Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
Воздух не был совершенно прозрачным — в нем таилась дымка напоминанием о ночном тумане. Мне вдруг захотелось запустить в небо камень, чтобы он пробил облака и показал мне, твердое ли здесь небо.
Но главное Егор заметил правильно — я не мог сказать, холодно здесь или тепло, будто все рецепторы в моем теле отключились. И еще: здесь останавливалось время. Вернее, становилось все равно, движется оно или нет.
За Егором мне приходилось приглядывать. Он был почти невменяем. Словно уже прыгнул с высокой
— Теперь слушай, — начал я, когда мы оказались на улице.
Он сразу меня перебил:
— А вы зачем сюда полезли?
— Потому что я ученый — раз, — ответил я по мере сил спокойно. — Потому что испугался оставлять тебя здесь одного — два. Потому что я успел подумать — после твоего неправильного поступка они закроют дверь навсегда. И мы ничего не узнаем.
— А я? — спросил он. — А Люся?
— А вы навсегда сгинете здесь, — ответил я и тут же получил весомую поддержку министра:
— В принципе ваш друг прав. Вас зовут Егором, если я правильно помню? — Он не получил ответа и продолжал, обращаясь ко мне: — Как же мне вас прикажете величать и кто вы в самом деле такой?
— Можете называть меня Георгием, Юрием Гагариным.
— Из князей?
— Из детского дома. Фамилию получил в честь первого космонавта. Слышали о таком?
— Мне рассказывали. И почему же вы оказались в театре?
— Вы хотите спросить, какое отношение я имею к Малкину и всей его компании?
— Считайте, что так.
Но закончить разговор мы не смогли, потому что Соня решительно покатила коляску налево, по асфальтовой дорожке, я ринулся было за ней, и Кюхельбекер остановил меня.
— Мы ее найдем, — сказал он. — Когда надо будет, найдем.
— Они меня найдут, — откликнулась Соня.
— А теперь скажите мне, где Люся, — потребовал Егор.
Кюхельбекер сдержанно улыбнулся, и мне в его улыбке почудилась издевка.
— Люси теперь нет, — сказал он, — а есть императрица всея Руси, ее величество императрица Людмила.
— Да ладно… — И Егор замолчал, потому что такого ответа он боялся.
За театром стоял экипаж. Я о нем тоже уже слышал. Это была телега, запряженная двумя старыми велосипедами, на них сидели мужики в длинных черных плащах и пожарных касках — самокатчики. Еще один стоял в стороне, держа велосипед.
— Раз уж вы приехали… — сказал Кюхельбекер, — занимайте места, мы поедем во дворец и там поговорим не спеша.
— А Люся там? — спросил Егор.
— Молодой человек, — поморщился Кюхельбекер. — Почему я вообще должен с вами разговаривать? Вы ворвались к нам без разрешения и без приглашения. И сразу стали выдвигать требования. По мне, так лучше вас сейчас потерять. И мои самокатчики с удовольствием это сделают.
— Ты спрашивал, — сказал я, обращаясь к Егору, — зачем
— Он только пугает, — сказал Егор.
— Так мы едем? — спросил Кюхельбекер.
— Конечно, едем, — ответил я за всех.
Мы забрались в телегу и уселись на лежащую поперек доску. Кюхельбекер поместился спереди, за кучера. Я оглянулся. Но Соня уже исчезла.
Мне не терпелось увидеть то, о чем рассказывал Егор. И привидений, и Пыркина, и императора Киевского вокзала. Я ощущал себя туристом в Венеции — сейчас мне покажут каналы и соборы!
— Глупо получилось, — сказал Егор. — Вы, наверное, готовились к этому. Приборы всякие налаживали… А тут пришлось за мной прыгать. Извините. Зато теперь вы видите, что я вам не врал.
— Какие приборы? — обернулся Кюхельбекер.
Егор словно не слышал его.
— Если вы что-нибудь с ней плохое сделали, — его голос поднялся до крика, — я вас всех уничтожу!
— Любопытно, что вы считаете плохим? — спросил Кюхельбекер. — Если ваша знакомая удачно вышла замуж и счастлива, это плохо?
Велосипедисты услышали и засмеялись.
— Она не может быть счастлива! — выкрикнул Егор. — Я же знаю вашего императора… Это же…
— Молодой человек, помолчите! — строго приказал Кюхельбекер. — Вы находитесь в чужом монастыре и спрячьте ваш устав в карман.
Я положил руку Егору на плечо. Он повел плечом, чтобы сбросить мою руку.
— Я с ней поговорю, — пригрозил Егор. — Сейчас же поговорю. Вы же все врете! Она не могла согласиться!
— А что ей оставалось? — заметил Кюхельбекер. — Уж лучше быть императрицей, чем стать солдатской шлюхой.
Мне пришлось держать Егора как следует. Он был худой, но жилистый и боролся отчаянно.
— Чего ты добиваешься? — спросил я, переводя дух.
— Я его убью!
— Тогда уж точно Люся не дождется твоей помощи, — сказал я.
— Какое точное наблюдение! — произнес Кюхельбекер не без иронии.
Третий, свободный, велосипедист уехал довольно далеко вперед и увидел, что дорога как раз перед мостом Окружной железной дороги перегорожена длинной, провисшей почти до асфальта цепью.
— Эй! — крикнул он, беря вправо к речке, чтобы посмотреть, кто так неудачно пошутил. — Осторожно! Смотрите! Бандиты!
А бандиты выскочили из-за устоя моста, но к их появлению были готовы и те велосипедисты, которые тянули телегу, и сам Кюхельбекер, и даже тот велосипедист, который отклонился в сторону.
Я полагаю, что нападавшие рассчитывали, что телега остановится и они на нее накинутся. Поэтому они не закрепили конец цепи со стороны реки, а его держал в руках один из них. Именно его успел рубануть саблей велосипедист, прежде чем его стали колотить дубинками.