Опаловый соблазн
Шрифт:
— Почему?
— Мой отец… — Дариус замолчал и выпрямился, как человек, готовый встретиться с расстрельной командой. — Я второй сын портового рабочего и дочери торговца рыбой. Подозреваю, что я настолько ниже вас, насколько трава ниже луны.
— Любовь зависит от статуса, полученного при рождении? — Елена нахмурилась. — Вы это хотите сказать? Что второй сын портового рабочего и дочери торговца рыбой не может любить?
Дариус открыл рот, собираясь ответить, но в растерянности закрыл его, не найдя ответа. Из всех слов, которые
— Нет, я говорю это вам, так как думал, что это изменит ваше… отношение ко мне.
— Вы отличаетесь от того человека, который помчался спасать друзей и едва не пожертвовал своей жизнью, спеша быстрее вернуться ко мне, чтобы я не оставалась одна?
Дариус безмолвно покачал головой.
— Тогда мое отношение к вам не изменилось. Скажите мне, почему мужчина, который столь благороден и верен своим обещаниям, «не позволяет» себе любить?
— Я… Это не только потому, что мой отец был… простолюдином.
— Нет?
— Не только, а еще потому, что я боялся того, каким… человеком мог бы стать. — Дариус глубоко вздохнул, переводя дух. — Мой отец был… — Он замолчал и попытался еще раз, считая, что ему легче смотреть на огонь в камине, чем в ее красивое лицо. — Он был ужасным… человеком, худшим из всех людей. Когда он не бил мою мать или не искал повода побить своих детей, он пил до тех пор, пока не падал с ног. Он был грубияном и садистом, и я всерьез считал, что сатана должен сидеть у его ног в благоговейном восторге.
— О Господи!
— Я подслушал, как мать, плача, признавалась подруге, что не может оставить отца, потому что любит его. — При этом воспоминании Дариус зажмурился. — Я ненавидел ее за это. Я не понимал, как он мог иметь над ней такую власть, что она добровольно жертвовала стольким — собой и детьми — ради любви.
Изабель не находила слов, чтобы утешить его.
— Я разумный человек и могу простить ей ее выбор, — продолжил Дариус, снова пристально глядя на нее. — Но ведь я знаю, что в моих жилах течет кровь того человека.
— Но вы совсем другой!
— Да. Я решил, что моя жизнь должна быть ни в чем не похожа на его. Он отдал меня в ученики, когда мне исполнилось шесть, и это стало моим спасением. Я оказался в типографии, и ее владелец понял, насколько я сообразителен, а потом… Я все еще не понимаю, как заслужил ту поразительную цепь событий, которая привела меня к образованию и вытащила наверх из мрачного, безнадежного начала.
— Боже мой! Бедняжка! — Елена положила руку ему на локоть.
— Я не персонаж из романа Диккенса, — покачал он головой. — На тему наследования характера написано много томов, Елена. Кровь скажется, разве не так говорят? Мой отец давно умер, но его призрак преследует меня ежечасно. Вот почему я сказал, что брак создан для людей лучших, чем я. Я поклялся никогда не жениться, потому что не доверяю себе. Что, если я обречен повторить историю? Что, если я не лучше этого чудовища, от которого вы спасались? Вы убежали от него, но что, если я скроен из того же материала, Елена?
— Вы не такой и никогда не стали бы таким.
— Вы так уверенно говорите, Елена. Я люблю вас и скорее умер бы, чем причинил вам зло, и после того, что перенесли, вы не заслуживаете больше никаких ужасов. Но я человек, у которого за спиной нет ничего, кроме ужаса, и ничто, кроме трагедии, не идет за ним по пятам. Вы утонченная леди, а я отпрыск нищего портового рабочего и дочери торговца рыбой. Есть ли какая-то хотя бы отдаленная возможность, что вас это не оттолкнет?
— Что?
У Дариуса сердце сжалось в груди. Одно дело бояться чего-то и совсем другое — это испытать, а при виде замкнутого выражения на лице Елены он ясно понял, что на самом деле не готов потерять ее.
— Значит, нет.
— Не это, — покачала она головой. — Вы сказали, что любите меня?
Дариус был захвачен водоворотом желания, но заставил себя спокойно встать с кресла и приготовиться выйти из комнаты, если потребуется.
— Да. Елена, я люблю вас, но не хочу навязывать свои чувства…
Изабель быстро встала, повторив каждое его движение.
— Это не важно, Дариус. Для меня ваше происхождение и ваша наследственность не важны.
— Правда?
— Думаю, вам следует поцеловать меня.
У Дариуса на миг перехватило дыхание.
— В любой момент вернется миссис Макфедден с чайником мятного чая. — Еще произнося это, он почувствовал, что его усилие выглядеть невозмутимо пропало даром, и широко улыбнулся. Весь разговор стал нелепым и удивительным, и Дариус понял, что наслаждается им, забыв обо всем на свете. — Господи… что надо говорить, когда тебе предлагают исполнить твое самое заветное желание?
Изабель улыбнулась ему в ответ, и у нее в глазах сверкнуло веселое озорство.
— Поцелуйте меня, Дариус.
Дариус степенно подошел к двери библиотеки и, высунувшись из нее, прокричал:
— Чай отменяется, миссис Макфедден! Я передумал! — Он закрыл дверь библиотеки, заглушив звуки недовольного женского ворчания и громыхания посуды, потом запер ее и повернулся с видом человека, выполняющего задание.
— Ваши легкие поправились, — засмеялась Елена.
— Я преодолел бы дюжину пожаров, чтобы быть рядом с вами, Елена.
— Теперь и мне хочется как-то доказать свою храбрость.
— Вы не должны ничего доказывать мне.
— Тогда — себе.
— Елена, я не готов служить какой-то проверкой.
Я из плоти и крови, и если упражнение может придать вам сил, то не думаю, что мое сердце сможет его выдержать.
— А я не просто из плоти и крови?
— Скажите, чего вы хотите. Что бы это ни было, Елена, в этот момент вся власть в ваших руках.
— Мне не нужна власть. Я не хочу быть королевой, которую передвигают по доске.
— Тогда скажите — что?
— Я хочу вас.