Опасное задание. Конец атамана(Повести)
Шрифт:
— Несладко живешь, сынок, — продолжал Омартай, — если перед штормом далеко в море пошел. Нужда, видать, заставила?
— Нужда, ата, иначе бы…
Старик положил на плечи Избасара руки:
— Говори, Избаке, кто русского стрельнул, зачем и откуда идешь? Почему маленький мылтык в твоем кармане лежит? — указал он на наган. — Может, ты красный большебек? — два зрачка впились в Избасара.
Это были глаза друга, а не врага, чуть водянистые стариковские глаза. Они не бегали по сторонам, не юлили, а смотрели
Избасар поддался им, поверил.
— Ты прав, ата. Не из Ракуши мы, красные большевики, аскеры мы. В Ракуши идем.
— Ой-бой, — обрадовался Омартай, но тут же спросил, прищурясь и перейдя на шепот:
— Если аскеры, показывай бумагу. Где твоя бумага?
Избасар снял ботинок и вытащил из-под стельки завернутый в промасленную непромокаемую бумагу, а сверху ее еще обмотанный клеенкой документ.
Омартай повертел его и вернул равнодушно.
— Откуда знаю? Совсем читать не могу.
Тогда Избасар достал спрятанную все в той же непромокаемой бумаге четвертинку газеты.
— Вот гляди, ата!
Омартай вскочил, заулыбался.
— Я этого человека знаю. Ленин его зовут. Он главный. А ты видел его? Ты его знаешь? По-русски за руку здоровался с ним? Он шибко большой? — засыпал старик вопросами Джанименова, и сам же отвечал: — Большой, конечно, а то зачем бы назвали так, а?
— Не знаю, зачем. Комиссар говорил, я не понял, — сознался Избасар.
— А зачем в Ракуши идете?
— Ленин послал. Он хочет Денику оттуда выгнать. Только, ата, молчи про это, пожалуйста.
— Кому не надо — не скажу. Омартай — сам красный большебек, у меня сын ушел к Ленину, Кайсаром его звать. Я тебе еще про Кайсара не сказал. Он старше немного Акбалы с Жузбаем.
И Омартай стал рассказывать. Глаза у него сделались жесткими, как и голос.
В поселке, оказывается, разместился взвод казаков Улагая. Офицер, который явился с ними, в первый же день приказал расстрелять двух стариков, а остальных жителей поселка выпорол.
— Всех? — переспросил оторопело Избасар.
— Я с Акбалой и Жузбаем здесь был, нас не выпорол. Еще хозяина промысла с родичами не тронул. А ловцов всех до одного стегал камчой.
— За что же?
— Э, сынок, разве бедняка спрашивают, за что его бьют. За бедность и бьют. А в этот раз за красных били. Кто-то офицеру сказал, будто бы ловцы в Астрахань на хозяйских причалках красных послали. Двух причалок тогда недосчитался офицер.
— А сюда он приходит?
— Чтоб ему подохнуть, собаке, чтоб его внутренности шакалы выели, — рассвирепел Омартай. — Приходил уже в шторм, вчера, значит, приходил. Меня за бороду хватал. Не знаю ли, спрашивал, про лодку, которая на Астрахань побежала. — Омартай вдруг секунду или две сидел молча, затем придвинулся к Избасару. — Погоди, не про вашу ли лодку он у меня узнавал?
— Кто знает…
— А ты где, в море уже, как удрал из Джамбая, назад повернул?
— В море.
— Хорошо, сынок, сделал, — Омартай сжал губы и долго сидел, перебирая по волоску реденькую бороду. И взгляд его в отсветах костра был сухим и жестким.
Среди расстрелянных был его брат, а среди тех, кто ушел на причалках в Астрахань, — старший сын Кайсар. Он-то и рассказывал про Ленина. Еще возле Ракуши один старый чабан рассказывал про Ленина Омартаю. Старик сейчас сидел и вспоминал поездку к этому акыну. Он пробыл у него несколько дней.
— Нам бы завтра, ата, уходить надо, — напомнил старику Избасар.
— Море не пустит завтра. Оно еще два дня никуда не пустит.
— Нельзя нам столько ждать.
— У моря свои законы. Из бухты не выйти.
— Выйдем.
Омартай подумал, вызвал Жузбая, отвел в сторонку и что-то сказал ему. Тот повернулся и пошел по направлению к поселку.
— Ловцов приведет, будем говорить, как помогать вам, — пояснил старик.
— А кого приведет? — повел опасливо плечами Избасар.
— Омартай знает кого, не бойся, — поджал обидчиво губы старик и пошел в землянку поглядеть на Мазо.
Вскоре он вышел оттуда растерянный и никак не мог нащупать скобу, чтобы закрыть за собой дверь.
У сидевшего под навесом Избасара упало сердце. Он кинулся к Омартаю.
— Что, Яна помер?
— Я, старый дурак, помер, — застонал Омартай и затрясся весь. — На, вытаскивай свой мылтык, стреляй меня, — рванул он на груди рубаху. — И Жузбая с Акбалой стреляй. Ты не сын Джанимена, змея ты, которую надо раздавить!
Избасар испуганно отступил.
— Опутал ты меня, как арканом, своей хитростью, — схватился в отчаянии за голову старик.
— Что с вами, ата? — тронул его осторожно за рукав Избасар.
Омартай отдернул руку.
— Объясните, ата, почему сын Джанимена в змею превратился, за что его раздавить надо?
— Еще спрашиваешь, иди Яна, русского друга своего послушай. Жар ему в голову кинулся и распахнул сердце, как юрту. Он сейчас красного матроса расстреливал. Ругал его, бил, песню за царя пел. Разве красный аскер за царя будет петь?
Избасар кинулся в землянку.
Мазо лежал с закрытыми глазами. По его лицу скатывались росинки пота. Джанименов взял Яна за руку. У раненого дрогнули веки.
— Это ты, Базар?
— Я.
— Где мы, в Ракушах?
— Нет, — и Избасар, наклонившись пытливо, вглядывался в гурьевского ловца. «Так кто же ты, Ян Мазо? В какого матроса ты стрелял?»
На виске у Мазо пульсировала тоненькая синеватая жилка. Веки подрагивали, но не раскрывались, между ними узенькая полоска.
— Базар, а Базар, — позвал раненый. — Так где мы?