Они мечтали (Сборник рассказов)
Шрифт:
Миша молчал. На его глаза наворачивались слёзы, леденеющие на ресницах.
– А теперь будь хорошим мальчиком, Мишка, пошли обратно. Будем продолжать копать, делая вид, что этого разговора не было. Окей?
– Оби, – ответил Миша, замахнулся лопатой и треснул Сеню по голове.
Хоть Сеня и повалился сразу же на землю, убить его было гораздо сложней, чем это представлялось. От каждого удара лопатой он невыносимо визжал, кричал, молил прекратить. И с каждым ударом – всё тише и тише…
– А ведь я действительно зря тогда распалил костёр под бензобаком нашей фуры, – прошептал самому себе Миша, сидя возле закоченевшего тела товарища. – Бак взорвался. И мы с Сеней вскоре замёрзли насмерть…
Но момент прозрения, словно вспышка молнии, блеснувший в голове Миши, вновь погас, впустив в мысли спасительное невежество. Всё забылось. Всё заполнило желание копать снег –
– В чём смысл нашей бренной жизни? В бессмысленной беготне? В постоянном переливании ничего из пустого в порожнее? В смерти?..
– Заткнись и копай, – рявкнул Сеня и в который раз мысленно проклял судьбу за то, что послала ему такого непутёвого товарища.
Рыжков Александр Декабрь 2009 год
Богомерзкая тварь
Эта аудиозапись попала ко мне совершенно случайно. Как-то я купил подержанный цифровой диктофон (за сущие копейки, нужно признаться) у одного бомжа. Откуда тот его достал – мне было без разницы. Но если бы и захотелось узнать, вряд ли убогий рассказал что-либо внятное: его глаза были полны испуга, руки тряслись, и, казалось, его больше волновало сплавить кому-то злосчастный диктофон, чем заработать на этом копеечку. Как вы уже догадались, в памяти диктофона была вбита эта запись. Я не знаю, злая шутка или нет… Но… душевных сил мне хватило прослушать её только один раз: по спине бегали ледяные мурашки, а кожу стягивало цепкими когтями страха. В любом случае, повторно её слушать не намерен. С каждым днём меня посещали мысли спалить диктофон, и сегодня они воплощены в жизнь. Но перед сожжением закинул запись в Интернет. Люди должны знать… Не хочу ничего больше говорить. Не хочу вспоминать. И можете не стараться комментировать – я всё равно никогда не отвечу…
PLAY
Почему ты здесь?
Всё очень просто.
Я ем человеческую плоть…
Нет, не подумай глупости… Тебе ничего не угрожает. Нет, упаси… хм… пожалуй, его сюда мы не будем приписывать.
Ты правильно делаешь: не выключай свой привязанный к голени диктофон. Да, это было бы замечательно: напишешь обо мне где-нибудь в многотиражной газетёнке типа "Невероятно, но фак"… или выложишь в своём популярном на весь Интернет блоге. И тогда все узнают. Тогда-то все смогут разделить мою боль… Я вижу в твоих глазах насмешку. А мысленно ты уже несколько раз пожалел, что пришёл ко мне. Но молю тебя – дослушай до конца! Я молю тебя! Хотя с лёгкостью мог бы приказать – и ты бы не смог мне противостоять. Ты… никто не в силах идти вразрез моей воле. И брось сжимать рукоять своего кольта! Думаешь, любое земное оружие способно уничтожить меня? Да, я ещё слишком молод, чтобы осознавать всю свою Великую Силу, но знаешь кто бы выжил в эпицентре Ядерного Взрыва?..
Твои уста скривлены в сардонической ухмылочке, это да… но вот в глазах я вижу крохотный огонёк зарождающегося страха. Да, я чую его. Он растёт. Пока ещё хлипкий, вскоре он перерастёт в настоящий пожар! Это нормально… Нечего бояться только трупам и таким как я. Вернее, такому как я, ведь уже три тысячелетия Земля была свободна от… До тех пор пока… Нет, я забегаю вперёд.
Расслабься. Садись в кресло и слушай.
Я был преподавателем в одном университете. Но самое ужасное – я остаюсь им и по сей день… Мои будни были просты, как проза Довлатова. Днём я выкладывался на полную перед студентами: пытался влить в их высушенные сайтом "В Контакте" головы принципы морали и этики. Пытался подготовить их к жестокой и чудовищной жизни, что с распростёртыми клешнями ждала их после защиты диплома за беспечным порогом родного вуза. Предметы? Кому они нужны, те предметы? Мои ученики работали за компьютерами, выполняли лабораторные, а я говорил. Я говорил, я учил их. И они слушали меня. Они приходили ко мне за советами, а не за порцией упражнений в программах математического моделирования, в девяноста девяти и девяти сотых случаях никому не нужных в повседневной жизни. Да, с гордостью говорю: до того рокового случая, до того, как я стал… Нет такого слова, чтобы найти этому определение… В общем, ко мне ходили практически все студенты! Даже старшие курсы, прогуливающие большинство других занятий, ко мне являлись почти со стопроцентной посещаемостью! Хотя, тебе всё равно этого не понять…
Обычно с работы я приходил часам к шести, но бывало и раньше – всё зависело от расписания. Бывали и выходные посреди недели, но в основном – трудные и изнурительные преподавательские будни с первой по пятую пару включительно. Я специально наваливал на себя чрезмерную нагрузку, ведь заниматься кроме преподавания днём мне было нечем.
