Оно
Шрифт:
Эдди понял, чего там; мистер Кин говорил ему, что он — чокнутый. Но онемевшие губы выдали другой ответ:
— Нет, я вас не понимаю.
— Позволь рассказать тебе короткую историю, — продолжил мистер Кин. — В 1954 году в университете Депола [289] проводились исследования с больными язвой. Ста пациентам давали таблетки. Всем говорили, что таблетки помогут им вылечить язвенную болезнь, но при этом половине пациентов давали плацебо… если на то пошло, драже «М-энд-М» с одинаковой розовой глазурью. — Мистер Кин издал странный пронзительный смешок, словно описывал какой-то удачный розыгрыш,
289
Университет Депола — частный крупнейший католический университет США. Расположен в Чикаго.
— Я не знаю, — еле слышно ответил Эдди.
Мистер Кин постучал себя по голове.
— Большинство болезней начинаются здесь, вот что я думаю. Я уже много, очень много лет занимаюсь этим бизнесом, и узнал о плацебо задолго до того, как врачи из университета Депола провели свое исследование. Обычно плацебо прописывают старикам. Пожилые люди, и мужчины, и женщины, приходят к доктору, убежденные, что у них болезнь сердца, или рак, или диабет, и еще какая-то ужасная напасть. Но очень часто ничего этого нет и в помине. Они неважно себя чувствуют только потому, что они старые, ничего больше. Но что в такой ситуации делать врачу? Говорить им, что они — часы без ходовой пружины? Ха! Едва ли. Врачи слишком любят полагающиеся им вознаграждения. — И теперь губы мистера Кина изогнулись, выражая нечто среднее между улыбкой и презрительной усмешкой.
Эдди просто сидел, ожидая, когда все закончится, закончится, закончится. «Но ты принял не лекарство» — эти слова не выходили из головы.
— Врачи им это не говорят, и я им это не говорю. Зачем суетиться? Иногда такой старичок или старушка приходят сюда с рецептом, на котором прямо написано: «Placebo», или 25 миллиграмм «Blue skies», [290] так это называл старый док Пирсон.
Мистер Кин хохотнул и глотнул газировки с кофейным мороженым.
290
«Blue skies» — небесная синева (англ.).
— И что в этом плохого? — спросил он Эдди, а поскольку Эдди сидел и молчал, сам же и ответил: — Ничего! Абсолютно ничего! По крайней мере… обычно. Плацебо — дар божий для стариков. А есть и другие случаи — раковые больные, люди с прогрессирующей сердечной недостаточностью, с ужасными болезнями, которые мы еще не понимаем и не можем лечить, и некоторые из них дети, такие, как ты, Эдди! Если в таких случаях плацебо помогает пациенту почувствовать себя лучше, в чем вред? Ты видишь вред, Эдди?
— Нет, сэр, — ответил Эдди, глядя на пятна шоколадного мороженого и взбитых сливок, лужу газировки и осколки стакана на полу. Посреди этого безобразия лежала вишенка, словно сгусток свернувшейся крови на месте преступления. У него вновь сдавило грудь.
— Тогда мы с тобой одного поля ягоды! Мыслим одинаково. Пять лет назад, когда у Вернона Майтленда обнаружили рак пищевода — болезненную, очень болезненную разновидность рака, — и у врачей закончились все
И мистер Кин, очень серьезно, вновь постучал себя по голове.
— Мое лекарство тоже работает, — указал Эдди.
— Я знаю, что работает, — кивнул мистер Кин и улыбнулся выводящей из себя, самодовольной улыбкой взрослого. — Оно срабатывает для твоей груди, потому что воздействует на твою голову. «Гидрокс», Эдди, это вода с капелькой камфорного масла для медицинского привкуса.
— Нет! — В дыхании Эдди вновь послышался свист.
Мистер Кин отпил газировки, отправил в рот ложечку тающего кофейного мороженого и брезгливо вытер подбородок носовым платком, пока Эдди вновь воспользовался ингалятором.
— Я хочу уйти. — Эдди приподнялся со стула.
— Позволь мне закончить, пожалуйста.
— Нет! Я хочу уйти, вы получили свои деньги, и я хочу уйти.
— Позволь мне закончить. — Слова эти мистер Кин произнес так категорично, что Эдди опустился на стул. Как же иной раз дети ненавидят взрослых за их власть. Как же ненавидят!
— Отчасти эта проблема вызвана тем, что твой доктор, Расс Хэндор, слабак. Но главная причина в твоей матери, в ее абсолютной уверенности в том, что ты болен. А ты, Эдди, попал между двух огней.
— Я не чокнутый, — выдохнул Эдди.
Стул под мистером Кином заскрипел, как гигантский сверчок.
— Что?
— Я сказал, что я не чокнутый! — прокричал Эдди. И тут же его лицо залила краска стыда.
Мистер Кин улыбнулся. Думай что хочешь, говорила его улыбка. Думай что хочешь, но и я буду думать что хочу.
— Эдди, я тебе говорю только одно: физически ты совершенно здоров. В твоих легких астмы нет — она в твоем разуме.
— То есть вы говорите, что я чокнутый.
Мистер Кин наклонился вперед, пристально глядя на Эдди поверх сцепленных на столе рук.
— Я не знаю. — Голос звучал мягко. — Ты чокнутый?
— Это все ложь! — воскликнул Эдди, удивленный, что такие громкие слова вырвались из его сжатой груди. Он думал о Билле, о том, как Билл отреагировал бы на такие потрясающие известия. Билл знал бы, что ответить, заикаясь или нет. Билл знал, когда должно проявить храбрость. — Все это одна большая ложь. У меня астма, астма!
— Да, — кивнул доктор Кин, и теперь обычно сухая улыбка превратилась в оскал черепа. — Но откуда она у тебя взялась?
В голове у Эдди бушевал смерч. И как же ему стало плохо, совсем плохо.
— Четыре года назад, в 1954-м — как это ни странно, в тот самый год, когда университет Депола проводил свои исследования, — доктор Хэндор начал прописывать тебе «Гидрокс». Название обозначает водород и кислород, два компонента воды. С того времени я потворствовал этому обману, но больше не стану. Твоя астма воздействует на твой разум, а не на тело. Твоя астма — результат нервного напряжения диафрагмы по воле твоего сознания… или твоей матери. Физически ты совершенно здоров.