Оно
Шрифт:
— Да, — ответил Ричи.
— Нет, — ответил Майк.
Они переглянулись.
— Да, пожалуй, он, — поправился Майк.
И одновременно скорректировал свой ответ и Ричи:
— Нет, не думаю, что звездолет, знаете ли, но…
Они опять переглянулись. В некотором замешательстве.
— Говори ты, — предложил Ричи Майку. — Думаю, мы про одно и то же, но они не врубаются.
Майк откашлялся в кулак и обвел остальных почти что виноватым взглядом.
— Я не знаю, как мне это рассказать.
— По-о-опробуй, — предложил Билл.
— Что-то пришло с неба, но не совсем звездолет. И не метеорит. Скорее… ну… Ковчег Завета Господнего, из Библии, с Духом Божьим в нем… только без всякого
Майк посмотрел на них.
Ричи кивнул.
— Оно пришло… извне. У меня возникло такое чувство. Извне.
— Откуда — извне, Ричи? — спросил Эдди.
— Извне всего, — ответил тот. — И когда Оно спускалось… образовалась самая большая дыра, какую можно увидеть в жизни. Оно превратило большой холм в дырку от пончика, во что-то такое. Оно приземлилось там, где сейчас центральная часть Дерри.
Он оглядел всех.
— Усекли?
Беверли бросила недокуренную сигарету, растоптала каблуком.
— Оно всегда было здесь, — продолжил Майк, — с незапамятных времен… до того как вообще появились люди, разве что тогда они обитали в Африке, прыгали по деревьям и жили в пещерах. Кратер исчез, вероятно, в ледниковый период, когда долина стала глубже, а кратер заполнился валунами и землей, которые тащил с собой ледник… но Оно уже тогда было там, спало, возможно, дожидаясь, пока растает лед, дожидаясь, когда придут люди.
— Вот почему Оно использует канализационные коллекторы и дренажные тоннели, — вставил Ричи. — Для Оно они что автострады.
— Вы не видели, как выглядело Оно? — резким, чуть охрипшим голосом спросил Стэн Урис.
Майк и Ричи покачали головами.
— Сможем мы побить Оно? — в наступившей тишине спросил Эдди. — Если Оно такое?
Ему никто не ответил.
Глава 16
Невезуха Эдди
К тому времени, когда Ричи заканчивает, они все кивают. Эдди кивает вместе со всеми, вспоминает вместе со всеми, когда боль внезапно простреливает вверх по левому предплечью. Простреливает? Нет. Разрывает левое предплечье: такое ощущение, будто кто-то пытается заточить на кости ржавую пилу. У Эдди перекашивает лицо, он сует руку во внутренний карман пиджака, перебирает пузырьки, ищет нужный на ощупь, достает экседрин. Отправляет в рот две таблетки, запивает джином со сливовым соком. Боль в руке целый день то появлялась, то исчезала. Поначалу он списывал боль на бурсит: [286] такое иногда с ним случалось в дождливый день. Но по ходу рассказа Ричи у него всплывают новые воспоминания, и он понимает, откуда боль. «Мы уже идем не по Аллее памяти, — думает Эдди. — Это все больше и больше похоже на Лонг-Айленд-экспрессуэй».
286
Бурсит — воспаление локтевой суставной сумки.
Пятью годами раньше, на обычной диспансеризации (Эдди проходил обычную диспансеризацию каждые полгода) врач между делом отметил: «У тебя тут давний перелом, Эд… упал с дерева мальчишкой?»
«Что-то вроде этого», — согласился Эдди, но не потрудился сказать доктору Роббинсу, что его мать, без сомнения, упала бы замертво от кровоизлияния в мозг, если б увидела или услышала, что ее Эдди лазает по деревьям. По правде говоря, он и не смог бы точно вспомнить, как сломал руку. Это не казалось чем-то важным (хотя теперь Эдди находит такое отсутствие интереса весьма
Однако теперь это не та боль, которая легко снимается аспирином; теперь какой-то безумец точит ржавую пилу, выбивает какой-то ритм на кости, и он помнит, что такие же ощущения были у него в больнице, особенно поздно вечером, в первые три или четыре дня после случившегося. Он лежал в постели, потея в летнюю жару, дожидаясь, когда же медсестра принесет таблетку, слезы беззвучно скатывались по щекам в ушные раковины, и он думал: «Будто какой-то псих затачивает в моей руке пилу».
«Если это Аллея воспоминаний, — думает Эдди, — то я готов обменять ее на одну большую мозговую клизму: пусть прочистит его, как толстую кишку».
Не отдавая себе отчета, что собирается заговорить, Эдди произносит:
— Руку мне сломал Генри Бауэрс. Помните?
Майк кивает.
— Перед тем как пропал Патрик Хокстеттер. Числа я не помню.
— Я помню, — бесстрастно отвечает Эдди. — 20 июля. Хокстеттер считался пропавшим… с?.. Двадцать третьего?
— С двадцать второго, — поправляет его Беверли Роган, хотя не говорит им, почему так уверена в дате: дело в том, что она видела, как Оно утащило Хокстеттера. И она не говорит им, хотя верила тогда, как верит и сейчас, что Патрик Хокстеттер к тому моменту совсем рехнулся, был еще безумнее, чем Генри Бауэрс. Она им скажет, но сейчас очередь Эдди. Она им скажет после Эдди, а потом, полагает она, Бен расскажет о развязке тех июльских событий… серебряной пуле, которую они так и не решились сделать. «Трудно представить себе более кошмарной повестки дня», — думает Беверли… но почему она охвачена такой безумной радостью? И когда она в последний раз чувствовала себя такой молодой? Она едва может усидеть на месте.
— Двадцатое июля, — повторяет Эдди, передвигая ингалятор по столу от одной руки к другой. — Через три или четыре дня после истории с дымовой ямой. Остаток лета я провел в гипсе. Помните?
Ричи хлопает себя по лбу характерным жестом, который они все помнят с тех давних дней, и Билл думает с улыбкой и тревогой, что на мгновение Ричи действительно выглядел, как Бивер Кливер.
— Ну как же, разумеется! Рука у тебя была в гипсе, когда мы пошли в тот дом на Нейболт-стрит, так? И потом… в темноте… — Но тут Ричи трясет головой, на лице написано недоумение.
— Что, Ри-ичи? — спрашивает Билл.
— Еще не могу вспомнить эту часть, — признается Ричи. — А ты?
Билл медленно качает головой.
— Хокстеттер был с ними в тот день, — говорит Эдди. — Тогда я в последний раз видел его живым. Может, им заменили Питера Гордона. Думаю, Бауэрс больше не хотел иметь с Питером никаких дел. После того, как тот сбежал в день битвы камней.
— Они все умерли, так? — ровным голосом спрашивает Беверли. — После Джимми Каллума умирали только дружки Бауэрса… или его бывшие дружки.