Опасное задание. Конец атамана(Повести)
Шрифт:
— Эх, мяса бы, — отодвинул от себя воблу Байкуат. — Пойду принесу, однако!
— Откуда? — удивился Бейсенгали.
— А вчера, когда сеть в заливе ставили, видел на берегу отару?
— Видел.
— Чья она, думаешь?
— Конусбая, конечно.
— Моя.
— Ох, убиваешь ты меня, — схватился за живот и захохотал прерывисто, со всхлипываниями Бейсенгали. — Или считаешь, что стоит только тысячу раз сказать «бесбармак» — сразу будешь сытым? Ох, убил.
— Сам ты себя убиваешь. Тебя все умным считают, а ты, оказывается, — Байкуат безнадежно зачмокал языком, — простых вещей не понимаешь. Как будешь жить, Бейсенгали, раз не понимаешь?
— Что ты хочешь сильно барашка кушать, это я понимаю, — с трудом справился со смехом Бейсенгали.
— А если я, Байкуат, сын Умурзака, пятнадцать лет пас Конусбаю отары. Сколько это я ему вырастил овец? И ни одной не могу скушать? — удивленно развел руки Байкуат.
— Глазами всю отару можешь скушать. Только глаза еще труднее накормить, чем живот.
— Это раньше глазами ел. Теперь зубами буду есть. Слыхал, что в степи, за Забуруном, произошло?
Единственный зрачок Бейсенгали прошелся по гостям.
«Слыхал», — определил по этому взгляду Избасар.
— Нет. А что там случилось? Расскажи.
— Туда кзыл-аскеры пришли, — понизил Байкуат голос, — всех баев до Сыр-Дарьи прогнали, а скот их беднякам роздали. Узун-кулак говорит: «На каждого чабана и ловца по два десятка овец досталось, — Байкуат замолчал, подумал и добавил: — Больше, по три десятка».
— Меньше бы болтал, — одернул его Бейсенгали. — Язык мало ли чего не наплетет, он ничего не боится, хоть много зубов вокруг. А тебе за эти слова могут поубавить рост вот на столько, — он чиркнул себя ребром ладони по шее. Его единственный зрачок испытующе и беспокойно разглядывал всех поочередно.
Избасар понял, что разговор про кзыл-аскеров предназначен специально для них, и, опрокинув пиалку донышком кверху, поднялся.
Флотилии рыбацких лодок покидали ракушенскую бухту, широким веером рассыпаясь по чуть тронутому рябью морю. Оно жадно вбирало в себя голубизну неба и от этого становилось бирюзовым. Чем дальше, тем чище, темнее бирюза. У самого горизонта в нее вплетались корабельные дымы.
— Что там за пароходы? спросил Избасар.
— Англичанка, — сплюнул зло Байкуат. — Своих шакалов мало — чужие прибежали…
— А вы из каких мест, что про англичанина не знаете? — придвинулся Бейсенгали к Ахтану.
Из Кара-Тюбе. На лодке бая Омартая ловим.
— Погоди, — русский рыбак недоверчиво посмотрел на Избасара. — Это старикашка Омартай и есть?
— Омартай.
— Он в прошлый приход назвался забурунским.
— У богача один дом, у бедняка сто. Где накормят, там и живет, — ответил за Ахтана Избасар. — Ахтан правильно сказал, он из Кара-Тюбе, этот, — показал на Кожгали, — из Забуруна. Я тут, в Ракушах жил, после в Кара-Тюбе жить стал.
— Ну, это другой табак, — согласился русский ловец.
— Про англичанина мы знаем, узун-кулак у нас тоже есть, не видели только англичанина, — добавил Кожгали.
— Омартай из Забуруна? Что-то не слышал я про такого, а ты? — обратился Бейсенгали к Байкуату.
— Про Омартая? Да пускай собаки разорвут всех купцов до последнего. Разве барашку легче, если он знает, кто ему перережет горло? Одно у всех богачей имя — шакалы. И Омартай ихний — шакал.
— Сюда зачем приехали? — продолжал выспрашивать Бейсенгали.
— Муки, сказал хозяин, покупать хочет. А чтобы лодка не стояла, нас ловить заставил. Он у нас такой. У него и бараны доятся, и валухи приплод дают.
— Э, да у вас там еще один человек, — заметил лежавшего Мазо Байкуат. — Почему не разбудили? Чаю пожалели?
— Больной он, пускай спит.
— Пускай, — согласился Байкуат и крикнул идущим справа рыбницам:
— Здесь будем кидать?
— Здесь, — ответили с лодки.
— А вы? — повернулся он к Избасару.
— Дальше пойдем.
— Тогда отчаливайте и идите. Попробуйте свое счастье. Нас оно покинуло. Пять дней пустыми на косу возвращаемся.
Кожгали, Ахтан и Избасар перепрыгнули на свою лодку. Кожгали отвязал чалку. Избасар поставил парус и повел лодку на дымы, к стоявшим у горизонта кораблям.
— Эй, ночью к нашему костру приходите! — пророкотал напоследок голос Байкуата.
— Придем, — ответил Избасар. И какое-то время провожал взглядом удалявшуюся лодку. В ней три человека, с которыми только что свел случай. А кажется, любого из них: и одноглазого Бейсенгали, и могучего Байкуата, и иссушенного работой русского ловца он знает давным-давно. Все помыслы и чаяния этих людей, их жизнь близки и понятны ему. Они кормятся от моря, ему оно тоже давало пищу и жизнь. Они ловцы, он тоже, как и они, знает, что такое тяжелый рыбацкий труд.
— Ахтан, — позвал Джанименов, — краска где? Надо написать знак.
Ахтан достал из-под банки пузырек, кисть и на носу рыбницы вывел не особенно красиво, но зато броско цифру «3». То был условный знак. Так велел Брагинский. Лодку, когда вернутся в бухту, они должны будут подвести к краю косы, напротив избы с двумя окнами. Эту избу Избасар уже приметил. На лодку явится человек. Он скажет: «Это кто же грамотей у вас такой? Всю лодку испакостил. Я природный маляр, может, подправить цифру? Сделаю разлюли-малина».
— Если разлюли-малина, тогда переделывай, — должен сказать ему в ответ Избасар.
Человек доставит сведения, за которыми послал их сюда Киров. И этого же человека надо будет попросить собрать данные обо всех промыслах и запасах нефти в Гурьеве, Доссоре, Макате и Ракуши. Но только насчет Ракуши у Избасара были еще и свои соображения.
В гостях у англичан
С десяток дымов уходят в небо. Молчаливые громадины вросли в Каспий. Легкий ветерок полощет флаги и вывешенные для просушки матросские тельняшки. Они как само море. Но эти, что густо облепили военные корабли, кажутся какими-то особенными. На кораблях чужие люди и чужая, непонятная жизнь, непонятная речь.