One for My Baby, или За мою любимую
Шрифт:
Подводному плаванию я научился из-за нее. Во время нашего медового месяца в Пуэрто-Галера на Филиппинах я прошел экспресс-курс, обучаясь дышать с аквалангом в бассейне отеля. Помогали мне местный инструктор и парочка двенадцатилетних парнишек-тайваньцев. Теорию я штудировал в маленьком классе за складом магазинчика для дайвинга. И вот настал день, когда я в первый раз погрузился и поплыл самостоятельно. Роуз прыгала от радости наравне со мной, а может, даже выше, когда я получил квалификацию.
Были моменты подлинного счастья, которые невозможно забыть. Однажды мы на выходные отправились на побережье.
Но дайвинг был не единственным из того, что у Роуз получалось лучше меня. Она как рыба в воде чувствовала себя и на пышных приемах. И как бы я ни старался — а я старался изо всех сил сделать ей приятное и соответствовать ей, — у меня мало что получалось. Ну не дано мне это, и все тут. Этим-то мы и отличались друг от друга, и не только под водой.
Я плавал, и притом довольно примитивно. Она же летала и парила.
В тот день все не задалось с самого начала.
В пятницу вечером стояла тихая и ясная погода, типичная для Филиппин конца мая. Но когда субботним утром мы отправились на пляж, кромки облаков начали отливать свинцом, а на гребнях волн показались пенные барашки.
Мы уже облачились в гидрокостюмы. Я нес большой желтый прорезиненный пакет с масками, трубками и ластами. Остальное мы обычно брали напрокат в небольшой лавчонке на станции. Я заметил, что Роуз то и дело искоса поглядывала на небо.
— Могли бы и в бассейне поплавать, — сказал я. — Что-то погода мне не нравится.
— Ничего, разгуляется, — ответила Роуз. — Рамон не дал бы добро, если б что-то было не так.
Рамон, плотно сбитый филиппинец лет сорока с небольшим, являлся старшим инструктором по дайвингу. На всех своих подопечных он смотрел с молчаливым достоинством и чуть свысока. Тамошнее побережье печально известно своими быстрыми, коварными течениями. Потоки могут закрутить так, что без опытного инструктора не выбраться. Мы уже не первые выходные приезжали сюда, и каждый раз Рамон нас вел и подстраховывал. Но когда мы пришли на станцию, его там не оказалось.
Вместо него в видавшем виды гидрокостюме сидел худой парнишка лет двадцати, непривычно высокий для филиппинца. Он зубоскалил с двумя туристками из Европы, видимо из Скандинавии, статными блондинками, о которых говорят «кровь с молоком».
— А где Рамон? — спросил я.
— Рамон приболел. — Парень мельком взглянул на меня, с явным сожалением отрываясь от блондинок. — Сегодня я вместо него.
Мы с Роуз переглянулись. Она пожала плечами и улыбнулась. Ей действительно очень хотелось понырять. Мы подошли к другим ныряльщикам, стоявшим рядом с линейкой потертых воздушных баллонов, и начали потихоньку надевать снаряжение. В это время в заливе показался катер, который не спеша направился
Я выбрал баллон, вентиль и регулятор, соединил их между собой. На двух рукавах регулятора имелись загубники — черный для меня и ярко-желтый для партнера, на третьем рукаве были два приборчика: манометр и глубиномер, четвертый же заканчивался разъемом, который я защелкнул на баллоне с небольшим вентилем, которым я мог регулировать плавучесть, отпуская его или затягивая. Наконец я открыл клапан бака и, услышав характерное шипение, проверил давление воздуха.
Индикатор показывал 210 бар. Полный бак. Все как надо, только что-то все-таки не так.
Что мне нравилось в Рамоне, так это то, что он всегда следил, как мы надевали снаряжение. Он советовал, как распределить вес, проверял подгонку, лично убеждался, что все агрегаты исправны. При общении с Рамоном всегда создавалось отнюдь не обманчивое впечатление, что безопасность превыше всего.
Но когда крепчавший ветер начал взбивать пену на гребешках волн, я вдруг подумал, что для этого костлявого юнца превыше всего были налитые сиськи блондинистых норвежек.
Я стоял на корме, чувствуя, как она ныряет под ногами вместе с моим желудком. На мне были ласты, так что равновесие я сохранял сравнительно легко, а вот двигался с трудом. Я смотрел на торчавшие над волнами головы, и они казались мне очень беззащитными.
Все уже попрыгали в воду. Костлявый инструктор. Норвежки. Молодая пара из Японии. Пожилой немец с брюшком-мячиком, загоревший так, будто прожил полжизни в тропиках. И Роуз, пристально смотревшая на меня сквозь стекло маски. Все ждали меня.
Дождь лил как из ведра. До берега было недалеко: мы дошли до сектора минут за двадцать, а то и меньше, но его почти скрывала повисшая в воздухе солено-дождевая дымка, которая, казалось, становилась с каждой секундой все плотнее. Над катером неслись и ревели черные тучи. Громыхнул гром, где-то у горизонта полоснула молния. Потоки воды хлестали из стороны в сторону. Я положил одну руку на маску, другую — на баллон и шагнул вниз.
Я упал в воду, на секунду погрузился и тотчас вынырнул. Волны оказались выше, чем казались с катера, и я набрал полный рот воды, которую с трудом вытолкнул наружу.
Маска уже запотевала. Следовало плюнуть на стекло и промыть морской водой, это обычно помогало, но в тот раз я просто не успел все это сделать. Худощавый инструктор собрал нас на носу, подробно объяснил «диспозицию», а потом все как-то сразу попрыгали в воду.
Я стянул маску, сплюнул на стекло и хорошенько промыл ее водой. Роуз уже плыла ко мне.
— Ты как?
— Рамона здесь не хватает, — ответил я, глотая солоновато-горькую воду.
— Это точно. Ну что, поехали?
Я натянул маску, заметил, что остальные уже погружаются, быстро вставил загубник и посмотрел на Роуз. Она показала большими пальцами вниз, что значило погружение, и я повторил ее жест. Чуть выпустив воздух из костюма, я выдохнул и тотчас резко начал уходить ногами вниз.
Я видел корпус катера, других ныряльщиков рядом, а много ниже нас парил инструктор. И тут я ощутил резкую боль в переносице. Я погружался слишком быстро, и перепад давления в носовых пазухах вызвал резкий спазм.