Опасайся взгляда Царицы Змей (Зеленый омут)
Шрифт:
– Проклятый идиот! – подумала она о муже. – Напился до чертиков, и сам положил сюда подвеску. Разве догадаешься, что она здесь? Сволочь! Как он орал на меня?! И за что? Нет, так это ему не пройдет! Теперь я точно избавлюсь от медальона, ему на зло! Пусть поищет! Я обязательно сделаю это, но только не сейчас. Я перехитрю его. Будет знать, как распускать руки!
Слезы ее высохли, и в голове начал складываться план мести. Окончательный вариант плана был почти готов, когда зазвонил телефон. Алена так глубоко задумалась, что подскочила от страха.
– Я становлюсь неврастеничкой из-за Сергея. Скотина! Мерзкая, пьяная
Она подняла трубку. На том конце молчали.
– Алло! Алло! Я слушаю… – у Алены было не то настроение, чтобы оценить шутку подобного рода. – Говорите! Какого черта?!..
Она швырнула трубку. Хотелось разбить телефон, разбить еще что-нибудь, разбить себе голову! Алена дрожащими руками налила себе воды, с трудом сделала пару глотков. Почему ее так взволновал этот немой звонок? Такое бывает… Кто-то балуется, или связь не сработала. Обычное дело. Почему же ее трясет, как будто она стоит раздетая на морозе? Это все нервы!
Телефон снова зазвонил. И снова на том конце молчали. Алена тоже молчала. Ей надоело слушать чье-то дыхание, зловещее, как дуновение потустороннего ветра. Она положила трубку, на этот раз не спеша и очень аккуратно.
Вадим не мог найти себе места после того, как побывал у Никиты. Вид счастливой и разделенной любви вызвал у него непонятную, глухую тоску.
Ночами снилась Евлалия, как она кланяется под аплодисменты публики, подойдя к самому краю рампы, сияя глазами и чуть наклонив прелестную головку. Она в костюме Маргариты Готье, с чахоточным румянцем на высоких скулах, с вожделенно приоткрытыми губами. Ее засыпают цветами, к некоторым букетам лентами привязаны письма. Он знает, что в этих письмах! Это признания в страстной и безнадежной любви, вопли истерзанных душ… Что ты делаешь с ними, Евлалия? Что ты делаешь со мной? Отпусти меня! Нет, не отпускай! Не отпускай! Без тебя моя жизнь опустеет, как зрительный зал после спектакля… Пусть наша с тобой драма длится вечно. Я согласен, Евлалия! Ты меня слышишь?.. Властвуй же надо мною безраздельно! Я благословляю этот плен, сладостный и жуткий, как вкус смерти на губах невесты, как звон колокола над безмолвными просторами, как сияние златых венцов, скованных для нас с тобою…
Вадим бродил по Москве, по засыпанным палой листвой бульварам. На чугунных оградах сидели голуби, ветер гнал по серому небу клубящиеся дождевые тучи. Его не покидало ощущение, что он не один в этом городе, что за ним по пятам идет опасность, дышит в затылок ледяным холодом. Слежки он не заметил, но желанного покоя не было. Через пару дней он решил вернуться в Харьков, пожить у брата, посмотреть на ситуацию со стороны, подумать.
Богдан удивился и обрадовался, вернувшись из театра и застав на кухне Вадима, похудевшего и небритого. Братья любили друг друга, как любят близкие по духу люди. Они давно поняли, что это сильнее кровных уз, и что это и есть то единственное, что привязывает одного человека к другому на все времена. Они понимали друг друга почти без слов, и им никогда не было скучно вместе.
– Давай выпьем за встречу! Я приготовил жаркое с грибами, твое любимое! – Вадим уже накрыл стол. У него были ключи от квартиры брата, так что к приходу Богдана он успел немного убрать, сходить в магазин и даже поспать пару часов.
– Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Надоела Москва? Русские люди всегда отдыхали по-настоящему только в провинции!
– Я
– Что ты! Живи, сколько захочется.
– Я бы не хотел, чтобы меня видели, – попросил Вадим. – Не говори никому, что я приехал.
– Ко мне никто не ходит…– Богдан замялся. – Только Алена, и то не часто. Но она тебя не знает. Скажу, что приятель гостит. Можешь даже из комнаты не выходить.
Братья никогда не задавали друг другу лишних вопросов. Так у них было заведено с детства. Договор свято выполнялся, и это устраивало их обоих.
– Сегодня она придет?
– Не знаю… Может быть. Она позвонит, если захочет прийти.
– Тогда давай ужинать.
Алена позвонила, когда они пили кофе с бисквитами. Вадим отправился спать, а Богдан вышел курить на балкон.
Каблучки Алены гулко стучали на пустынной улице. В свете одинокого фонаря раскидистые каштаны перед домом отбрасывали причудливые тени. Богдан поспешил к двери: нужно встретить Аленушку, – в подъезде наверняка темно.
Он помог ей раздеться, расстегнул сапоги, поцеловал ногу выше коленки.
– Хочешь кофе?
– Да. Только горячий.
Алена вся дрожала.
– Что с тобой? Замерзла? Идем на кухню, там теплее.
Он достал шоколадные конфеты, вафли и сливки. Алена любила сладкое и кофе пила со сливками, в крайнем случае с молоком. Сегодня она была сама не своя, на конфеты даже не взглянула, что было неслыханно.
– Принеси клетчатый плед! – попросила девушка. – У меня зуб на зуб не попадает.
Богдан накинул плед ей на плечи, обнял, согревая своим телом.
– Пей кофе.
– Не могу.
Алена закрыла глаза, из-под ресниц выползли две слезинки и медленно потекли по бледным щекам.
– Что случилось, Аленушка?
– Богдан, я не понимаю, что происходит. Я боюсь.
– Чего? Он тебе угрожает? – Богдан имел в виду Горского.
– Нет… То есть да. Но это не то. Понимаешь?
– Не совсем.
– Нам второй день кто-то звонит по телефону и молчит. Я сначала злилась, а потом испугалась. Сергея целый день нет дома, приходит он поздно, сразу ложится спать. Мне жутко одной, когда звонит телефон.
– А когда звонят?
– В разное время. И днем, и вечером. Но чаще днем. Я чувствую, как кто-то дышит в трубку…и каждый волосок на моем теле становится дыбом. Так дышит зло…
– Ты преувеличиваешь! Съешь конфетку.
– Выслушай же меня! – Алена отодвинула в сторону коробку с конфетами. – Это очень серьезно! Сначала я решила. что кто-то так развлекается, а потом…что это любовница Сергея. Она слышит, что не он взял трубку, и молчит. Но знаешь, что самое странное? Она молчит слишком долго. Один раз я минут двадцать слушала, и она все это время молчала. У меня первой нервы не выдержали.
– Ты уверена, что это женщина?
– В том-то и дело, что нет. Пару раз вечером Сергей брал трубку, но тот, кто звонит, молчал. Я это поняла, потому что он ругался и подозрительно на меня смотрел. Знаешь, я думаю, он решил, что это ты мне звонил. В общем, мы подозреваем друг друга, и оба не правы. Вчера Сергей явился домой около часа ночи, на нем лица не было. Я его никогда таким не видела. Он даже протрезвел. Спросил, не видела ли я чего. А что я могла видеть? Я же дома сидела. Зато я ему сказала, что телефон снова звонил. И так мне отчего-то жутко стало…ты не поверишь.