Опасные пути
Шрифт:
Пока герцогиня была жива, дорога в веселый Париж оставалась для де Лоррэна закрытой. Генриетта, казалось, вовсе не обращала внимания на разлад, причиной которого была она сама. Ее двор в Сэн-Клу отличался оживлением и блеском, и даже ее строптивый супруг поддался, по-видимому, общему настроению: он стал гораздо общительнее.
Луиза де Лавальер жила тихо и одиноко среди пышного двора. Она все еще была счастлива хотя бы тем, что от времени до времени видела короля, слышала от него ласковое слово. У нее было одно удовлетворение: что королева Франции обращала на нее внимание. Она без всякой зависти смотрела,
— Государь, неужели в Вашем сердце уже не осталось ни искры старой привязанности ко мне?
По несчастной случайности король находился в этот день в одном из своих деспотических настроений и воспользовался случаем навсегда оттолкнуть Лавальер. Он несколько мгновений осматривал комнату, потом схватил за шиворот маленькую испанскую собачку и бросил ее на колени герцогини, со словами:
— Вот, возьмите то, что Вам подобает!
Лавальер не вскрикнула и не заплакала; не говоря ни слова, она нежно взяла собачку на руки и вышла из комнаты, а король занялся разговором с Атенаисой Монтеспан, в помещении которой происходила эта сцена.
Луиза де Лавальер достигла высшей, страшной точки своего опасного пути. Она удалилась в Шальо. Маркиза Монтеспан была теперь полной госпожой положения; на ее дороге стоял только граф де Лозен.
— Вы что-то скрываете от меня, — сказал ей однажды король, проводивший у нее вечер и по своему обыкновению ходившей взад и вперед по комнате.
— Я молчу, Ваше величество, потому что не смею огорчать Вас.
— Но… Вы все время намекаете на Лозена. Из-за этого человека у меня нет теперь ни минуты покоя. Мой брат, герцогиня Орлеанская, королева, мой главный министр, даже мой Бонтан, — все в один голос уверяют, что недопустима даже мысль об отношениях де Лозена и принцессы Монпансье; Вы же, Атенаиса, еще в Дюнкирхене уверяли меня, что граф и принцесса состоят в тайном браке. Я не могу поверить этому. Такая дерзость была бы слишком ужасна… Где же доказательства, мой прекрасный друг? — с улыбкой продолжал Людовик, лаская прелестную шейку фаворитки.
По этому прикосновению Атенаиса поняла, что на короля нашла минута слабости, и, зная, что в такое время она всесильна, она, улыбнувшись ему с необыкновенной грацией, сказала:
— Государь, я могла бы доставить Вам эти доказательства, но в дело оказались бы замешанными люди, стоящие близко к… Вам и ко мне.
Король отдернул свою руку!
— Ах, опять эти рассуждения! — сказал он, — я думал, маркиза, что доказательства у Вас в руках.
“Любимец держится крепко”, — подумала Атенаиса и громко сказала:
— О, государь, если бы это оказалось необходимо, я, конечно, дала бы Вам все доказательства своих слов; но разве нужны доказательства? Граф получил от принцессы в подарок замок Сэн-Фарго, герцогство Омаль и поместье Демб.
— Да разве все это действительно было подарено?
— Три дня тому назад. Разве делают такие подарки своему возлюбленному?
— Почему же нет? — возразил король, снова придвигаясь к маркизе, — я могу подарить еще гораздо больше… если Вы захотите.
— О, для меня, государь, нужна только Ваша любовь! Это — высшее, величайшее счастье! Я никогда и не взглянула бы на богатства, как граф Лозен… Ах, простите: он — Ваш друг! Но какой это неделикатный, неблагородный друг! Ведь он требует от принцессы крови, чтобы она снимала с него сапоги!
Глаза короля засверкали гневом и он почти крикнул:
— Довольно! Лувуа и Конде уже сообщили мне это и поставили мне в упрек; я допрошу графа.
— Это будет благородный поступок, государь! Ну, а что, если граф Лозен неожиданно раскроет тайну своего брака? Что, если без всякого страха — а этого можно ожидать от его наглости — он разоблачит деликатные отношения, существовавшие между ним и принцессой? Будет хвастаться, ссылаться на обязательства, которые, может быть, существуют между ним и принцессой? Как можете Вы, государь, узнать, какого рода связь существует между ними? Опять выплывет история с любовным напитком, которая в свое время не возбудила скандала только благодаря прекращению процесса отравителей. Кто может ручаться, что это не послужит к новому раздражению общества?
— Значит, Вы полагаете, что… Лозен…
— Должен быть арестован как можно скорее. Он должен оказаться в надежном месте, прежде чем вздумает заговорить. Граф Лозен — это воплощенная государственная тайна!
Король слегка задумался, а затем произнес:
— Принцесса — довольно-таки безумная женщина и всегда была такой: она так же весело въезжала в Орлеан, как стреляла из пушки в Лувр. Да, она на все способна. Лозен будет наказан за свое высокомерие; а потом его всегда можно будет выпустить.
“Раз он попадет в заключение, то в нем и останется!” — подумала Атенаиса.
— Кроме того, — прибавил король, — ведь я иногда охотно интригую и думаю, что герцог Мэн мог бы получить подарок… на крестины.
— Как, государь, — возразила Атенаиса, — Вы полагаете…
— Предоставьте дело мне, Атенаиса, — с улыбкой перебил король, обнимая рукой ее шею, и поцелуй заглушил вопрос прелестной женщины.
Придя в свой кабинет, Людовик позвал Креки и сказал ему:
— Мне нужно видеть де Форбена и д’Артаньяна.
Креки поклонился и невольно побледнел, подумав, что для кого-то надвигается гроза; это были страшные имена.
Лозен появился вечером на собрании у короля: Людовик и маркиза Монтеспан никогда, казалось, не были так веселы, как в этот вечер. Граф беседовал с неаполитанским послом, когда маркиза, подойдя к нему, лицемерно промолвила:
— Дорогой граф, Вы не рассердитесь, если я дам Вам поручение?
— Вам стоит только приказать, — ответил де Лозен в то же время подумал: “В чем тут дело? Она что-то очень любезна! Будем осторожны!”
— Я знаю, что Вы — большой знаток камней. Вот эту нитку я хотела бы переделать по английской моде. Я знаю что Балло, самый искусный золотых дел мастер на Орфеврской набережной, — Ваш поставщик; можете Вы дать переделать эту вещь? — и Атенаиса подала графу футляр.
“Тут нет ничего опасного”, — подумал Лозен и тотчас произнес:
— Я в точности исполню Ваше поручение.
“Она, кажется, приучилась, — прошептал он про себя. — О, только бы мне сделаться мужем принцессы! Тогда уж ты поплатишься за утраченное место, жалкая провинциалка”.