Опасная фамилия
Шрифт:
Серж разогнал дым ладонью.
– Как догадались…
– Это несложно, зная некоторые обстоятельства последних дней вашей жизни.
– Да, хочу во всем сознаться…
– Каторга пойдет вам на пользу. Вы и курите как арестант. Так в чем будете признаваться?
– А в чем хотите, – ответил Серж, давя папиросу о ножку стула. – Хотите, всех на себя возьму. Пишите протокол: это я всех убил. И отца, и дядю, и Левина, и эту, как ее…
– Мушку… – подсказал Ванзаров.
– Да, Мушка. Признаюсь: обманывал вас, а на самом деле это я был.
– Забыли графа Вронского…
– Ах, да, благодарю. И его отравил, чего уж там скрывать.
– Что же вас подвигло на признание? Не верю, что совесть проснулась. У дельцов ее нет по природе.
Серж попросил еще папиросу и закурил.
– День такой выдался, – сказал он. – С утра Надежду Васильевну вызвали на допрос в охранку…
– Вот как? Интересно. Что же от нее хотели?
– Показаний на меня. Надя теперь уверена, что я убийца. Не удивлюсь, если сейчас собирает на даче чемоданы. Потом Вронский вышел и заявил, что отказывается расследовать дело Мушки, считает меня убийцей своего отца и готов вызвать на дуэль. Потом любовница бросила мне в лицо все подарки, обвинив, что я убийца ее отца. Потому что ей не дали роль. А потом я пришел к Ани, чтобы помириться, а она назвала меня убийцей своего отца. Правда, не понял, какого из двух. Когда столько людей говорят, что ты убийца, невольно в это поверишь.
– Трудно устоять, – согласился Ванзаров. – А последняя капля?
– Еще вчера капнула, – ответил Серж. – Проект метро, о котором вы догадались, лопнул. Наверняка Ярцев, подлец, кому-то подыграл. Так что половины моего состояния как не бывало. При этом шурин мой, Миша Вертенев, занял место дяди Стивы и знать меня не хочет. Перекупили подлеца. И ведь продал сразу, не задумываясь. Конец товариществу «Борей».
– У вас осталась вторая половина состояния.
– Осталась. Будет на что воспитать Сережу, пока отец на каторге.
– Наверняка о нем позаботится Надежда Васильевна…
– Очень надеюсь. Хуже меня только Кириллу Вронскому. Что называется, не повезло. Представьте: граф оставил все свое огромное состояние Ани. О чем она сообщила мне, плохо скрывая злорадство. Наша скромная Ани стала графиня Вронская, самая богатая невеста столицы. А жандармский поручик Вронский и без денег остался, и не может жениться на сестре.
Серж закашлялся, подавившись смехом или дымом. Он оперся рукой о стол и пристроил на ней тяжелую голову.
– Заканчивайте со мной, Родион Георгиевич…
Перегнувшись через стол, Ванзаров выхватил чистый лист и положил перед Карениным. Серж покорно взял ручку и макнул в чернильницу.
– На чье имя писать признание?
– Не признание, а предсмертную записку, – сказал Ванзаров.
Серж решил, что над ним измываются в полицейском духе, но принял это как должное. Для себя он решил, что не в силах бороться с Роком. Что бы там древние греки по этому поводу ни думали.
– Как писать? – только спросил он.
– Пишите так, как если бы собрались наложить на себя руки и никого в этом не вините. Вот еще! Обучать убийцу писать предсмертные послания…
Серж покорно заскрипел пером.
64
Дежурный чиновник 3-го Казанского участка не поверил своим глазам. Прямо перед его столом, защищенным от просителей деревянными перилами, возникло лицо из Департамента полиции, столь влиятельное, что заикнуться о нем было страшно. Хуже того. По правую руку от него виднелся строгий господин в длиннополом сюртуке с шитыми золотом лацканами, означавшими Министерство иностранных дел. А с другой стороны нетерпеливо топтался чрезвычайно рассерженный господин иностранного вида, у которого в галстуке блестел брильянт. Чиновник побежал за приставом.
Пристав Минюхин прибежал сломя голову. И не зря спешил. Лицо из Департамента полиции было рассержено сверх всякой меры. С пристава спросили, что у него в участке творится? Минюхин честно доложил, что творится то же, что и всегда. Не хуже и не лучше. Тогда его потребовали к ответу: каким образом может быть задержана совершенно невинная барышня, которой устраивают омерзительные допросы и обыски? Как такое возможно в российской полиции? Что о нас подумает Европа? Столь грандиозные мысли в голову приставу не приходили. Зато он смекнул, что Европа в лице господина с брильянтом, который к ним захаживал, должна быть немедленно порадована. Минюхин не посмел напомнить, что барышня – знаменитая воровка. Начальству виднее.
Сонька вышла из камеры с гордо поднятой головой. Увидев милого немца, она взвизгнула и бросилась к нему на шею, целуя в самые усы. От такой русской непосредственности кронпринц Леопольд окончательно растаял, а крепкое тело, что так и льнуло к нему, было лучше всяких слов. Не зря он поднял на уши весь двор. Милая и невинная барышня обрела свободу, что обещало много радостных минут. Чтобы не мешать его светлости, сопровождавшие его лица деликатно отвернулись.
Пристав не вовремя спросил, как поступить с делом о краже перстня. На что лицо из Департамента потребовало сдать его немедленно. Чтобы духу его не было.
Кронпринц уже готов был бросить к ногам спасенной все развлечения столицы такой милой и дружественной империи, но она попросила перо и бумагу. Пристроившись на столе дежурного чиновника, Сонька быстро набросала записку, сложила ее и велела передать Ванзарову. Она просила, чтоб передали лично ему и никому иному.
Ванзаров выглянул в окно, чтобы посмотреть, что за шум на Офицерской. Сонька распевала на всю улицу, дирижируя из кареты кронпринца, на радость официальных лиц. Ему принесли записку. Прочитав, Ванзаров улыбнулся и спрятал записку в карман. У воровки был удивительно ровный почерк, чистый слог и доброе сердце. Словом, все, что нужно для настоящей принцессы.