Она & Он
Шрифт:
Там она спросила у двоих игроков в креслах, не против ли они одолжить им свои шары. Игроки не пришли от просьбы в восторг, тогда она что-то прошептала на ухо одному из стариков. Тот заулыбался и указал на площадку, где лежали крупные шары и один шарик поменьше.
– Начинаем?! – крикнула она Полу.
Пол первым бросил шарик, подождал, пока он остановится, и бросил большой шар, который описал в воздухе дугу, покатился по земле и замер перед целью.
– Бросить точнее было сложновато…
Миа заняла позицию на глазах у двоих старичков, заинтересовавшихся партией. Ее шар взлетел
– Неплохо, но недостаточно, – обрадовался Пол.
Свой второй бросок он произвел, совершив небольшое вращательное движение кистью. Шар медленно обогнул два других на своем пути и ткнулся в цель.
– Готово! – крикнул Пол в восторге.
Миа заняла позицию, прищурилась и бросила. Шары Пола разъехались в стороны, а шары Миа встали рядышком с шариком-мишенью.
– Каре, чтоб я провалился! – гаркнул один дед, второй захохотал.
– Вот так-то! – гордо проговорила Миа.
Пол ошеломленно посмотрел на нее и побрел прочь. Миа помахала обоим старикам и под их аплодисменты побежала догонять Пола.
– Вам не стыдно так плохо играть? – спросила она, поравнявшись с ним.
– Вы будете утверждать, что играли впервые в жизни?
– Не буду. Я ведь все детство проводила лето в Провансе. Когда женщины что-то рассказывают, вы никогда их не слушаете.
– Я вас слушал, – возразил Пол. – Просто в тот вечер мозги у меня были слегка набекрень. Надеюсь, можно не напоминать вам про обстоятельства нашего знакомства?
– Признавайтесь, чем вы так огорчены!
Пол достал из кармана лист бумаги и дал ей.
– Я получил это вчера вечером.
Миа остановилась, чтобы прочесть написанное.
«Дорогой Пол,
я счастлива, что ты приедешь в Сеул, хотя у нас не будет возможности быть вместе столько, сколько мне хотелось бы. Книжная ярмарка накладывает на меня профессиональные обязанности, от которых я не могу уклониться. Ты будешь приятно удивлен приемом, который тебе окажут твои читатели. Ты нужен им гораздо больше, чем я. Ты здесь знаменитость, тебя ждут с нетерпением. Готовься, ты будешь нарасхват. А я постараюсь выкроить время и показать тебе мой город, если твой издатель нас отпустит…
Я бы с радостью поселила тебя у себя, но это невозможно. Я живу в одном доме с родителями, и отец – человек строгих правил. Мужчина, ночующий у его дочери, – это недопустимое для него нарушение правил приличия. Догадываюсь, что ты будешь разочарован, разделяю твои чувства, но, пойми, нравы и традиции здесь не такие, как в Париже.
С радостью жду встречи.
Счастливого пути!
– Довольно прохладно, – согласилась Миа, отдавая ему письмо.
– Просто лед!
– Не надо преувеличивать. Попробуйте прочесть между строк. Ее письмо кажется мне очень целомудренным.
– Когда она
– Там вы будете у нее, это совсем другое дело.
– Вы женщина, должны читать между строк лучше меня. Любит она меня или нет?
– Уверена, что любит.
– Тогда почему бы не написать об этом? Так трудно в этом признаться?
– Целомудрие мешает…
– Когда вы любите мужчину, вы ему об этом говорите?
– Необязательно.
– Что же вам мешает?
– Страх! – выпалила Миа.
– Страх чего?
– Страх напугать.
– Как все это сложно! Что же делать, когда любишь: говорить или не говорить?
– Лучше немного подождать.
– Чего ждать? Пока не станет поздно?
– Чтобы не оказалось рано.
– Как понять, что наступил момент открыть правду?
– Думаю, когда будете уверены.
– А вы были уверены?
– Да, так и произошло.
– И вы признались ему в любви?
– И это тоже.
– Он тоже признался вам в любви?
– Да.
Лицо Миа омрачилось, и Пол это заметил.
– Вы только что расстались, а я так грубо напомнил вам о вашей беде. Так эгоисточно с моей стороны!
– Нет, скорее трогательно. Если бы всем мужчинам хватало смелости показывать, что и они уязвимы, от этого очень многое изменилось бы.
– Думаете, мне надо ей ответить?
– Я думаю, что вы скоро увидитесь, и при личном общении она не устоит перед вашим обаянием.
– Вы ведь надо мной насмехаетесь? Знаю, я смешон.
– Вовсе нет, вы откровенны. Не смейте меняться!
– Как насчет вафель с «Нутеллой»?
– Я не против, – согласилась Миа со вздохом.
Пол подвел ее к киоску, купил две порции вафель и отдал первую Миа.
– Если бы он вернулся, – заговорил он с набитым ртом, – если бы попросил прощения, вы бы дали ему второй шанс?
– Даже не представляю!
– Он не звонил вам с тех пор, как…
– Нет! – перебила его Миа.
– Вон там фонтан, в котором дети пускают кораблики, но детей у нас нет, а вон там предлагают покататься на ослике – не желаете?
– Честно говоря, не очень.
– Отлично, ослов с меня и так хватает. Там теннисные корты, но в теннис мы не играем. Кажется, все. Идемте, мне осточертел этот сад и целующиеся парочки.
Пол вывел Миа на улицу Вожирар, потом они спустились по улице Бонапарта и дошли до площади Сен-Сюльпис, где раскинулся блошиный рынок.
Они долго бродили среди рядов, пока не остановились у одного из прилавков.
– Симпатичные, – сказала Миа, глядя на старинные часы.
– Да, но суеверие помешало бы мне носить предмет, принадлежавший раньше другому человеку. Вернее, мне потребовалась бы уверенность, что этот человек был счастливчиком. Не смейтесь надо мной, я верю в память вещей. Они излучают хорошие и плохие волны.
– Неужели?
– Несколько лет назад я купил на таком вот блошином рынке хрустальное пресс-папье. Продавец утверждал, что это вещь девятнадцатого века. Я ни капли ему не поверил, но внутри пресс-папье было искусно выгравировано женское лицо. С того дня, как я сделал эту покупку, меня преследуют неприятности, попросту говоря, не жизнь, а сплошное дерьмо.