Опасная граница: Повести
Шрифт:
— Будем дежурить в зале ожидания. Оттуда можно все увидеть, оставаясь незамеченным. Зарево освещает даже подступы сзади. Смотрите! — показал Марван в окно.
Красное зарево разливалось лавиной. Было освещено и шоссе, и деревья по обочине.
— Если бы так горело всю ночь..
Пашек положил голову на руки. Через мгновение все услышали его похрапывание.
Ганка включила старый радиоприемник, стоявший на комоде.
— Что ты хочешь поймать? — спросила Стейскалова. — Да еще ночью! Прагу даже днем не слышно.
— Я давно вам говорила, чтобы купили новый
— Кто будет его слушать? Нас он только раздражает.
— Хотите спрятать голову под крыло? — насмешливо спросила Ганка. — Хоть узнаем, что делается в стране. — Она начала крутить ручку настройки, но на всех волнах звучала только музыка. Наконец она поймала волну, на которой диктор читал сообщение, но по-немецки. Слышно было плохо, и они разбирали лишь отдельные слова.
— Стой! Кто идет? — закричал вдруг снаружи Юречка.
Мужчины вскочили, схватили оружие и выбежали из дома.
— Руки вверх! — послышался голос Юречки.
В красном зареве, освещавшем платформу и железно-дорожные пути, они увидели человека с поднятыми руками.
— Добрый вечер, пан старший вахмистр, — произнес человек на хорошем чешском. Правда, произношение у него было несколько тверже, чем положено.
— Что вы здесь делаете, Гентшель? — спросил старший вахмистр.
— Тише, пан командир. Никто не должен знать, что я к вам пришел, — усмехнулся тот.
В свете пламени все увидели его поцарапанное лицо, синяк под глазом, разорванную одежду.
— Как вы сюда пробрались? — спросил Марван.
— Так и пробрался. Кое-где пришлось ползти.
— С чем же вы к нам пожаловали? — спросил старший вахмистр.
— Мои соплеменники здорово меня отделали, заперли в сарае и пообещали утром повесить на каштане у костела. Прекрасная перспектива, не правда ли?
— Вы вступили в драку с ними?
— Вообще-то я бы с удовольствием им хорошенько всыпал, но их оказалось слишком много. Эти синяки от палки старого Мебиуса. Он все пытался выбить мне глаз: мел, очень уж дерзко я смотрю.
От гигантского костра в небо взлетали снопы искр, черный дым ел глаза, и люди вынуждены были отойти к дому.
— Чего же вы хотите? — спросил Пашек.
— Я всегда там, где происходят главные события.
— Опустите руки и пройдемте в дом, а то мы наверняка хорошо видны издали, — сказал Марван.
Они вошли в дом, только Юречка остался в зале ожидания.
Нельзя сказать, чтобы Пашек обрадовался появлению Гентшеля. С ним у старшего вахмистра были связаны разного рода неприятности. Как коммунист и антифашист, побывавший в Испании и вернувшийся оттуда после серьезного ранения, Гентшель находился под надзором полиции и должен был регулярно отмечаться в жандармском участке. Когда Для укрепления отрядов местной охраны в них стали набирать местных антифашистов, Гентшель откликнулся одним из первых. Пашек воспротивился этому: он не хотел иметь среди своих людей заговорщика. Свое нежелание взять Гентшеля в отряд Пашек мотивировал тем, что тот был ранен и еще не долечился. Теперь же этот буян, который наверняка имел отношение к недавней стачке в Шлукнове,
Они вошли в кухню. Пашек указал Гентшелю на стул:
— Так в чем дело?
— Возьмите меня в отряд.
— Четверо таких, как вы, уже дезертировали.
— Вы подобрали плохих людей.
— Коммунистов мне не надо. В лагере агитаторов не требуется.
— Коммунисты никогда не были дезертирами.
— Глупости все это, Гентшель.
— То же самое вы мне говорили, когда допрашивали после забастовки на текстильной фабрике. Помните, вы тогда еще разбили мне лицо, но это было, так сказать, в рамках закона. В протокол же вы записали, будто я поскользнулся и упал, потому что боялись, что не все ваши коллеги одобрят подобные действия. Особенно молодые коллеги...
— Молчать! — загремел Пашек.
— Идите умойтесь, у вас все лицо в крови, — сказала Стейскалова.
Она поставила на лавку у печи таз с водой, приготовила полотенце. Гентшель опустил разбитое лицо в воду. Было слышно, как он постанывает, дотрагиваясь до больных мест. Потом он осторожно вытерся полотенцем и сел за стол. Стейскалова поставила перед ним чашку чая с ромом и намазала маслом большой кусок хлеба.
Пашек нервно ходил по кухне. По нему было видно, что он с удовольствием выставил бы Гентшеля.
— Что произошло в селе? — спросил Стейскал.
Гентшель знал немногое. За ним пришли днем. Избили и бросили в сарай, куда таможенники сажали задержанных контрабандистов. К вечеру там было двенадцать человек, среди них и те четверо, что сбежали из лагеря. Нацисты и им не верили. Когда стемнело, Гентшель и еще один арестованный выломали оконную решетку и убежали. Оставшиеся надеялись, что после допроса их отпустят по домам, и не хотели осложнять себе жизнь. Это были чехи, женатые на немках, в основном социал-демократы. Гигантское пламя привело Гентшеля к Вальдеку. А вообще-то он намеревался пробираться в Красна-Липу, где жил его брат.
— Вы попали из огня да в полымя, — проворчал Пашек.
— Я никогда не уходил от опасности, и вы это знаете.
— Что вы собираетесь делать?
— Вас здесь немного, как я погляжу, и лишние руки вам не помешают. Утром здесь будет жарко. Вас собираются атаковать. Я слышал, как об этом говорили часовые на железной дороге. Я лежал в двух шагах от них. Счастье, что они меня не заметили.
— Хватит с нас антифашистов, — заявил Пашек.
— Вы мне не верите?
— Я вас достаточно хорошо знаю.
— Но теперь мы на одном корабле.
— Подождите, Пашек! Гентшель прав. Для нас сейчас каждый человек важен! — воскликнул Марван.
— Здесь я командир! — отрезал Пашек.
— Я бы этим не хвастал, — усмехнулся Гентшель.
— Молчать! — подскочил, будто ужаленный, Пашек. — Не суйте нос не в свое дело!
— Подойдите ко мне, Гентшель! — раздался голос Маковеца.
Он попытался подняться. Стейскалова подбежала к нему и с трудом удержала. Он потянулся к висевшей на стуле кобуре с пистолетом, сдернул ее и протянул Гентшелю: