Опасная находка

Стедман Кэтрин

Он качает головой.

— Не знаю… Просто сказал. — Он снова трет лицо и стонет.

— Ты думаешь, это были они? Думаешь, это они их убили?

Он роняет руку на диван и смотрит на меня. Мрачно, сосредоточенно.

— Честно? Честно говоря, Эрин, мы не можем знать наверняка. Но это довольно замысловатый способ убийства. Так что вполне мог быть просто несчастный случай. Однако — и я знаю, что это ужасно, — однако, если они были убиты, при всем ужасе случившегося, нас больше никто не будет искать. Как бы отвратительно это ни звучало. Если это совершили намеренно — если они искали нас, а затем убили «пару, которая нашла сумку», тогда все кончилось. Разве нет? Пара мертва. Сумку они найти

не смогли. Все кончилось. Мы в безопасности. Я совершил ошибку, признаю, но я всем сердцем радуюсь, что это случилось не с нами, Эрин. Я рад, что за нами никто не придет. — В его словах окончательная решимость. Он берет меня за руку, и я смотрю на наши плотно переплетенные пальцы. Он прав. И я тоже рада, что это были не мы.

Мы мертвы. Они считают нас мертвыми. И — странно, но всего на секунду — от этого я ощущаю себя в безопасности. Я почти уверена, что мы не оставили следов, но в таких вещах всегда можно оступиться, и никогда не знаешь, не забыл ли ты о какой-то мелочи. Я слышу, что говорит Марк, но в глубине души я знаю, я просто знаю, что они до сих пор нас разыскивают. Может, стоит позвонить в полицию?

Но я не говорю этого вслух. Марк уже принял решение: никто за нами не придет. Он может повторить это мне миллион раз, разными словами, сказать, что все кончено, но я его не услышу. Потому что я знаю: нас ищут, за нами идут.

Я не зацикливаюсь на этой мысли. Я отпускаю ее. Мне нужно самой прийти к тому же решению, что и Марк, или не прийти никогда.

Я киваю.

— Ты прав, — говорю я.

Он крепко обнимает меня и прижимает к груди в тишине нашего дома. 

25

Понедельник, 19 сентября

Холли на свободе

Я нажимаю на кнопку звонка.

Мы с Филом стоим у входной двери муниципального дома, где живет Холли Байфорд. Или, точнее, муниципального дома, где находится квартира матери Холли. Идет дождь, мелкая настойчивая морось пропитывает нашу одежду и волосы. Недостаточно сильная для того, чтобы доставать зонт, но достаточно противная, чтобы я замерзла до костей. Я все еще в том деликатном периоде после отпуска, когда легко могу слечь с тем или другим последствием акклиматизации, это только вопрос времени. Промокнув насквозь, я как раз ускорю события.

Я следую нашему плану. Который заключается в том, чтобы продолжать жить, как обычно. И вот я здесь. Живу, как обычно.

Я оглядываюсь на пустынный газон, окружающий муниципальное здание. Его, осмелюсь предположить, называют «коммунальным садом».

Сегодня утром я проснулась, думая о Шарпах. Я пыталась о них не думать, но они все равно пробирались в сознание, держась на самом его краю. Вспышки паники, пузыри в воде. Два бледных, раздутых от воды трупа на нержавеющей стали столов. Наша вина.

Я ощущаю себя так, словно за мной наблюдают. Ощущение слежки не исчезает с того момента, как мы покинули остров. Но после вчерашних новостей оно усилилось. Я всматриваюсь в серые дома и пустынное пространство вокруг них, ища источник этого чувства, но мы, похоже, не вызываем у местных жителей ни малейшего интереса. Никто на нас не смотрит. Если тот, кто убил Шарпов, каким-то образом нас выследил, если за нами действительно следят, то ничем пока себя не выдают. Конечно, это чувство может быть обусловлено и чем-то совершенно другим. Я думаю о холодном шампанском, которое мы пили на Бора-Бора, — неужели это было всего неделю назад? Шампанское, отправленное нам с другой стороны света. Эдди ведь тоже мной интересуется. Разве не мог он послать кого-то следить за мной после моего возвращения? И теперь он проверяет меня, наблюдает. Я охватываю взглядом весь жилой комплекс. Вон молодой белый парень шагает у парковки, прижав телефон к уху. Чернокожий мужчина сидит в рабочем фургоне, готовясь уезжать. Старая леди входит в дом напротив, волоча на буксире сумку на колесиках. Ничего подозрительного. Никто не выглядит как убийца. Никто меня не ищет, я лишь промокшая женщина, ждущая, пока кто-то ответит на звонок в дверь. Я смотрю вверх, на сотни окон, в которых отражается серое небо. Так много окон. Куда больше, чем в самолете на дне южной части Тихого океана.

