Опасное хобби
Шрифт:
Порадовал Кругликов. Он доложил, что Мыльников со товарищи провернул операцию сравнительно быстро. И по указанному списку было почти сразу названо несколько произведений, тот же Мане, Дега с его шляпками и ряд других, которые считались попросту утерянными. Как с колесами в известной пьесе по Василию Шукшину: колеса-то есть, но на самом деле их никогда не было, черт знает что… И по всем этим вопросам Виталию Александровичу Баю уже в ближайшие дни придется давать четкие показания.
Основного виновного, к сожалению, уже не допросишь. Его похоронили вчера на Троекуровском кладбище. Грязнов был на похоронах. А теперь со дня на день собирался вылететь в Венгрию, поскольку по сведениям, поступившим Мыльникову от его венгерских коллег, находящийся в Будапеште, аргентинский, правда, гражданин Вадим Борисович Богданов развил пока не очень понятную, но с явным уголовным креном валютную деятельность. Грязнов ждал лишь команды.
Но сегодня Слава провожал Турецкого в аэропорт Домодедово.
По дороге рассказал, как проходили похороны Константиниди. Народу было немного, и все не были знакомы ни ему, ни, похоже, Ларисе Георгиевне. Некоторые потом подходили и скорбно пожимали ей руку, выражая свои глубокие соболезнования. Говорили, что с покойным их связывали долгие годы служения искусству. Интересовались судьбой оставшихся полотен, предлагали свои услуги и помощь в устройстве их дальнейшей судьбы. Другие, молча постояв у осыпающейся могилы, так же молча ушли, словно удостоверившись, что со старым коллекционером больше не придется иметь дел. Странные, в общем, похороны.
Лариса попросила Грязнова отвезти ее домой, она была без машины, приехала на кладбище с Полиной Петровной на катафалке. Слава, и сам почувствовав облегчение, охотно отвез их с Полиной в Староконюшенный. Там Лариса пригласила его помянуть старика. Машину можно оставить до утра. В конце концов, это для Грязнова старик был человеком, склонным к нарушению законов, а для дочери-то отец. Выпили, не чокаясь, по рюмке водки, потом приехал очередной охранник, и Грязнов со спокойным сердцем покинул квартиру Константиниди.
Турецкий же поделился со Славой результатами своих поисков в Эрмитаже, и оба они пришли к единому мнению, что дело тухлое, поскольку концы его находятся в недрах бывшего КГБ. Захочет Федеральная служба безопасности поднимать пыльные тома или сочтет это лишним в настоящее время, решать уже не Турецкому с Грязновым. Но несомненно одно: кражей, перепродажей картин, подменой подлинников на копии занималась наша родная, отечественная государственная мафия, выпестованная в глубинах беззакония власти и абсолютной для нее вседозволенности. Какое место занимал в этой иерархии Константиниди, пока можно было только догадываться. На пахана, может, он и не тянул, но что близок был к престолу, и весьма, было несомненно.
Найденные у Константиниди полотна Кругликов проверит по каталогам Интерпола, и тогда решится их окончательная судьба. Но, скорее всего, Ларисе Георгиевне они будут уже не очень и нужны. Заметила же она однажды, что за все отцовские миллионы счастья все равно не купить.
Чтобы хоть немного развеселить друга, Турецкий рассказал, с каким трудом ему удалось избежать посягательств на свою невинность со стороны ответственного работника Эрмитажа. Посмеялись, и Грязнов, вдруг посерьезнев, сказал, что Каринка предложила им с Нинкой, как только закончится это поганое дело, съездить в круиз. На теплоходе, в каком-нибудь люксе, по всему Средиземноморью…
— Да, — философски заметил Турецкий, — мне это, увы, недоступно. А вам-то чего? Я бы на вашем месте охотно принял такое предложение.
— В люксе, она говорила, чуть ли не три комнаты, — со слабой надеждой заметил Грязнов.
— Славка! — погрозил пальцем Турецкий. — Я уже получил замечание от начальства. Оно ж у нас все видит, а душевного неравновесия замечать попросту не желает. Счастливого вам пути. А я не знаю, когда и вернусь-то теперь в Москву.
Он оказался очень недалек от истины. Потому что уральское убийство, хотя было и дерзким, но лишено видимых концов, за которые можно было тут же уцепиться. То есть исполнено в высшей степени профессионально…
55
Поскольку убийство, считавшееся поначалу корыстным, по мере сбора доказательств стало приобретать некоторый политический оттенок— столкнулись интересы не только некоторых политических партий, но, что важнее и, кстати, понятнее, интересы лиц, финансирующих данные партии и курирующих оружейное производство. Просматривались явные следы крупных сделок по закупке вооружения в некоторые страны бывшего соцлагеря, в частности в Венгрию, которая в свою очередь перепродавала закупленное в России стрелковое оружие в третьи страны. Бурную деятельность развивали бизнесмены из российско-кипрской акционерной компании. Но всякий раз оружие, произведенное на Урале и отправленное через эту компанию на остров Кипр, почему-то оказывалось в Чечне. Или в Закавказье. Но это особый разговор. Само же дело об убийстве губернатора удалось раскрутить сравнительно быстро, чуть больше месяца ушло. И в самые последние, жаркие дни августа Александр Борисович, не предупредив никого из друзей, прибыл рейсом в Домодедово.
Аэрофлотовский автобус доставил его к метро «Парк культуры». Турецкий выбрался из душноватого салона и отправился к подземному переходу на противоположную сторону Зубовской площади, прошел вдоль эстакады и возле пряничной церкви, в которой по легенде венчался Володя Высоцкий с Мариной Влади, к троллейбусной остановке, чтобы доехать до дома.
Всего месяц и отсутствовал-то в Москве, какие могли быть перемены? Но они были, и не в лучшую сторону. Раньше тоже сталкивался на каждом шагу с нищими попрошайками. Но теперь, увидел, стали клянчить целыми семьями. Саша не относил себя к особо впечатлительным и, соответственно, чувствительным натурам, но при виде молодой и совсем не цыганской внешности женщины, сидевшей в подземном переходе на разостланной газете в окружении нескольких вовсе не грязных, а даже ухоженных детишек, сердце не выдержало. «Я хочу есть» — было написано на картонке, которую покорно и безропотно держала в руках девчушка лет, может, пяти. Безрассудно и стыдливо сунул он ей в протянутую ладошку последнюю пятисотрублевую купюру и почти бегом проскочил переход, морща лицо и почти вслух матеря эту нашу любимую демократию.
Не глядя по сторонам, Турецкий шагнул на проезжую часть, чтобы нырнуть под эстакаду. Проклятый провинциализм! Всего месяц какой-то отсутствовал в Москве, а бдительности как не бывало!.. Не успел он и шага сделать, как буквально перед его носом, едва не сбив с ног, резко затормозил и закачался огромный темно-синий автомобиль.
Турецкий отступил на шаг, ожидая, когда проедет мимо этот роскошный заграничный катафалк. Но задняя дверца вдруг отворилась, и из глубины салона высунулась — чур меня! — круглая и крупная, лоснящаяся голова Виталия Бая.
— Александр Борисович! Будь я проклят, если сном ли, духом ли покусился на вашу драгоценную жизнь! — Бай был элементарно перепуган.
Турецкий наконец сообразил, что чуть не попал по собственной рассеянности под колеса автомобиля Виталия Александровича. А ведь попади он — вот же черный юмор! — ни за что не оправдаться Баю, что наезд — чистая случайность. И это обстоятельство вдруг безумно развеселило Сашу. И стресс сняло, и расслабило до такой степени, что он расхохотался.