Операция «Перфект»
Шрифт:
– Слушайте сюда, – сказал Уолт, явно намереваясь перейти к делу. – Джини ведь ничего плохого не сделала, так?
Только теперь Дайана наконец-то соизволила открыть рот и каким-то ломким голосом начала рассказывать о том, что случилось на Дигби-роуд. Байрон слушал так внимательно, что от напряжения во рту у него совершенно пересохло. На мать он старался не смотреть. Вместо этого он наблюдал за Беверли и за тем, как Беверли следит за каждым словом и каждым движением его матери. Особенно ее завораживал блеск перстней, украшавших руки Дайаны.
А Дайана рассказывала, как четыре недели назад они поехали этой дорогой, чтобы немного срезать путь, и она слегка потеряла контроль над автомобилем, это случилось как раз в тот момент, когда на обочину выехала их дочь на велосипеде. Она плакала, сморкалась в платочек и все повторяла: «Мне так жаль! Простите меня». Когда она умолкла, воцарилось такое долгое молчание, что она, чтобы успокоиться, взяла в руки лежавшую рядом голубую мягкую игрушку, положила ее к себе на колени и вцепилась в нее.
– Вы что же, хотите сказать, будто сбили нашу Джини на своем автомобиле? – первым нарушил затянувшуюся паузу Уолт. От удивления он сильно наморщил лоб и щеки. – Вы поэтому сюда заявились?
Голубая зверушка у Дайаны в руках вдруг так задрожала, словно была живая и обладала весьма расшатанной нервной системой.
– Мне, конечно, следовало сразу остановиться. Сама не пойму, почему я этого не сделала. И почему даже из машины не вышла. А ваша дочь… с ней все в порядке?
Кровь так и грохотала у Байрона в ушах.
Уолт вопросительно уставился на Беверли. А она – на него.
– Это, должно быть, ошибка, – пробормотал Уолт. – Вы уверены, что там была наша Джини?
Байрон встал, еще раз внимательно рассмотрел фотографию Джини и сказал, что он совершенно уверен. И прибавил, чувствуя себя единственным и главным свидетелем, что видел все собственными глазами. К тому же имеется одна улика, продолжал он, потому что никто по-прежнему не говорил ни слова, все только смотрели на него во все глаза, и это было все равно что стоять под жарким светом софитов. Байрон объяснил, что они обнаружили вмятинку на колпаке колеса, и сказал, что это неопровержимая улика. Именно так выразился бы Джеймс.
Но Уолт по-прежнему выглядел смущенным.
– Это, конечно, очень мило, что вы решили к нам приехать, – сказал он, – только наша Джини совершенно здорова. И ни разу ни о каком столкновении с машиной даже не упоминала. И ни о каком несчастном случае тоже не говорила. Правда ведь, Беверли?
Беверли пожала плечами с таким видом, словно не особенно в этом уверена.
– И она так же шустро бегает, как и всегда, – продолжал Уолт. – Я иной раз просто поспеть за ней не могу. Ведь правда не могу, мать?
– Не можешь, Уолт.
Дайана, видимо, испытала такое облегчение от слов Уолта, что не удержалась и громко вскрикнула. А Байрону захотелось каждую из этих мягких игрушек погладить по головке. Теперь ему просто не терпелось поскорее рассказать все Джеймсу. Дайана говорила о том, как сильно она беспокоилась, как много дней не могла спать, а Байрон заодно напомнил, что так сильно она волновалась еще и из страха перед тем, что все узнает отец. Это было, конечно, личное, но все слышали его слова.
– А я-то решил, что вы этими мазилками торгуете! – улыбнулся Уолт, и все засмеялись.
И тут вдруг раздался такой резкий возглас, что казалось, будто воздух в комнате вспороли ножницами. Все повернулись к Беверли. Она сидела, сердито наморщив лоб, словно ее кто-то стукнул, и шарила своими зелеными глазами по ковру. Уолт хотел взять ее за руку, но она резко его оттолкнула и возмущенно завопила:
– Да о чем вы тут толкуете? Ведь она тогда и впрямь поранилась. У нее на коленке ссадина была.
Байрон повернулся к Дайане, Дайана повернулась к Уолту. Тот сидел с поникшим видом.
– Это, должно быть, как раз недели четыре назад и случилось, – продолжала Беверли. – Теперь-то я вспомнила. Похоже, как раз в тот самый день. Четыре недели – срок, конечно, большой, но я помню, что у нее все гольфы были в крови. Хоть ранка и неглубокая была. Помнишь, Уолт, мне еще ей новые гольфы пришлось искать? И пластырь?
Уолт совсем повесил голову: ему явно никак не удавалось это вспомнить.
– Да что ему подобные мелочи! – махнула рукой Беверли и сказала, обращаясь к Дайане, словно они уже стали подружками: – Сами небось знаете, каковы мужчины! – Она улыбнулась, и Байрону бросилось в глаза, какие у нее острые зубы.
– А что, она действительно сильно поранилась? – напряженно-спокойным тоном спросила Дайана. – Это была серьезная травма?
– Да нет, ерунда. Пустяк. Просто ссадина на коленке. – И Беверли, приподняв подол юбки, показала, где именно у Джини были ссадина. Коленка у нее была белая и маленькая, больше похожая на локоть, чем на коленку, и Дайана не сводила с этой коленки глаз. – Не понадобилось ни швы накладывать, ни еще что. И потом, вы правильно сказали: это была чистая случайность.
В дверях они остановились и стали прощаться, обмениваясь рукопожатиями. Уолт все кивал Дайане и все повторял: «Да вы не волнуйтесь», – а она все благодарила его и говорила, как она счастлива, что все в порядке, и все спрашивала, не был ли поврежден велосипед, не был ли он подарком, а Уолт уверял, что об этом ей даже и думать не стоит.
– Всего хорошего! – крикнула им с крыльца Беверли, махая на прощание рукой. – До свидания! – Впервые за время их визита она выглядела вполне счастливой.