Опасные заложники
Шрифт:
— Много дальше того места, откуда вы сюда перекочевали.
— О!.. — разведя руки, с пониманием ответил Меткий Томагавк. — Мы очень будем тебя ждать. Пока мы живы, ты останешься в наших сердцах.
— Вместо меня вас будет посещать мой брат, — сообщил индейцам Кажакин, положив руку на плечо Фредерика Буне, который в вежливом поклоне выразил уважение Меткому Томагавку.
— Твой брат — мой брат. Мы ему будем оказывать такие же уважение; и почести, как и тебе, великий Большой Человек, — напыщенно сообщил Меткий Томагавк.
— Можно мне со своими соплеменниками немного пожить у тебя в лагере? — осторожно вступил в беседу Фредерик Буне, довольный складывающейся ситуацией.
Широкая, радостная улыбка Меткого Томагавка ответила Фредерику Буне раньше на его вопрос, чем вождь успел выразить свою мысль:
— Живите сколько хотите вместе с моим племенем. Дом лжешамана пустует, и вы можете в нем жить. Будем вместе с вами ходить на охоту.
Заинтересованность индейцев в присутствии пришельцев в их лагере нетрудно было почувствовать. Довольные ответом вождя, присутствующие индейцы блаженно улыбались.
Меткий Томагавк, обняв Кажакина, сообщил:
— Предложение Луноликого в отношении тебя мы обсудили на совете старейшин, глав кланов, где избрали тебя нашим почетным вождем с вручением отличительных атрибутов власти.
Под одобрительные возгласы индейцев "О!", "Хок!" и другие, он вручил ему боевое убранство вождя, сделанное из перьев неизвестных Кажакину птиц, копье, лук с колчаном, наполненным стрелами, и щит, сделанный из кожи крокодила, Индейцы Заставили Кажакина облачиться в свои подарки, искренне восхищаясь новым членом племени, гордые тем, что такой Большой Человек стал покровителем их племени, защитником от злых духов.
Поблагодарив индейцев за оказанное ему внимание и почести, Кажакин сказал, что должен уважаемых соплеменников тоже одарить подарками на память, а поэтому ему надо сходить в свой летающий дом и принести их сюда, а они пускай в его отсутствие побеседуют с его младшим братом.
Когда Кажакин вошел в смежную комнату, то увидел там прекрасную в своей невинности и красоте Гордую Лань. Ее тело, которое дышало силой, грацией и красотой, притягивало его, как металлическую иголку сильный магнит. Ее налившиеся упругие груди, округлившийся живот говорили, что она ждет ребенка. По ее счастливым глазам, устремленным на Кажакина, видно было, что предстоящее материнство ее не пугало, а радовало, будущее ребенка, которому помогут многочисленные родственники, се не волновало. Гордую Дань радовало, что ее муж стал вождем; смущенно улыбнувшись, она подобострастно упала перед ним на колени. Подняв ее за [туки с пола, боясь поверить своей догадке, он поинтересовался:
— Кто отец твоего ребенка?
— Ты, мой любимый муж, — прочитал он лаконичный ответ.
От такого ответа он растерялся. К тому же, ему стало жалко наивную женщину:
— Гордая Лань, ты знаешь, что я женат, зачем так нехорошо со мной поступила?
— Нашему Богу угодно было, чтобы я родила тебе; маленького сына. Если бы он не пожелал и не дал мне ребенка, то, значит, я была неугодна тебе и не стала бы твоей женой. Теперь ты мой муж, — убежденно сказала она ему,
— Но я тебе еще раз повторяю, что я женат, — растерянно пояснил он.
— Там далеко ты женат на белой женщине. Там тебе она жена, а тут, у пас в лагере, все знают, что ты мой муж и именно от тебя я жду ребенка, который станет, как и его отец, вождем.
— Я знаю, что многие молодые женщины вашего племени, как и ты, ждут детей от пришельцев, но все они вышли замуж и живут со своими соплеменниками-мужьями.
— Нс) я не хочу быть ничьей женой, а только твоей, потому что люблю только тебя одного. По воле нашего Бога, он свел пас, чтобы я была твоей рабыней и женой.
— Я не имею права иметь две жены и не хочу здесь жить. Мое племя живет далеко отсюда, и мой вождь сильно на меня разгневается, если я его ослушаюсь, — продолжал как можно доходчивее пояснять ей Кажакин.
— Гордая Лань не может приказывать своему господину не подчиняться своему верховному вождю, но и ты мне не можешь приказать не любить тебя. Верховный жрец сказал мне, что если я тебя покину и забуду, то я умру от тоски и горя. Мой муж, не прогоняй меня от себя, — исчерпав все свои доводы, взмолилась она.
Что он мог противопоставить природной чистоте и наивности индианки? Правила хорошего тона, свои обязательства перед любимой женщиной? Все это было за пределами се понимания. Поэтому он решил на время присутствия в индейском лагере не пригонять от себя индианку и оказать ей внимание как человеку, который волей случая стал ему уже не чужим. Он знал, что каждый родившийся ребенок был гордостью племени, все соплеменники оберегали и старались поддерживать его, как если бы ребенок был им родным. Однако Кажакину надо было уже сейчас позаботиться о средствах существования для семьи Гордой Лани, тогда как к такому неожиданному повороту он не был еще готов. Он пригласил Гордую Лань пойти с ним к вертолету.
Проходя мимо соплеменников, она с удовольствием намечала выражаемое ими уважение и почтение как ее мужу, так и ей, "Пускай все видят и знают, какой у меня муж. Он великий охотник, победивший плохого шамана, облегчивший жизнь всему племени. Пускай теперь Гривастый Волк больше ко мне не пристает со своими ухаживаниями. У меня есть муж, почетный вождь нашего племени, пренебречь уважением к которому теперь ему не позволят соплеменники", — так думала Гордая Лань, легко ступая рядом с Кажакиным.
То, что он вместе с Фредериком Буне хотели подарить индейцам, они уже подарили. Больше практически дарить было нечего, но ему очень хотелось что-нибудь еще преподнести индейцам.
Поднявшись в вертолет, он увидел там ящики с лимонадом, и у него сразу отпал вопрос, что же дарить индейцам. Лимонад для них должен быть приятнейшим напитком. Это он определил по тому, с каким удовольствием пила лимонад Гордая Лань.
На плече одного спецназовца из охраны он увидел снайперскую винтовку, что толкнуло Кажакина на интересную практическую идею.