Опасное задание. Конец атамана(Повести)
Шрифт:
А Избасар, покончив с лепешкой и рыбой, сказал:
— Значит, ата, как договорились, мы вас сейчас высадим и уйдем в море. Вернемся завтра к вечеру.
— Высаживайте, высаживайте, — согласился Омартай. Вытащил из мешка новый халат, новые штаны, сапоги, переоделся, важно сложил на животе руки и поджал губы. Лицо у него вдруг стало надменным. И уже не добродушный старик, а злой и хитрый старикашка обводил презрительным взором рыбницу и цедил сквозь зубы.
— В море пойдете. Только я вас вижу насквозь, половину улова хочете украсть у меня, верблюды облезлые, — и предупреждающе грозил пальцем, лениво, по-байски.
— Две капли наш Аблай, — удивился Ахтан.
— Кто такой?
— Наш бай.
— Похож? — в голосе старика горделивые нотки.
— Говорю, бай.
— Их у меня было, как блох на голодной собаке. Всех запомнил.
Избасар спрыгнул в воду и подставил Омартаю загорбок. Тот, не торопясь, будто всю жизнь только и делал, что ездил на чужих спинах, взобрался на Джанименова, подоткнул полы халата и громко, на всю косу закричал:
— Неси, жалкау [3] , да смотри, если сапоги мне вымочишь, плохо тебе будет. Хозяин в убыток вас кормит, заслужил, чтобы не брести по воде.
3
Лентяй.
Избасар перетащил Омартая на косу и бережно опустил на песок.
— Жол болсын, аксакал [4] ,— с полупоклоном проговорил он, расправляя старику полы халата.
К ним уже спешили ловцы.
— Откуда?
— Зачем в Ракушу приплыли? Покупать будете или продавать?
— Чаю нету? Менять будем, — посыпались со всех сторон вопросы.
Омартай смотрел поверх голов собравшихся, надменно выпятив губы.
— А вы кто? — наконец удосужился бросить он небрежно без особого интереса.
4
Счастливый путь, аксакал.
— Бинокля надо, не видал, какие ловцы бывают? — выдвинулся вперед плечистый, по пояс голый и, словно веревками оплетенный тугими мускулами казах. Он был даже выше Избасара.
Омартай усмехнулся.
— Вкус мяса узнают, когда его из котла вытащат. Об отаре за глаза по пастуху судят, о коне — по джигиту. На чьих лодках промышляете? Это прежде скажите, — и он бережно тронул бородку.
— Ишь, шайтан! — удивленно отступил плечистый казах.
— Мы на лодках Аблая.
— А мы на Прошина робим, на Митрия Прошина, сына, значит.
— Где же ваши хозяева?
— Эва, хотел чего! Где было видано, чтобы такую рань хозяева на рыбалку являлись. У них приказчики на это имеются. Вон, один из прошинских холуев чешет сюды — русский ловец, худой, как высушенная вобла, с измятым, будто спросонья лицом выпивохи, — сплюнул с остервенением и растер плевок. — Может, водка, купец, имеется? Заложу свой пай. Уступи на опохмелку. Сделай божецкую милость, — начал он подступать к Омартаю.
Тот отвернулся и подтолкнул Избасара в спину.
— Иди, что уши развесил, как ишак. Не видишь, что у этого человека, — и кивнул слегка на ловца, — водка давно отняла разум. Один язык оставила.
— Ты, видать, выжига, похлеще еще нашего Прошина, — русский ловец, понимавший, оказывается, все, о чем говорил Омартай, взглянул на него недобрыми глазами. Рядом с ним стоял казах. Широкий шрам пересекал ему лоб, пустую глазницу и щеку.
Избасар посмотрел на него и вздрогнул. В единственном глазу этого ловца, устремленного на Омартая, столько ненависти, что ее никак нельзя было скрыть.
— Некому пока вытряхнуть наших хозяев пораньше с мягких подушек. А надо бы пошевелить этих собак как следует, — сказал он сквозь зубы.
— Ой-бой! Плохими словами рот поганишь, — замахал на него Омартай. — Всемогущий аллах учит слушаться хозяев, а ты их поносишь.
— На чужих спинах ездит да еще за аллаха цепляется, свалиться, поди, боится, — эти слова русского ловца покрыл дружный смех.
— Он в прошедший раз приезжал сюды, — продолжал ловец. — Я его признаю, муку скупал и тоже все аллаха вспоминал.
— Пошли, — скомандовал одноглазый и повернулся к Избасару. — Ты его не очень-то вози, козла старого, — бросил он насмешливо. — А то совсем ишаком станешь, уши вырастут.
— Но, но, — тоненьким голоском завопил Омартай и сильнее толкнул Избасара, будто вымещал на нем гнев. — Почему стоишь? Почему не идешь назад? Отправляйся на лов! — и, недовольно поводя тощей шеей, не торопясь, зашагал к стоявшим в отдалении юртам.
— Эй, горбоносый, — подражая Омартаю, крикнул Избасару одноглазый, — ходи сюда. Пить чай будем.
— Ладно, — махнул Избасар в ответ и повел лодку к лодке одноглазого. Тот стоял на корме.
— Бросай чалку, у нас парус хороший, обе лодки потянет.
Кожгали бросил одноглазому чалку.
Вскоре он, Избасар и Ахтан перебрались в чужую лодку.
— Ассалаумагалейкум, — пожал им по русскому обычаю руки одноглазый и присел у расстеленного куска брезента. Кроме него, в лодке находился русский ловец и рослый казах, который упоминал про бинокль.
— Амансызба, — приветствовал он гостей и, оглядев Избасара, спросил:
— Давно хозяина на спине таскаешь?
Есть захочешь, потащишь, — ответил угрюмо Избасар.
— Голод заставит, верно, — согласился одноглазый.
— А тебе, как нашему Байкуату, — ткнул он в плечистого казаха, — много есть надо. Вон какие вы большие. Поливали вас, что ли?
— Меня не поливали, сам рос, — захохотал на всю бухту Байкуат и протянул одноглазому чайник.
— Давай, угощай гостей, Бейсенгали.
С минуту все молча следили, как наполняются чаем деревянные пиалы. Заедали чай мелко нарезанными кусочками печеной в золе лепешки и соленой воблой.