Я снова нажимаю на кнопку звонка. Долго, неторопливо.

Фил вздыхает. Камера чертовски тяжелая. Я его не виню.

Сейчас девять утра. Они наверняка уже проснулись. Я не сплю с рассвета, и со всей возможной искренностью утверждаю, что это не лучшая идея для плавного возвращения к работе. Сегодня мне предстоит каторжный труд. Я мало знаю Холли, но этого достаточно, чтобы понять: сегодняшняя работа будет изматывающей. Но, как говорил Мураками, мастер каторжного труда: «Боль неизбежна. Страдание — личный выбор каждого».

Я снова нажимаю на кнопку звонка.

— ЧТО?! Какого хрена вам надо? Что? — раздается резкий и агрессивный голос за металлической решеткой входа. Это женщина, и явно старше Холли, голос более грубый и хриплый. Я рискую предположить, что мы разбудили миссис Байфорд.

Я нажимаю на кнопку связи и говорю:

— Здравствуйте, вы Мишель Байфорд? Это Эрин. Эрин Робертс. Я здесь, чтобы увидеть Холли. Мы должны были встретиться с ней сегодня в девять. Для съемок.

При звуке своего голоса я внутренне вздрагиваю. Я знаю, что слышат люди в моем голосе: привилегированность, снисходительность, слезливый либерализм.

Господи, я сегодня совершенно не в форме. Дэниел и Салли Шарп заняли все мои мысли. «Соберись, Эрин».

Тишина. Фил снова вздыхает.

— А, да. — Тон ее изменился, в нем появилось смирение с неизбежным. — Тогда вам, наверное, лучше подняться, — раздраженно бормочет она.

Дверь жужжит, клацает, мы входим.

Я рассказала Филу, чего можно тут ожидать, но без конкретики, ее у меня не было: только общее ощущение, которое создавала Холли своим взглядом и своей улыбкой. Фил видел первое интервью, так что, уверена, он тоже это уловил. Так или иначе, он предупрежден: не позволять ни во что себя втягивать.

Квартира Байфордов находится на шестом этаже, а лифт, ясное дело, не работает. Я бы удивилась, если бы у Фила остались силы во что-то ввязываться после подъема на шестой этаж по лестнице с тяжелой камерой в руках.

Мишель, хмурясь, стоит в общем коридоре, в пушистых тапочках, махровом голубом халате и пижаме с надписью «Сначала налейте мне кофе». Она явно только что встала с постели. Холли не видно. Возможно, она все еще спит?

Мишель выглядит изможденной. В моих заметках сказано, что она работает на полную смену в супермаркете. Пятнадцать лет, с тех пор, как ушел отец Холли. Не хочу быть грубой, но разве ей сейчас не нужно быть на работе?

— Здравствуйте, Мишель. Рада с вами познакомиться. Простите, что так рано, — говорю я, и к моему удивлению, она пожимает мне руку.

Отстраненная улыбка. Она, похоже, о чем-то беспокоится.

— Вам, наверное, стоит сразу начать и включить эту штуку. — Она жестом указывает на камеру Фила.

Мы с Филом переглядываемся, и камера взлетает ему на плечо. Красный огонек горит.

— Я просто не хочу повторять это дважды. — Мишель смотрит на меня и хмурится собственным мыслям. — Вам лучше войти. Я поставлю чайник. — Она шуршит тапочками по линолеуму пола. Мы следуем за ней. Я начинаю понимать, что Холли нет дома.