Опасное задание. Конец атамана(Повести)
Шрифт:
За лодкой тянутся поплавки. Они пунктиром перечеркнули море. Ахтан выметывает невод.
— Весь, — объявляет он.
Избасар приспускает парус. Когда поплавки смыкаются, он подает команду.
— На выборку.
Мокрый, истекающий каплями и остро пахнущий рыбой невод бежит в лодку. Его тянут шесть сильных рук.
Один из кораблей почти рядом. По всему его борту солдаты в серых куртках и такого же цвета брюках, заправленных в тяжелые ботинки.
— Эй, давай рыба, — кричит кто-то из солдат.
— Давьяй рыба, давьяй!
— Иес, о, русски, казах, риба, — подхватывают многие.
Избасар колеблется, но требования солдат все настойчивее.
— Риба, пуф-пуф будем!
На корабле делают вид, что спускают лодку.
И Джанименов решается.
— Можна, есть, рыба, — он подводит лодку вплотную к кораблю и показывает на болтающуюся стремянку. — Эта давай.
Ему спускают ее. Он набрасывает в корзину рыбы, и солдаты вытягивают его стремянкой на палубу.
— Киргиза, киргиза, — обступают они Избасара, роются в корзине.
— Бери, бери, деньги давай, — говорит Джанименов.
Денег ему никто не дает, но корзина быстро пустеет. А с верхней палубы уже спускается офицер. Солдаты отходят от Избасара. Он стоит с рыбиной в руках, у его ног бьет хвостом не желающий засыпать жирный лещ.
Офицер трогает леща стеком и в упор смотрит на Избасара. Этим же стеком распахивает ему незастегнутую, накинутую на голое тело рыбацкую куртку и брезгливо морщится.
— Ты кто есть? — спрашивает он по-русски с небольшим акцентом.
— Ловцы мы, рыба ловим, — Избасар сует под нос офицеру леща. — Бери сыйлау — подарка называется, деньги не надо, даром.
— Как попал сюда?
— Твои солдаты позвал, рыба кушать захотел.
В это время лещ бьет хвостом и задевает офицеру подбородок.
— Иес, — отшатывается офицер, хлопает Избасара по руке стеком и поворачивается к солдатам.
— Вниз. В море!
Целая их шеренга бросается к Джанименову. Солдаты сваливают его, поднимают, раскачивают за руки и ноги и с громким смехом швыряют за борт.
Избасар кувыркается в воздухе, ныряет и долго плывет под водой. Выныривает у самой лодки. Ахтан с Кожгали протягивают ему весла.
На палубе корабля у поручней помахивает стеком офицер. Он стоит отвернувшись. Его не интересует, выплыл или не выплыл киргиз.
Избасар грозит ему кулаком.
— У, вобла, ишак, скоро тебя в море кидать будем. — Но произносит он это без особой злобы, даже внутренне посмеиваясь: «Могло быть хуже».
— Не ушибся? — спрашивает его Кожгали.
Избасар не отвечает и молча начинает поднимать парус, стараясь не смотреть на друзей. Ему кажется, что те упрекают его в душе за этот необдуманный поступок. «Зачем было соваться на пароход, кто дал право ему рисковать собой и ими?»
Но все же он успел разглядеть на палубе у люков накрытые брезентом штабеля из продолговатых ящиков. Было ясно, что в них винтовки. Ящики по всем признакам подняли недавно из трюма и собираются сгружать. Зачем? Для новых солдат? Откуда они у белых?
— Пойдем вдоль берега, — объявляет Избасар.
Ахтан достает из потайного места морской бинокль и, накрывшись сетями, ложится на носу рыбницы. Дует попутный ветерок. Мимо бегут камышовые бухточки, они плавятся на солнце и топят в просвеченной до глубины морской воде свою зелень и свою желтизну. Показывают наготу и небольшие заливчики с белесыми песчаными откосами, где отдыхают сытые бакланы и чайки. Изредка на берегах заливчиков мелькают то одинокий рыбацкий шалаш, то юрта.
Было ясно, что подходы к Ракуши не охраняются. Видимо, и мысли не допускали деникинцы о возможности высадки здесь красного десанта, надеялись на англичан: такие корабли, такая орудийная мощь!
Когда стали приближаться к Ракуши, навстречу показались хорошо знакомые Избасару серые очертания «Ардагана» — грузо-пассажирского парохода. Раньше этот пароход обычно ходил между Баку и Астраханью, перевозил пассажиров и разную кладь. Сейчас на его палубе были солдаты.
— Эй, на лодке, заснули, растак вашу так, — послышалось с мостика парохода. — Куда прете! Глаза повылазили? Вот шарахну, узнаете.
Мимо скользнул давно не крашенный, облупившийся пароходный борт. Молчаливые взгляды пожилых седоусых солдат, одетых в непривычного покроя рубахи с множеством карманов, провожали лодку.
— Совсем, однако, старики, — удивился Ахтан. — Разве таким охота воевать? Им дома сидеть надо, внуков пасти.
— Глядите, и казахи есть! — подхватил Кожгали.
— Правда! — подтвердил Избасар. — Значит, Деника совсем стал плохо жить. А?
— Плохо, поди.
— А Киров нам чего говорил? Забыли?
— Забыли, Избаке, скажи снова.
— Толкнуть, он сказал, Денику хорошо, — и Деника покатится долой, не удержишь. Выдохся Деника.
— Выдохся? Как это? — не понял Ахтан.
— Как лошадь, которую загнали.
Приподнявшись на локтях, внимательно смотрел вслед удалявшемуся пароходу и Ян.
— Я на англичанке много винтовок видел. А тут как раз солдат новых везут. Может, белые чего-нибудь задумали? Узнать бы, — почесал Избасар переносицу. — Ловцов надо поспрашивать.
— Обязательно надо, — подтвердил Кожгали.
Ахтан неожиданно захохотал:
— Ты как летел с англичанки, Избаке! Ой-бой, как чайка! Я думал, на дно моря уйдешь.
— Они тебя раз-два, раз-два, и ты как раплан, — засмеялся вслед за Ахтаном Кожгали и раскинул руки, как крылья.
Скобка усов над губой Избасара старалась побороть смех. Но она дрогнула, и губы разъехались в стороны.
— Ох-хо-хо, — разразился смехом Избасар: — Как айрплан летел, говоришь?.. Ох-хо-хо! — Вернусь к Кирову, скажу: «Давай айрплан, летать буду, умею».