Днём нечем. А вот вечером, поужинав и поспав немного, ближе к десяти-одиннадцати, я садился за компьютер и писал. Всякую графомань, не для читателей – для себя. В стол. Ох, с каким же умилением я перечитывал свои убогие текстики, как же я высмеивал собственную литературную ущербность по сравнению с Великими Классиками… Но всё же… Всё же… Где-то глубоко-глубоко в душе я почитал себя непризнанным гением! Это может быть и странно, но я ощущал что-то вроде срамной радости за то, что мои рукописи никогда не найдут своих читателей. Но это всё не относится к делу. Если они и представляли какую-то литературную ценность, то в любом случае никогда об этом не узнать – я спалил распечатки и сжёг в той же печи системный блок вместе со всеми резервными копиями на флешках и дисках.
У меня не было друзей. Вернее, я их всех растерял как последний эгоцентричный идиот. Сам виноват – погружался в так подходившую мне работу, не выделяя время на встречи, отчего прослыл "зазнавшимся умником". Да мне, если честно, и не жаль. Каждая наша встреча была тесно привязана к алкоголю – сиди в прокуренном баре и глотай водку. Так что, перестав видеться с друзьями, особых неудобств я не ощущал. С противоположным полом было проще – серьёзных отношений я не хотел, а сексуальное напряжение каждые четверг и субботу прекрасно снимала проститутка Злата, приходившая ко мне ровно в девять вечера. Да, она была пунктуальна до изумления – ни разу не опоздала. Звонок раздавался ровно в девять по моим электронным часам: обычно девушка приходила раньше минут на десять-пятнадцать, но ровно до девяти часов она стояла под дверью, куря ментоловые сигареты одну за другой. Златка… Она знала толк в хорошем минете… Мне очень жаль, что вкусить человеческую плоть мне пришлось именно с её обезглавленного тела…
Что же ты напрягся? Ах, я ведь совсем позабыл о приличных манерах! Коньяк, водка, вино? Нет, не стоит отказываться, я серьёзно…
Вот это другое дело. И мне налей. Полную. Да, это не муляж. Это настоящие человеческие черепа. Я знаю, что ты испытаешь особое извращенческое наслаждение, граничащее с отвращением. Я тоже когда-то таким был.
И вот, жизнь моя протекала размеренно и скучно. И в один злосчастный день всё это изменилось, исковеркалось, изуродовалось, словно от сокрушительного удара боевым молотом – так неумолима порой жизнь…
У меня была группа холодильщиков. Самая себе простенькая группка, ничем не примечательная: студенты, как студенты, учились, слушали, задавали вопросы, рассчитывали задания. Но вот среди них был один парень. Я не стану называть его имени, ведь оно служит прикрытием и не несёт того чудовищного смысла, который таился в душе его обладателя.
Первую половину семестра он не выдавал себя. Он ходил на занятия и прилежно всё выполнял. Правда, что-то в нём было такое, от чего мне с первой пары запомнился. Он, словно белая ворона, выделялся из толпы своих одногруппников. И, казалось бы, стандартный рост, короткая причёска, тёмно-синие джинсы и серый свитер, лицо без изъянов – таких студентов полным полно, и они, как правило, из-за стандартной внешности очень плохо запоминаются. Но с ним всё обстояло иначе. Глаза цвета дубовой коры на первый взгляд ничем не отличались, но почему-то его взгляд вызывал у меня необъяснимый страх. Я даже посмеивался над этим страхом после занятий. До тех пор, пока не понял, что этот страх был абсолютно оправданным…
Ох, как бы мне хотелось, чтобы этот ублюдок, этот приспешник демонических сил, никогда не отыскал меня, никогда не помыслил уничтожить во мне добро!
Как-то после занятий он подошёл ко мне (я сделал вид, что проверяю лабораторные работы, лишь бы не смотреть ему в глаза) и заговорил. Голос был вполне себе нормальным, слегка хрипловатым, но от каждого слова, срывающегося со рта этого душевного урода, мне становилось не по себе. Он говорил что-то о дополнительных занятиях, переспрашивал что-то про лабораторные, уточнял тему реферата – как и любой другой студент, что подходил ко мне – но вот его голос дрогнул и… хотя нет, дрогнуло что-то внутри меня… я полностью уверен, что остальные слышали всё тот же хрипловатый голос, расспрашивающий меня по предмету, но вот я услышал – не ушами, а где-то глубоко-глубоко в голове – чудовищный голос, настолько отвратительный, настолько пугающий, что руки мои дрожали, роняя листки лабораторных, кожу обжигал лёд, а сердце забилось ещё сильнее, чем бьётся крыса в руках Крысолова: Audi me, ausculta me, obtempera!1