Она так долго снилась мне...
Шрифт:
— Ясно как день! — усмехнулась она. — Ну ладно, ни с того ни с сего тебя охватило желание писать, и ты занимаешься этим с утра до вечера? До такой степени, что не открываешь дверь, не отвечаешь на телефон и разводишь вокруг себя невероятный срач?
— Вот мне так захотелось, — пробормотал я уже почти виновато.
— Ты что-то от нас скрываешь, Иона.
Мне не хотелось им рассказывать, каким образом я решился на подобную авантюру. Если вновь заговорить с ними о сне, Хлоя меня со свету сживет насмешками. Но я чувствовал, что ужасно устал. Что одиночество и долгие часы в мире иллюзий измучили меня. Мне необходимо
— Она опять мне снилась.
— Кто она?
— Та, что появилась накануне… катастрофы, — ответил за меня Жош.
Кивком я подтвердил, что он прав.
И заметил, как Хлоя сморщилась.
— Ну и?
— Она попросила меня начать писать, — небрежно бросил я.
— Она попросила тебя начать писать? — повторила она изумленно.
— Ну не совсем так.
Я рассказал свой сон и мысли, посетившие меня поутру.
— Ну, в итоге получается, что она не просила тебя писать, Иона. Ты сам решил начать писать. Послушай, Иона, мне не слишком-то нравится, как ты реагируешь на смерть родителей. Давай рассмотрим всю ситуацию беспристрастно. Прежде всего, вещих снов не бывает. Девушка, которую ты видел во сне, не предсказала смерть твоих родителей. Тебе же сначала показалось, что она сказала «любить», так ведь? Только потом ты переписал в голове всю историю. Согласен?
— Я согласен. Но в любом случае это меня взволновало.
— Это тебя взволновало, потому что ты сам так захотел. Такая же история со вторым сном. Можно предположить, что у тебя возникло желание писать, которое она подтвердила во сне. Так уж устроен мозг, Иона! Он по-своему интерпретирует наши желания. Он не предсказывает будущее, он просто пытается обезвредить наши самые неприятные тревоги и заботы.
— Ладно, ладно. Не кипятись. Я все это знаю. И я не сумасшедший! Ну, может, слегка тронулся… но не сошел с ума, это точно.
— По-моему, ты в пограничном состоянии.
Она встала, явно слегка успокоившись:
— Ну что, сварим кофейку?
Мы послушно пошли за ней на кухню.
— Ну так что? Когда ты собираешься выйти на работу?
— Я взял еще неделю отпуска и по идее должен появиться там через три дня. Но я собираюсь уволиться.
Она резко обернулась ко мне.
— Ты что, шутишь?
— Нисколько. Я думаю, сейчас самый подходящий момент, чтобы с этим покончить и заняться чем-то другим.
— И чем же, например?
— Пока не знаю. Но я точно не чувствую в себе смелости вернуться в контору. Хочется очень много вещей поменять в жизни. И для начала очень неплохо будет сменить работу.
За последние дни я много об этом думал. Чувствовал, что не смогу вновь безболезненно войти в прежнюю реальность, когда родителей уже нет, не смогу возобновить прежние привычки, не смогу торчать за тем же рабочим столом в редакции, отсиживая положенные часы, и ходить обедать с коллегами. Я хотел писать, хотел жить в своей истории и чувствовать себя собственным персонажем. Но говорить об этом с друзьями было пока рано.
— Но ведь не так же все делается, Иона! Никто не бросает работу прежде, чем найдет другую.
— Хватит, Хлоя. Хватит изрекать мне прописные истины таким тоном, каким мать отчитывает придурковатого подростка.
Мое замечание ее задело, но она не собиралась признавать свое поражение.
— И на что ты будешь жить? — поинтересовалась она.
— Родители оставили мне немного денег. Вполне можно продержаться несколько месяцев, даже год, если не особенно шиковать. Да я и не особый транжира.
Она обернулась к Жошу, ища у него поддержки, но он ответил ей холодным взглядом, означавшим, что довольно уже донимать меня нотациями.
Я осталась одна.
Больше ни один мужчина не сделает из меня дуру. Не нужны они мне, я сыта по горло их любовью и нежностью. Умеют только врать, брать и бросать.
Таково было мое решение, твердое и бесповоротное. Я тут же почувствовала себя сильной и гордой, сработал инстинкт самосохранения.
Бесконечные фиаско на любовном фронте измучили меня, истерзали. Механизмы защиты ослабли, и сопротивляемость организма упала почти до нуля. Душа была как открытая рана. Как будто я годы напролет бросалась на стены, упорно стараясь пройти насквозь, и вдруг поняла, что следующая попытка может оказаться роковой. История с Лукой забрала мои последние силы. Он сумел обогнуть баррикады, которые я водрузила, потому что никогда не говорил о любви, и усыпил мою бдительность честным, открытым взглядом. Я уже не знала, как себя обезопасить. Значит, я больше не стану попадаться в расставленные мужчинами ловушки. Для этого нужно совсем немного: не слушать слабенького внутреннего голоска, того, что дает, как оказалось, дурные советы. Голоска девочки, мечтающей стать принцессой.
Я приняла к тому же и другое решение: начать новую жизнь. Многие женщины так делают, когда судьба летит под откос, когда они начинают понимать, что ни над чем более не властны. Некоторые просто делают новую стрижку, другие рожают ребенка, самые отважные меняют профессию или расходятся с мужчиной. Необходимо стать другой женщиной. Но какой? Принцессе конец, она лежит на смертном одре по вине прекрасного принца. Юная девушка с каждым годом становится все менее юной. Свободная женщина, хозяйка своей судьбы — не мое амплуа. А профессионалка тихо увязает в рутине однообразной работы.
Моим первым побуждением было уйти с работы, начать жить совсем по-другому. Стать беззаботной, самой выдумывать себе проблемы, следить за здоровьем, лететь вперед. Я представляла, что буду работать в бутике, продавать какие-нибудь ненужные красивые штучки или модную одежду. Стану жить легко и беззаботно, веселиться по любому поводу, ценить вкусную еду и хороший кофе, проводить время в болтовне с подружками, забуду все трагедии и катастрофы прежней жизни и саму себя прежнюю тоже забуду.
Но я понимала, что у меня ничего не выйдет. Легкомыслие было моим худшим врагом.
Мое место — рядом с теми, кто страдает. Я могла обрести себя лишь в отношениях, исполненных тревожного ожидания. Значит, мне нужно не бежать, а сделать еще один шаг к границе, отделяющей жизнь от смерти. Как некоторые люди испытывают себя болью, чтобы лучше почувствовать свое тело, так и я хотела вплотную приблизиться к трагедии, чтобы разбудить чувственность. В больнице должно было освободиться место в отделении паллиативной медицинской помощи, и очереди из претендентов не предвиделось. Я подала туда заявление, надеясь, что близость к умирающим поможет мне пробудиться к жизни.