Они были первыми
Шрифт:
— В работе вашей комиссии будут большие трудности. Колоссальные пространства, бездорожье. Рабочих мало, а деревня отстала на целые века. Но надо, понимаешь? Надо ехать. Говорю тебе об этом я, а посылает тебя партия. Да, а в университет я позвоню, попрошу не исключать из списков…
На складе я получил целый мешок теплых вещей. Помню, мне было неловко тащить мимо управления узел с полушубком, валенками, сапогами. Я знал, что даже самое высокое начальство умещало весь свой гардероб на плечах.
Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет 2 января 1928 года вынес решение — для выработки необходимых
В списке комиссии стояла и моя фамилия. Биография людей, под руководством которых предстояло работать молодым партийцам и комсомольцам, была частицей славной истории нашей партии. Я. В. Полуян уже в то время был испытанным государственным деятелем. Он неохотно говорил о себе, но мы-то все знали, что он еще в 1920 году был одним из организаторов подпольной работы на юге России. А после освобождения Красной Армией Кубани и Черноморья Полуян был в составе Кубано-Черноморского комитета РКП(б). Если за ним охотились на юге страны, не скупясь на вознаграждения за его голову, то Асаткин-Владимирский агитатор-пропагандист Костромского комитета РСДРП, организатор боевых рабочих дружин в 1905 году — был объектом вожделенных поисков жандармов на Севере.
О Пузицком товарищи говорили коротко: «Это работник стиля Дзержинского».
Самая легкая часть нашего пути — по железной дороге от Москвы до Иркутска. К нашему приезду было изготовлено 18 возков. В них нам предстояло добраться до Якутска. В день приезда, когда мы, отвернувшись от ветра, разминали затекшие ноги, к Я. В. Полуяну подошел человек, одетый в матросскую шинель. Поодаль стоял строй из четырнадцати молодых парней.
— Товарищ председатель Правительственной комиссии, — докладывал моряк, — в ваше распоряжение поступает полувзвод чекистов-комсомольцев, проверенных лично мной в яростных схватках с классовым врагом… с бандами, значит. Фамилия моя Петров. Вот мандат. — Петров широко улыбнулся: — Так что вместе зимовать будем.
— Неужели в шинели не холодно? — спросил Полуян, не сдержав улыбки. — Или она у вас на меху?
— Так точно, — Петров расстегнул верхнюю пуговицу. — Подшита шкурой. Изъяли ворованную шубу у одного гада. Ну и начальство приказало приспособить ее для обогрева.
На локтях шинель была вытерта, на груди зашита в двух местах.
— Так и носили бы шубу, — сказал Полуян.
— Дал слово дойти в этой шинели до полной победы социализма. — Петров оглянулся на своих людей. — Смеется кое-кто из сухопутных над таким моим чудачеством, но я смеху не препятствую, тем-более что это — в свободное от строя время.
Следующий день был началом первых суток пути, а впереди их было девятнадцать. Наш маршрут до Качуга — по тракту, а от Качуга — по льду Лены, между торосами. Эшелон двигался без дневок, с остановками на ямских станах для смены лошадей и обогрева. В первую очередь накрывали попонами лошадей и только потом присаживались к печке. У многих лица были в пятнах — «укусы» мороза: почти все время было 50—55 градусов ниже нуля. В одну из таких остановок, когда мы только присели у красной от жара печки, раздались выстрелы. Мы бросились на улицу — на снегу лежал боец из полувзвода Петрова; пуля попала ему в лицо. А неподалеку, проваливаясь в снег и время от времени стреляя, Петров преследовал пять или шесть человек, исчезавших за торосами. Мы бросились за ними, но не нагнали — в километре от нас были спрятаны оленьи упряжки…
— Славный был парень, — грустно сказал Петров, когда мы отошли от могилы. — Невеста его ждала…
Этот случай был не последним на нашем пути от Иркутска до Якутска. Но не только засад надо было опасаться. Мы неоднократно попадали в предательские полыньи: из берегов Лены местами бьют горячие источники, да еще крутая быстрина реки часто подмывает лед на перекатах. Уже трех человек с обмороженными ногами поручили мы заботам местных жителей… На Петрове лица нет — опять из его полувзвода.
Петров, заросший рыжей щетиной, которая, кажется, соединяется с такими же рыжими бровями, похож на якутского деревянного идола: скуластый, с виду не чувствительный к усталости и морозу, — он все время впереди. Его ребята, как и он, чувствуют себя здесь хозяевами, хотя большинство из них ненамного раньше нас в Якутии. Из разных мест страны приехали они по путевкам комсомола. Комсомольцы нашего рабочего аппарата жгуче завидуют им — ведь те уже были в боях!
Сегодня Петров, лежа на льду, держал провалившегося в воду Витю Потапенко — паренька из Харькова — до тех пор, пока не подоспели другие. Петров попросил накрыть шубами парня и, просунув руки под шубу, растирал его.
— Тело парню порежешь рукавами, — сказал я Петрову.
Он и не заметил, что мороз схватил его мокрую шинель так, что рукава стали похожи на бутылки. Чертыхаясь, он быстро надел шубу, а в это время другие ребята, сменяясь, растирали своего товарища…
Вот показался огонек юрты. Наши мохнатые лошаденки пошли резвее. Дверь не заперта. Таков обычай. Входим. Большое помещение. Квадратный земляной пол. Стены из бревен, поставленных тыном. Посередине — камелек, отдаленно напоминающий русскую печь, только с трубой, устремленной прямо из горна в закопченный потолок. Огонь печки и согревает юрту, и освещает ее.
Когда глаза привыкают к полутьме, различаем нары у стен. По примеру наших возчиков, не разговаривая и не снимая одежды, садимся на лавки. Провалившегося под лед парня продолжают растирать уже у печки.
Через несколько минут из-под меха на нарах показалась всклоченная голова якута. Он медленно оглядел нас. Встал. Привычным движением сунул в рот трубку и уставился на огонь.
— Капсе! — сказал он. Значит, «рассказывай». Наверное, он бы не обиделся, если бы ему никто не ответил. Это слово расценивается и как доброжелательное приветствие.
Потом из-под шкур выпрыгнул мальчонка лет шести-семи, сел рядом со взрослым. Потянулся ручонкой к трубке, сунул ее себе в рот, начал усиленно посасывать.
Как по команде, встали и другие обитатели юрты. На столе появился чай.
— Здравствуйте, товарищи, моя фамилия Полуян. Мы представляем Государственную комиссию…
— Мех нужен? — спросил якут. — Нету меха.
— Вы меня не поняли. — Полуян сел рядом с ним. Якут-переводчик начал быстро переводить.