Она была такая хорошая
Шрифт:
Сегодняшнюю прогулку и этот ленч (приготовленный его матерью) Рой устроил в честь отъезда Джоя Витстоуна, которого считал своим лучшим другом. Люси же Джой всегда казался просто остолопом. Возможно, он и великий спортсмен, и нельзя не признать, что он хорош собой и вид у него мужественный, если вам по вкусу этот тип, но у Джоя никогда не было в голове ни единой собственной мысли. Он всегда и со всем соглашался. По временам ее так и подмывало прочитать вслух Декларацию Независимости единственно для того, чтобы посмотреть, как он будет кивать головой и поддакивать знаменитым высказыванием: „Ей-ей, это
Внизу на крокетной площадке Рой выкрикивал:
— Два — ноль.
— Пошел, — говорил Джой, чисто прогоняя деревянный шар через воротца на другом конце площадки. — Ура, Джой Золотые руки!
— Ну и дела, — отзывался Рой кисло. — Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать.
— Давай, сосунок, давай, — говорил Джой и вставал с молотком наизготовку, словно бейсболист, который вот-вот ударит по мячу. — Эй, — крикнул Джой и ударил по воображаемому шару. — Герой с дырой, валяй, бей…
— Мимо! — крикнул Рой.
— Сила есть, ума не надо, — сказал Джой. — Хрен в зубы, старичок…
— Ш-ш-ш, тихо, — остановил его Рой, быстро оглядываясь на окна дома, а Джой засмеялся и упал на траву.
…Как же теперь с колледжем? Как вообще с Сауэрби? И с будущим Элли, если ей придется выйти замуж за Джоя Витстоуна? А вдруг он уже все знает и ему наплевать? Или, может, совсем наоборот — он хочет жениться на Элли, а она плачет, потому что ей это ни к чему?!
— Мне нужно… Мне нужно рассказать тебе кое-что, — повернулась Элли, прижимая подушку к груди.
— Что? — участливо спросила Люси, — что, Элли?
Элли опять уткнулась в подушку и зарыдала. Она сделала глупость. Непоправимую глупость. Теперь ничего никогда не будет по-прежнему.
— Почему? Что произошло?
Она подслушала телефонный разговор.
— И не в первый раз, — призналась Элли, рыдая.
Значит, она не беременна.
За окном послышался голос Роя.
— Нижний!
— Пошел! — сказал Джой. — Крой, если можешь!
— Есть! — крикнул Рой. — И еще! Два-ноль!
Люси нетерпеливо произнесла:
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Элли.
— Я подслушала телефонный разговор… и это было ужасно!
— Чей разговор?
— Ох, Люси, только бы мама не узнала.
— Да о чем?
— Дверь заперта? — спросила Элли.
— Ты же сама закрыла, — сказала Люси.
— Тогда… Сядь сюда. На кровать. Не хочу кричать на весь дом. Ох, я просто не знаю, что делать. Это такой кошмар… Я давно собиралась тебе сказать. Мне так нужен совет, так надо обговорить все… Но я не могла и, наверное, не смогу… Нет, все-таки скажу. Люси, обещай — никогда никому. Даже Рою. Особенно Рою.
— Элли, я что-то ничего не понимаю…
— Это все из-за отца! — воскликнула Элли. — Люси, никому не говори, обещаешь? Ты должна пообещать, Люси. Ну, прошу тебя, тогда я смогу рассказать.
— Хорошо, обещаю.
И тут Элли прорвало:
— У моего отца есть любовницы! На стороне!
Новость не произвела на Люси особенного впечатления, словно Элинор произнесла вслух то, что она давным-давно знала.
— И это еще не все, — продолжала Элли. — Люси… Он платит им деньги!
— Ты точно знаешь?
— Да.
— А откуда?
— Это я и услышала по телефону. — Она закрыла глаза. — Платит деньги по-настоящему. — У нее по щекам покатились слезы и закапали на белую блузку.
И тут они услышали, как внизу открылась дверь — миссис Сауэрби проснулась.
— Ты уже дома, дорогая? — крикнула она.
— Да. И Люси здесь. Мы болтаем, мамочка.
— А как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, мама. Честное слово, — отозвалась Элли, нещадно вытирая глаза. — Просто стало очень жарко. Наверное, градусов сорок. И народу полным-полно. Туда съехался чуть ли не весь Уиннисоу.
Мгновение ничего не было слышно, затем донеслись звуки шагов — миссис Сауэрби спускалась по лестнице. Они молчали, потом внизу открылась раздвижная дверь, и Джой сказал:
— Четыре-ноль, миссис Сауэрби!
— Точно, — сказал Рой. — Она хочет это первая узнать а как же иначе! Тетя Айрин, скажите-ка Джою, за кого играет Люк Эпплипг. Расскажите ему, что такое верный удар. Расскажите, расскажите, вы же все это знаете…
Внизу на крокетной площадке мальчики подшучивали над невежеством миссис Сауэрби, и та с готовностью смеялась вместе с ними… А наверху Элли рассказывала все по порядку.
Это произошло с год назад, летним вечером, когда в доме были только она и отец. Шел двенадцатый час, и она уже лежала в постели, как вдруг вспомнила, что забыла предупредить Джуди Роллинс, чтобы та ничего не говорила о чем-то, что сказала ей Элли, и вот она дотянулась до телефона и взяла трубку. Конечно, как только она услышала, что отец разговаривает по параллельному аппарату, она тут же хотела положить трубку. Но дело в том, что она уже успела узнать голос женщины, разговаривавшей с ним, — это была миссис Майерхофер, управляющая папиной прачечной в Селкирке, на которую он всегда жаловался маме. По его словам, миссис Майерхофер была не слишком сообразительна, ей приходилось все объяснять по десять раз, чтобы она хоть что-нибудь поняла. Он держал ее только из жалости — от нее ушел муж, и она осталась с маленьким ребенком на руках, — зато было не похоже, чтоб она его обчистила, как ее пресловутая предшественница миссис Джарвис.
Так вот, отец говорил по телефону, что вряд ли выберется в Селкирк до конца недели, до того он завяз в делах, а миссис Майерхофер отвечала, что просто не может ждать так долго, и Элли, помнится, еще подумала: „Господи, ну и кретинка“, но тут отец рассмеялся и сказал — пусть попробует обойтись грелкой. Миссис Майерхофер тоже рассмеялась, и (как говорит Элли) она вся окаменела от этого смеха. Она зарыла трубку в подушку и, наверное, прождала целую вечность, прежде чем вновь поднесла ее к уху — линия была уже свободна, и тогда она набрала номер Роллинс. А что ей еще оставалось?