становился холоднее ночи, и Макар ощущал себя бесконечно далеким, как тогда, когда он нашел ее по геолокации на окраине города в дешевом кафе.