Опасный пациент
Шрифт:
– Он не вполне соответствует вашим компьютерным рубрикам.
– Никто не соответствует, – ответил Андерс. – Мы можем только надеяться на то, что описание достаточно точное, чтобы кто-нибудь смог его опознать. Мы также разослали его фотографию. Несколько сотен снимков распространены по всему городу. Это должно нам помочь.
– А что теперь? – спросила Росс.
– Ждать. Если только вам не придет в голову, где он может прятаться.
Она покачала головой.
– Значит, будем ждать.
12
Они находились в просторном, с низким потолком, помещении, стены и потолок которого были выложены белым кафелем. Помещение было
Моррис повидал на своем веку немало вскрытий, но те, на которых он присутствовал в качестве хирурга, не были похожи на это. Сейчас патологоанатомы не менее получаса исследовали поверхность тела, фотографируя каждый дюйм, и только потом приступили к вскрытию. Они пристально осмотрели колотые раны, уделив особое внимание тому, что они назвали «растянутым разрывом».
Как объяснил один из патологоанатомов, это означало, что раны были нанесены тупым предметом. Предмет не разрезал, а вмял и разорвал упругий эпидермис. Затем инструмент прошел внутрь ткани, но первый разрыв всегда немного отклоняется от траектории глубокого проникновения. Они также отметили, что волоски с поверхности кожи в некоторых местах загнулись и попали в раны – это было еще одним свидетельством того, что раны нанесены тупым предметом.
– А что за тупой предмет? – поинтересовался Моррис.
Патологоанатом пожал плечами.
– Пока трудно сказать. Надо осмотреть раны более тщательно, по всему следу проникания.
След проникания означал глубину, на которую орудие вошло в тело. Определить след проникания было непросто: кожа эластична и имеет тенденцию возвращаться в исходное положение, восстанавливая прежнюю форму, а подкожные ткани после смерти меняют конфигурацию. Дело затянулось.
Моррис едва держался на ногах от усталости. Глаза болели. Через некоторое время он вышел из анатомички и зашел в соседний кабинет – лабораторию судмедэкспертизы, где на большом столе лежали вещи, найденные в сумочке убитой. Их изучали трое. Один называл предмет за предметом, другой записывал их характеристики в протокол, третий наклеивал на них ярлыки. Моррис стал молча наблюдать. В основном предметы были самые обычные: губная помада, компакт-пудра, ключи от машины, кошелек, бумажные салфетки, жвачка, контрацептивные пилюли, телефонная книжка, шариковая ручка, тени для глаз, ножницы. И две коробки спичек.
– Две коробки спичек, – сказал полицейский. – На обеих фирменная надпись: "Отель «Марина-аэропорт».
Моррис вздохнул. Как неторопливо, терпеливо они работают. Это не лучше вскрытия. Неужели им и впрямь кажется, будто они таким образом что-то обнаружат? Для него это было невыносимо. Джанет Росс называла это болезнью хирурга – искушение действовать решительно и быстро, неспособность терпеливо ждать. Однажды на одной из конференций в Центре они обсуждали кандидатуру пациента третьей стадии – женщину по фамилии Уорли. Моррис настаивал, чтобы ее поставили в операционный план, несмотря на то, что у нее был целый букет прочих заболеваний. Росс тогда подняла его на смех: «слабый самоконтроль», сказала она ему тогда. В тот момент он готов был ее убить, и его намерение не исчезло даже после того, как Эллис спокойным безапелляционным тоном произнес, что он согласен: мол, миссис Уорли – неподходящий кандидат для операции. Моррис был совершенно уничтожен, хотя Макферсон и заявил,
«Слабый самоконтроль, – подумал он. – Чтоб тебе пропасть!»
– «Марина-аэропорт», а? – задумчиво произнес полицейский. – Не там ли останавливаются стюардессы между рейсами?
– Не знаю, – отозвался другой.
Моррис не прислушивался. Он потер глаза и решил выпить еще кофе. Он не спал уже тридцать шесть часов и дольше терпеть не мог.
Он вышел, поднялся наверх и стал искать автомат. Должен же быть где-нибудь кофе. Даже полицейские пьют кофе. Все пьют кофе. И вдруг он остановился, похолодев. Ему было кое-что известно об аэропорте «Марина». В аэропорту «Марина» Бенсона арестовали в первый раз – по подозрению в избиении механика. В отеле есть бар. Там все и случилось. Моррис в этом не сомневался.
Он взглянул на часы и отправился на автостоянку. Если он сейчас поторопится, ему удастся не попасть в пробку в час пик по пути в аэропорт.
Над головой прогудел самолет, шедший на посадку. Моррис съехал с эстакады над фривеем и помчался по бульвару. Он проезжал мимо баров, мотелей и компаний по найму автомобилей. Диктор по радио делал объявления: «…на шоссе Сан-Диего произошла авария: грузовик блокировал три полосы. Компьютерный прогноз скорости – двенадцать миль в час. На Сан-Бернардинском шоссе в левом ряду у автомобиля заглох мотор. Компьютерный прогноз скорости движения транспорта на этом участке – тридцать одна миля в час…».
Моррис снова подумал о Бенсоне. Возможно, он и прав: компьютеры и в самом деле берут верх над людьми. Он вспомнил смешного коротышку англичанина, выступавшего у них с лекцией: тот убеждал собравшихся, что очень скоро операции возможно будет проводить в таких условиях, когда хирург, находясь в другом полушарии, воспользуется руками робота, и его команды будут посылаться через искусственный спутник связи. Идея казалась чистейшим безумием, и его коллеги-хирурги недовольно морщились.
«…На шоссе Вентура к западу от Хаскелла столкновение двух автомобилей создало помеху движению. Компьютерный прогноз скорости – восемнадцать миль в час».
Он поймал себя на том, что внимательно слушает сводку дорожно-транспортных происшествий. Что ни говори, а эти сводки жизненно важны для всякого жителя Лос-Анджелеса. Прожив в этом городе какое-то время, вырабатываешь привычку автоматически обращать внимание на эти радиосообщения, – точно так же, как обитатели других районов страны совершенно автоматически обращают внимание на сводки погоды.
Моррис приехал в Калифорнию из Мичигана. В течение первых нескольких недель после приезда он все интересовался прогнозом погоды на конец дня. Ему казалось, что это обычный вопрос для приезжего и естественный способ завязать разговор. Но ему отвечали удивленно-озадаченными взглядами. Позднее он понял, что оказался в одном из немногих уголков земного шара, где погода никого не интересует – погода здесь всегда была более или менее одинаковой и редко становилась темой беседы.
Но вот автомобили! Это был предмет повального увлечения. Всех интересовало, какая у тебя машина, какой у нее ход, нравится ли она тебе, надежные ли у нее движок и коробка передач, какие неполадки уже были. Точно так же все с энтузиазмом готовы были обсуждать шоферские приключения и курьезы, вчерашние пробки на фривее, аварии… В Лос-Анджелесе любая мелочь, имеющая отношение к автомобилю, представлялась в высшей степени серьезной и заслуживающей того, чтобы ей уделяли сколько угодно времени.