Опасный вкус
Шрифт:
– Ты пойдешь искать ее, эту свою Алекс?
Он должен найти ее, задать вопросы, забрать то, что принадлежит ему.
– Она могла погибнуть. Почему она не вернется? Почему она сбежала отсюда?
Джейк дергает плечом. Он много раз задавал себе эти вопросы, но пока уверен в том, что она жива..
– Ты точно не помнишь кто отец ребенка?
Она цокает и порывается уйти, уже развернувшись на пятках вязаных носков, но Джейк держит ее за руку.
– Я спрашиваю не для того, чтобы посмотреть, как быстро
Младенец внутри женщины вновь затаился. Он видит, как застыл внезапно образовавшийся бугорок. К нему хочется прикоснуться и посмотреть, что сделает человек из другого мира.
– Это длится далеко не третий месяц, - он кивает на ее живот, имея ввиду его размер.
– Тут минимум полгода.
– И что с того?
– Она злится, сдувая упавшую на лоб прядь, все еще тянет руку. Она и в самом деле не видит связи. Ум - это совсем не про нее.
– Мне нужно знать это, чтобы понять сколько времени у меня в запасе. Я ничего не понимаю в ремесле повитух.
Джейк отпускает ее. Синяки останутся. У нее слишком светлая кожа, кажется что прозрачная, сделанная из пергамента.
– От этого зависит, как быстро я вернусь и как скоро примусь за поиски врача.
**Глава 37**
Наговорила ему кучу гадостей, ушла в каюту, через минуту (не больше!) возвратилась, но не нашла на палубе никого и ничего, даже стопки вещей, что он обычно оставлял на корме, чтобы вернувшись переодеться в сухую одежду.
– Прости меня, - проговорила я в пустоту волнующейся стихии, но в ответ получила лишь судорожное дыхание волн.
Кажется я ждала, когда он вернется.
“Прости, я не хотела!” - повторяла я из раза в раз одними губами как мантру, как заклинание, как обещание, как клятву, чтобы ни в коем случае не забыть и не ляпнуть чего лишнего.
Я лежала в каюте, в ожидании уставившись перед собой, силясь уловить тот момент, когда хлопнет дверь, заскрипит ручкой, влагой и солью.
“Прости меня, я не знаю, что на меня нашло!”
Я не имела никакого права обвинять его в чем-то, сваливать вину, делать козлом отпущения и много чего еще. Это было нечестно, некрасиво и гадко.
“Больно!”
Я видела это в его глазах, в секундном выражении лица. Много-много раз память услужливо напоминала мне об этом и о прежнем своем поведении. С каждым днем я все больше убеждаюсь в том, что со мной действительно что-то происходит и сроки годности на коробках слабенькая надежда на то, что это не так.
“Я больше и рта не раскрою, только извинюсь и всё! Иначе опять чего-нибудь наговорю!”
Я так и не дождалась возвращения Рафа, уснула, впервые за эти дни провалившись в незабываемо сладкий и такой крепкий сон.
– Ты должна съесть что-нибудь.
Алекс качает головой. Она уже съела,
– Прекрати это!
– Она и сама вздрагивает от того, как громко и зло это получилось.
У нее желудок выпрыгивает и это при идеальной погоде: когда наверху солнце, слабый восточный ветер, что принес с собой песок и кажется что запахи из других стран. Волны практически не ощущаются, откуда не возьмись появились чайки и Паоло звал посмотреть на китов.
Алекс слышит их громкое фырканье, как они переговариваются и поют свои долгие, очень протяжные песни.
Это удача - погода, тепло, огромные древние животные такого практически не увидишь в это время года, ведь до весны еще далеко.
– Незачем наказывать себя, - говорит Рафаэль уже спокойнее, включая радио с раздражающими шелестом и шуршанием пустого звукового эфира.
– Ты уже ничего не изменишь.
Алекс и не собирается менять что-либо. Просто ему надо перестать цепляться к ней с такими вот рекомендациями. Ему бы приглядеться к ней и сделать правильные выводы, но она бы после всего сказанного этого делать не стала.
– Не надо заботиться обо мне, - говорит Алекс старательно спокойно.
– Пожалуйста.
Раф только поднимает на нее мрачный взгляд. У нее так и не получилось поговорить с ним после того случая. Он и в самом деле стал сторониться ее.
– Мне жаль, - говорит она, словно выдавливая это из себя, - я не хотела обидеть тебя тогда.
Вышло натужно и совсем не натурально, словно она обязана была сделать это, ну уж никак не хотела этих извинений.
– Не надо ничего говорить, если ты не сожалеешь. Ни к чему это соблюдение приличий.
Он заблуждается! Она хотела. Пусть не так как в тот день. Сейчас на нее вновь накатывает злость, но теперь уже оттого, что он такой непонятливый и не наблюдательный, каким бывает обычно.
– Не надо делать какие-то выводы, раз чего-то не догоняешь!
Еще один продолжительный взгляд. Алекс отворачивается. Бесит он ее!
– Нам плыть еще около двух недель, - говорит он жестко, - я не собираюсь смотреть, как ты…
Алекс оборачивается, глядя на то, как крошится под его рукой один из пластмассовых тумблеров.
– Как я что?! Я просто не могу съесть это, а не потому что мне не хочется этого! Ясно?!
Она поднимается из-за стола, быстро приближаясь и наклоняясь к его лицу.
– Мне действительно жаль. Извини меня!
Она идет к курткам, стягивая одну из них, ту что пахнет так вкусно, так надежно, так свежо. Ей надо уйти, ее сейчас разорвет от желания сказать что-нибудь пожестче, похлеще. Гаже!
– Мы ведь договорились. Чего ты злишься?
Он без труда разворачивает ее к себе.