Она была такая хорошая
Шрифт:
— Но вы должны!
— Мне очень жаль.
Неужели он не шутит? Неужели он вот так отвернется от нее и заявит, что не может помочь, после того как понял, в каком она положении?
— Но это же нечестно! — вырвалось у нее.
Он опять покачал головой.
— Вовсе нет.
— И что же вы собираетесь делать? Сидеть здесь и двигать очки вверх-вниз? Одарять меня своими мудрыми советами? Говорить мне „голубушка“?! — Люси овладела собой и села. — Простите! Я не это хотела сказать. Но почему же вы… Вы же поняли, как обстоит дело. — У Люси
— Человек может только то, что он может. Это общий закон. Мало ли чего от нас требуют?
— Пожалуйста, не говорите мне прописные истины, да еще таким тоном, — сердито сказала она. — Я не ребенок.
На секунду воцарилось молчание. Затем он поднялся.
— Но что же будет со мной? Если вы не поможете…
Он обошел вокруг стола.
— Значит, вам все равно, что со мной будет? — спросила она. И тут Люси впервые почувствовала, что доктору не терпится выпроводить ее.
— Вы не вправе рассчитывать, барышня, что я буду вас спасать, — сказал он.
Она поднялась и посмотрела ему прямо в лицо — он уже стоял у двери.
— Пожалуйста, не читайте мне нотаций с высоты своего величия. Я не намерена выслушивать поучения совершенно незнакомого человека, который ровно ничего не знает о том, что мне пришлось перенести. Я совсем не такая, как все эти восемнадцатилетние девчонки, и не нуждаюсь в ваших нотациях.
— А что же вы хотели услышать? — спросил он раздраженно.
— То есть?
— Я спрашиваю, на что вы рассчитывали? Да, Люси, вы совершенно правы, — сказал он, — вы совсем не такая, как все эти восемнадцатилетние девчонки. — Он распахнул дверь.
— Но что же будет со мной? Как вы можете быть таким жестоким?
— Надеюсь, все-таки найдется человек, которого вы послушаете, — отозвался он.
— Вряд ли, — ответила она резко.
— Тем хуже для вас.
— Ну что ж, — сказала Люси, застегивая пальто, — желаю вам счастья в вашем уютном домике. Да, ступайте домой и будьте счастливы со своей мудростью, со своими очками, со своим дипломом в рамочке и со своей трусостью!
— Прощайте, — сказал он, па мгновенье прикрыв глаза. — Желаю удачи.
— Я не привыкла надеяться на удачу, доктор. Да и на людей тоже.
— Тогда на кого же вы надеетесь?
— На себя! — сказала она и прошествовала мимо него в раскрытую дверь.
— Всего доброго, — мягко произнес доктор, когда Люси промчалась мимо, и закрыл за ней дверь.
„Ах ты трус, — стонала она сквозь зубы, спеша в „Кофейню“. — Ах ты рохля, — плача, бормотала она, когда шла к автомату с телефонной книгой в руках. — Ах ты жалкий, подлый эгоист“, — когда водила пальцем по желтой странице, отыскивая телефоны врачей и представляя, как все они, один за другим, произносят: „Вы не вправе рассчитывать, барышня, что я буду вас спасать“, и она уходит ни с чем и бредет к другому, точно такому же, униженная, отверженная,
В День Благодарения, когда вся семья собралась в столовой за праздничной индейкой, Люси объяснила родным, что она и Рой Бассарт решили пожениться.
— Что? — изумился отец.
Она повторила.
— С чего это вдруг? — резко спросил отец и отшвырнул нож — он собирался разрезать индейку.
— С того, что нам так захотелось.
Через пять минут за столом осталась одна бабушка. Она продолжала есть и спокойно дошла до кулебяки, пока наверху остальные члены семьи, каждый по-своему, пытались уговорить Люси открыть дверь. Однако Берта все же не упустила случая заявить, что смертельно устала от вечного кавардака и постоянных трагедий — нет, больше она не допустит, чтобы не тот, так другой отравляли ей жизнь изо дня в день.
В четыре часа позвонил Рой. Люси вышла из спальни, но не начала разговора, покуда кухня не опустела. Рой сказал, что им не удастся встретиться до девяти.
Ну, а как вели себя его родные, когда он им рассказал?
Никак. Он еще ничего не сказал.
В половине десятого он позвонил от Сауэрби и сказал, что решил подождать до дома, чтобы сообщить новость родителям наедине. „Хорошо, а когда ты им скажешь, Рой?“ — „Точно не знаю. Ну, а как я могу знать точно? Попозже“. Но ведь неделю назад он сам хотел позвонить им из Форт Кина, ему самому казалось, говорила Люси, что здесь не может быть никаких осложнений: всем и так ясно, что они рано или поздно поженятся. И он сам…
— Слушай, — прервал он, — тут Элли хочет с тобой поговорить.
— Рой!
— Привет! — влезла Элли. — Привет, Люси. Извини, что так долго не писала.
— Хелло, Элинор.
— Ты знаешь, дела, дела, дела. Ну, ты можешь себе представить. Я прямо схожу с ума от всех этих наук. А сейчас мы тут слушали про приключения Роя в „Британии“ и просто животики надорвали. Ну и местечко! Хватанули уже — будь здоров! Слушай, давай сюда.
— Нет, мне надо быть дома.
— Ты, я думаю, не обижаешься, что я тебе не писала… или обижаешься?
— Нет, что ты!
— Ну, тогда хорошо. До завтра. Мне надо тебе кое-что рассказать. Я познакомилась с таким замечательным типом, — Элли перешла на шепот, — чуть было не послала тебе его карточку, вот до чего дошла. Он прелесть, просто прелесть!
В полночь Люси вышла из спальни и сама позвонила Рою.
— Ну как, сказал?
— Слушай, ну что ты делаешь? Все уже спят.
— Значит, ты не говорил?
— Было уже поздно.
— Но я ведь уже своим сказала.
— Слушай, отец вышел на лестницу и спрашивает, кто звонит.
— Ну и что такого? Скажи, что я.
— Знаешь, будь добра, прекрати указывать, что мне делать, — ответил он, — я скажу, когда мне…
Вдруг он повесил трубку. Она опять набрала номер. На этот раз к телефону подошел мистер Бассарт.
— Кто это? — спросил он.
Люси задержала дыхание.