Опасная фамилия
Шрифт:
Серж оставил сигару.
– Что вы этим хотите сказать?
– Только то, что следует идти до конца. Как бы страшно ни было. Всегда. Лично я придерживаюсь этого принципа.
– И куда же вы пойдете? – спросил Серж.
– Необходимо получать консультации у влиятельных лиц, – сказал Ванзаров и подмигнул.
57
Загнав извозчика, Каренин так и не нашел места, где бы ему хотелось остановиться. Наконец он приказал ехать на Фонтанку к Министерству путей сообщения.
Присутственный день подходил к концу. Чиновники дописывали бумаги, закрывали папки, готовясь к блаженной минуте, когда можно уйти со службы.
Поднявшись на третий этаж, где располагался отдел строительства новых дорог, Серж без приглашения, как свой, зашел в кабинет к Вертеневу.
– Здравствуй, Миша, – сказал он, протягивая руку. Однако чиновник от рукопожатия уклонился.
– Не ожидал тебя увидеть, – довольно холодно сказал он.
– Что же не заглянуть к доброму другу и мужу моей кузины, – отвечал Серж, все еще улыбаясь.
– У нас, видишь ли, большое горе: мой драгоценный тесть и начальник, Степан Аркадьевич Облонский, вчера скончался…
– Не могу не разделить с тобой печали. Горе действительно большое. Стива погиб так нелепо. Захотел посмотреть тренировочные заезды нашего велосипедного клуба… И вот… Глупая случайность.
– Так ты был там? – спросил Михаил, пряча в стол какую-то записку.
– Меня полиция допрашивала по этому делу.
– И что ты ответил?
– Что я мог ответить, Миша? Это было для меня не меньшим ударом, чем для других. К тому же я был в седле, когда это все произошло. Говорю тебе: нелепая случайность. Давай поедем куда-нибудь, я тебя ужином угощу. Заодно помянем моего доброго дядю Стиву.
– Значит, нелепая случайность, говорите… Действительно, так…
Серж не мог понять, что такого изменилось в вежливом и всегда обходительном приятеле. Как будто между ними встала тонкая, но прочная стена.
– Миша, если тебя что смущает, так ты скажи напрямик, – попросил он. – Мы же не чужие люди, с Татьяной вместе выросли, можно сказать… Она мне как родная сестра.
– Да, да, конечно, – торопливо проговорил Вертенев и поднялся, не отходя от кресла, словно боясь потерять опору. – Прошу меня простить, господин Каренин, но обстоятельства изменились. Сегодня мне сообщили важную новость. Меня назначают на место моего покойного тестя, которому я всем обязан…
– Ну и отлично…
– Прошу не перебивать! – огрызнулся Вертенев. – С этого момента все меняется. Я не потерплю тех вольностей, что допускал мой тесть. Я буду строго и неуклонно следовать букве закона и стараться как можно лучше исполнять службу на столь высоком и ответственном посту. Что же касается тех вольностей, которые вы позволяли себе в министерстве, господин Каренин, о них можете забыть. Мы, безусловно, будем рады с Татьяной видеть вас с супругой в гостях, однако по предварительному приглашению. Все прочие отношения с этого момента прекращаются. Надеюсь, я ясно выразился?
– Миша, а как же Ростовский проект… – только спросил Серж.
– Не понимаю, о чем вы говорите! – повысил голос Вертенев как будто нарочно, чтобы слышали, кому полагается. – Никакого Ростовского проекта не существует. А если он и есть, то это сугубо служебная информация, она не подлежит разглашению. Попрошу вас покинуть мой кабинет. Иначе буду вынужден кликнуть швейцара, чтоб вас выставили вон…
Серж вышел очень быстро, чтобы не полезть в драку и не наделать глупостей куда худших. О букве закона ему говорил человек, который был жаден сверх всякой меры до подношений и подарков. И вот теперь, став полновластным хозяином, он знать не хочет своего благодетеля. С чьей же руки он будет кормиться? Кто же это так постарался?
За поворотом коридора кто-то мелькнул. Быть может, показалось. Человек скрылся так быстро, что разглядеть его не было возможности. Серж почему-то был уверен, что успел разобрать довольную физиономию Мити Левина.
58
Эти шаги Бетси запомнила: крадущиеся и твердые, осторожные, но быстрые. Казалось, что опасный зверь, выйдя на охоту, обходит свои владения. От него пахло чем-то таким особенно мужским, в чем смешан запах простого одеколона, чистой сорочки и расчесанных волос, и запах этот шел впереди него. Бетси с наслаждением втянула тонкий аромат, подумав, что ни за что бы не пропустила его «в свое время». От одной только этой мысли ей стало жарко, она глубоко задышала, чтобы унять сердце, и постаралась показать в улыбке легкий краешек зубов, тщательно отмеренный по пальцу и заученный мышцами рта, – сколько нужно, чтобы было «пристойно». Бетси запомнила, как давным-давно на бале увидела какую-то старую графиню, как видно, слепую, которая улыбалась во весь беззубый рот, и все отворачивались от нее в брезгливом недоумении. Еще тогда Бетси дала себе слово, что никогда не будет такой. И теперь держала его изо всех сил, заново обучившись без зеркала понимать движения своего лица.
– Подходите-подходите, мой горделивый рыцарь, – сказала она, протягивая руку и поворачивая лицо на его шаги. Руку она еще утром ощупала. Кожа была мягкой, бородавок не появилось. Почему не позволить себе маленькую шалость.
Ванзаров коснулся ее руки, отмечая, что княгиня Бетси держит себя в отличной форме, будто еще надеется на что-то.
– За какими тайнами опять пожаловали? Что вам разыскать в бездонных глубинах моей памяти? – спросила она, оправляя на ощупь кружева лифа.
– Тайн больше нет, – сказал Ванзаров. – Граф Вронский несколько часов назад был отравлен на приеме по случаю свадьбы своей дочери.
– Мой милый кузен! Какая жалость… – Бетси поймала на рукаве нить, выдернула и разорвала ее пополам. – Вот и он получил по заслугам…
– Как вам удается, сидя дома, узнавать самые последние новости?
Ей снова предлагали поединок. И Бетси его приняла.
– А вы догадайтесь, милый мальчик.
– Выбор невелик. Надежда Васильевна, должно быть, приехала к вам вся в слезах, проклиная мужа…
– До чего проворный ум. С вами опасно иметь дело даже бедной слепой старухе, что уж говорить о бедных девушках, – она улыбнулась, будто давая понять, что ей известно значительно больше, чем он может представить.
– Мой ум даже близко не сравнится с вашим. Вам не было равных в искусстве интриг, не так ли?
Мальчик перешел в атаку, и это Бетси порадовало. Так не хватало ей в домашней скуке по-настоящему острых ощущений.
– Это должно быть в крови настоящей женщины, – сказала она.