ООО «Удельная Россия». Почти хроника

Хаммер Ната

Бойцы спешно покинули помещение.

– Что, Мирослав Казбекович, клубничкой теперь угостите? – предвкусил Василий.

– Клизмой я тебя угощу, Вася!

– За что?!

– За несогласованность действий. Я просил тебя выдвигаться с оппозиционным предложением?

– Но вы же видели – они напугались.

– В том-то и соль. Не дай бог, еще и объединятся на почве испуга, чтобы дружить против тебя. И так вся пресса ядом по поводу «Жующих» исходит: мол, профессор Преображенский только одного Шарикова сотворил

и то горько пожалел, а Люберецкий собирает их тысячами в жующие стаи и сжирает такой бюджет, что голодные пенсионеры того и гляди ополчатся.

– Ну, не вся пресса ядом исходит, а только недружественная. Остальные молчат.

– Молчат, потому что команда моя была такая. Чего бы хорошего сделал, я бы отмашку дал – осветить нетленку. Но на нетленку у тебя фантазии не хватает.

– На нетленку нужен другой бюджет.

– Нет, Вася, на нетленку бюджет не нужен, на нетленку нужен креатив. И харизма.

– Обидны мне слова ваши, Мирослав Казбекович. А кто унитаз для книжек скреативил? А антикоммунистический плакат напротив Госдумы? А свастику эстонскому послу?

– И куда тебя Евросоюз послал с этой свастикой? Хочешь – угадаю с трех букв? То есть отдыхать тебе теперь, Вася, только в Египте и Таиланде. Вся европейская культура – только в телевизоре, в передаче «Галопом по Европам».

– Но с харизмой у меня все торчком, уверяю вас. Все селигерские малолетки готовы штабелем под меня лечь.

– Чтобы ты, Вася, только не сел в результате своей торчащей харизмы. На длительный срок. За совращение несовершеннолетних.

– Ну, это пусть еще докажут.

– Что, слава Била Клинтона покоя не дает?

– Да, уж я бы платье у Моники на память попросил, и сжег его потом. А газетчиков засудил… А что, это мысль. Разрешите мне в суд подать на вредоносные издания. За клевету!

– Так ведь не выиграешь.

– Выиграю – не выиграю, зато в остальных изданиях можно написать: «Жующие вместе» обвиняют «Новый Старгород» в подкупе и клевете! И долго муссировать: суд у нас – не скоростной экспресс.

– Это можно.

– А потом портреты левых изготовить, замазать черной краской и публично растоптать.

– Тоже хорошо. Только список портретов со мной не забудь согласовать. Чтобы ненароком кремлевских агентов не зацепить. И заруби себе на носу: Газюкин и Сальный – не враги! Они – тайные помощники! Только не ори об этом публично, с тебя станется.

– Нечто я совсем малахольный…

– Есть такое подозрение. Ладно, иди, развеивай!

– Что развеивать?

– Подозрения.

– А когда развею – можно мне будет взрослым делом заняться?

– Когда развеешь – тогда и посмотрим…

И Сусликов легонько подтолкнул Люберецкого к выходу. Теперь можно было и самому пообедать, без свидетелей.

Сцена восьмая

Судьбоносная

встреча в «Парии»

Ким Неуемный забежал в ресторан «Парий», что напротив заветного входа за Кремлевскую стену, так быстро, будто злосчастный таракан все еще гнался за ним.

– Водки! – закричал он официанту.

– Водка уже есть, присоединяйся, Ким, мне как раз компаньона не хватало, – услышал Ким со спины. Он оглянулся. В углу наряженный и мрачный сидел Данила Кувалдин перед графином с водкой и напивался. Ким знал Данилу по своим сибирским вояжам. – Официант, еще один стакан! – скомандовал Кувалдин.

Официант шустро подскочил к столу со стаканом. Данила уже нетвердой рукой налил Неуемному.

– Ну, за встречу! – произнес он тост и опрокинул стопарь.

– За встречу, – поддержал Ким, водку лизнул, но не выпил.

– А че не пьешь? – удивился Кувалдин.

– Мне водка нужна для других целей.

– Это для каких же? Компресс что ли приложить собрался?

– Для дезинфекции. На меня в Кремле таракан прыгнул и ползал, тварь, по мне минут двадцать. Черт знает, какие инфекции он разнес по моему телу. Пойду продезинфицирую.

И Ким со стаканом в руке в одной руке и портфелем в другой направился в туалет.

– Портфель-то оставь, я присмотрю, – простодушно предложил Данила.

– Нет, извини, друг. Он мне слишком дорого достался, чтобы вот так беспечно из рук выпускать. – Ким понизил голос. – Это мне Сусликов вручил, вместе с тараканом.

– Неужели министерский? – с восхищением произнес Данила.

– Не министерский, конечно, но тоже большой общественной значимости, – процитировал Неуемный без ссылки на первоисточник. – Я теперь ОСВИН возглавлю.

– ОСВИН?! – Данила вскочил и облапил Кима. Водка выплеснулась из стакана Киму на портфель. – Ким, вот это почет! Вот это я понимаю! Это тебе не прыщавых молокососов тусовать. Это же серьезные дядьки!

– А я прыщавых молокососов и не тусовал никогда, – с обидой сказал Неуемный.

– А, да это я о своем. Ким, ты веришь в знаки?

– Верю.

– Тогда ты понимаешь, что наша встреча не случайна. Я готов возглавить омское отделение ОСВИНа.

– Можно я все-таки до туалета дойду, прежде чем мы начнем обсуждать освинские рокировки?

– Ой, прости, прости. А хочешь, я тебе спинку протру? Самому же не достать, руки коротки.

– Данила, тебе, по-моему, водка в соображалово ударила. Что о нас люди подумают?

– А никто не увидит. Мы в кабинке запремся.

– Ну идем, если так.

Неуемный с Кувалдиным проследовали в туалет. Ким разделся по пояс, поднял руки, в одной из которых был по-прежнему зажат портфель, и скомандовал:

– Валяй!

Кувалдин, старательно сопя, стал обтирать салфеткой, смоченной водкой, спину Неуемного.