Они ведь едят щенков, правда?
Шрифт:
— Вроде Пёрл-Харбора? — сказал кто-то из министров, и раздался дружный хохот.
— Если товарищ президент помнит мою презентацию, — сказал Хань, — то ключевой элемент стратегической задачи «Лунвея» и заключается в том, чтобы определить, какой именно окажется реакция американцев на данную операцию. Если же мы предупредим их о том, что мы собираемся делать, то никогда не сможем узнать, какова будет их действительная реакция. Если вдуматься, это не так уж сложно для понимания.
— Ну да, конечно. Это ведь принцип Гейзенберга.
Хань молча уставился на Фа.
На помощь ему пришел Ло.
— Именно это генерал и имеет в виду. Принцип Гейзенберга гласит, что
Хань понимающе кивнул.
— Может быть, тогда-то мы и узнаем что-нибудь об их мюонной мощи.
Министр Фу Инь сказал:
— Мне кажется, план генерала Ханя просто великолепен. К тому же он заставит всех забыть о Навозном Лотосе.
Гул, кивки.
— Так, значит, все согласны? — спросил Хань.
— Нет, — сказал Фа. Он говорил так тихо, что остальным пришлось податься вперед, чтобы расслышать его слова. — Я не согласен. Пускай у этого дракона и есть величие, но я всерьез опасаюсь, как бы он в итоге не сожрал собственный хвост.
— Возможно, «величие» — понятие, ускользающее от понимания товарища президента, — усмехнулся генерал Хань.
— Но вот только благоразумно ли это, товарищ президент? — спросил Ган.
— Я делаю это не потому, что не нахожу в этом ничего благоразумного, Ган.
— А если Ло и Хань узнают об этом — а они точно узнают, сами понимаете, — то не окажется ли, что вы сами вкладываете им в руки меч?
— Набирайте номер, Ган.
Ган начал нажимать кнопки своего мобильного телефона. Потом остановился.
— А вы что-нибудь расслышите? За этим шумом воды?
— Расслышу, Ган.
Ган набрал остальные цифры.
— Да. Алло! Добрый день. Доктор Киссинджер сейчас не занят? С ним хотел бы поговорить Президент Китайской Народной Республики.
— Да, Блетчин?
Блетчин был как-то особенно взбудоражен. Избыток кофеина?
— Сэр, — прошептал он благоговейно, — звонит доктор Киссинджер.
— Да? — Фэнкок приподнялся. — А! Ну, хорошо.
Он потянулся к телефону. Блетчин уже собрался уходить.
— Блетчин? Садитесь. Послушайте.
— Благодарю вас, сэр.
Пускай — ведь он все равно подслушивал бы по своему телефону.
Фэнкок взял трубку.
— Генри? Очень рад слышать ваш голос. Где вы сейчас? В Бомбее? О боже. Дурная голова ногам покоя не дает, верно?.. Ну да, у нас тут далеко не все спокойно, но мы стараемся изо всех сил не сбиваться с курса… Une belle ordure? [63] Да, хорошо сказано. Де Голль? Нет, я не знал его лично. Мы с ним немножко разминулись… Вот как? Сам Фа? Правда?.. Когда?.. Великий Дракон?.. Ах, Величие Дракона. М-м. Что-то мне не нравится это название… Что ж, это очень утешительно, что нас предупреждают, однако ему придется сделать хоть что-нибудь в качестве ответной меры. Президенту и так достается от всех — и справа, и слева. Вы видели, как вчера Пенелопа Кент — эта жуткая стерва — назвала его «тряпкой» на публичном чаепитии, где присутствовало десять тысяч гостей!.. Да, надеюсь, она уже баллотируется. Коль скоро мы подходим к концу американского эксперимента, то почему бы нам не избрать ее в президенты и не покончить со всем этим одним махом?.. Генри, он просто не может и дальше сидеть сложа руки. Я тоже очень хочу, чтобы его похоронили, но они абсолютно уверены, что китайцы этого не допустят… Я уже говорил им. Ну что ж, я готов предоставить семейный участок Фэнкоков в Маунт-Оберне…
63
Прекрасные нечистоты (фр.).
Фэнкок положил трубку.
— Да, Блетчин, это один из величайших умов нашего времени.
— О да, сэр.
— Никому ни слова, Блетчин.
— Да, сэр.
— Хорошо, соедините меня с этим, как его там. А пока я буду с ним разговаривать, позвоните Доджетту — пусть свяжется с комендантом Арлингтона. Пусть выяснит, нет ли каких препятствий. И… Блетчин?
— Сэр?
— Скажите им, что было бы крайне желательно, чтобы никаких препятствий не возникло. Чтобы я не слышал таких возражений — что, мол, его нельзя хоронить на Арлингтонском национальном кладбище, потому что он не служил в чертовой армии США!
— Я упомяну об этом, сэр.
— Ну, а пока соедините меня с этим, как его там?
— Да, сэр.
— Блетчин?
— Сэр?
— Ну, как его зовут, черт возьми?
— Джангпом, сэр. Джангпом Гадсо. Он — седьмая реинкарнация…
— Оставьте это, Блетчин. Просто соедините меня с ним.
Глава 33
Война — это ад
Жук сидел на кухне и дописывал последнюю главу романа с такой скоростью, что пальцы едва поспевали за его мыслью. Но даже и теперь он никак не мог решить — оставить ему Турка в живых или убить.
Бетти Попрыгунья О’Тул кружила над отчаянной сценой, управляя смертоносным военным самолетом АС-130, у которого кончалось топливо, кончались боеприпасы, однако стрелка на ее индикаторе отваги по-прежнему указывала на отметку «100 %».
Жук прервался. Ого — здорово как! И откуда только берутся такие фразы? Лучше не спрашивать. Лучше продолжать.
Турок! Турок! Ты видишь мое сообщение? Отзовись, Турок! Отзовись, черт возьми, Турок!
— Уолтер! Уолтер? Уолтер, возьми трубку, если ты дома!
Пальцы Жука замерли в воздухе. Он услышал голос Минди из автоответчика. И зачем он только опять включил его?
— Уолтер! Подойди к телефону!
Который сейчас час? Он распрямился. Шею кольнула острая боль. Сколько же он так просидел?
Он взглянул на часы, висевшие на кухне. Одиннадцать с чем-то. Боже, благослови аналоговые часы: они-то по-прежнему показывают время на старомодный манер. Было одиннадцать с чем-то. Но — одиннадцать с чем-то вечера — или утра? Вот в чем вопрос.
Сквозь шторы пробивался свет. Ладно. Свет. Гм. Свет — значит, сейчас утро. Вот это да! Когда же он сел за работу? В шесть вечера. В шесть вечера… вчера. Боже, значит, он просидел за работой страшно долго!
— Уолтер! Ты дома? Пожалуйста, подойди к телефону!
Что это… всхлип? Похоже, что да.
— Мин? У тебя все в порядке?
— Нет!
— Что-то случилось?
— Да!
— О боже. Ладно. Ладно, не волнуйся. Все будет хорошо. Ты можешь дойти до телефона, детка? Можешь набрать девять-одиннадцать?