Операция "Рагнарёк"
Шрифт:
Донован Мак Ллир, с которым Крис встретился накануне, пообещал прислать кого-нибудь из своих людей, чтобы Войцеху было, чем подкрепить силы перед поединком. На рассвете назначенного дня Князь Фионнбар встретился с Шеметом, предложив ему выбрать в оружейной подходящие доспехи, но Малкавиан только молчаливо покачал головой. Он не мог себе позволить тратить драгоценную кровь на то, чтобы таскать тяжелую сталь, и предпочел скорость дополнительной защите. Впрочем, как выяснилось, ускоренная регенерация правилами не запрещалась, так что до определенного предела собственную кожу он мог считать неплохим заменителем лат.
С последним лучом солнца Войцех пробудился от ставшего в последнее время беспокойным и полным смутными призраками сна и подошел к серебряному тазу, чтобы умыться. Он уже успел забыть, что значит жить при свечах и мыться из кувшина, и невольно прозаически подумал, что Фьялару приходится еще хуже, поскольку вампирам, по крайней мере, ночная ваза без надобности.
Он тщательно зашнуровал белую свободную рубаху, проверив, чтобы ни одна завязка не оказалась снаружи и не послужила помехой в самый неподходящий момент, заправил ее в облегающие белые лосины из мягчайшей оленьей кожи, натянул высокие сапоги. Те самые, с хитро упрятанными в боковых швах молниями. Грустная улыбка отразилась в блестящем серебре кувшина. В дверь постучали.
На пороге показалась девушка в джинсах и свитере с открытым горлом. На голове у нее был шарф, почти скрывающий лицо, длинные волосы рассыпались из-под него по спине темным водопадом.
— Меня прислал Донован, — тихим, нарочито хрипловатым шепотом сказала она.
В первый момент Войцех обманулся. Слишком уж будничным и современным был наряд гостьи.
— Ты не вовремя, моя прекрасная, — произнес он, отступая в глубину комнаты, чтобы даже ненароком не коснуться ее, — и тебе не удастся выдать себя за человека. Я чувствую…
— Я и не пытаюсь выдать себя за человека, мой мальчик, — усмехнулась Уна, снимая с головы шарф, — и ты прав, Донован прислал другую. Но я решила занять ее место.
— Это не по правилам, — покачал головой Войцех, — и я не могу рисковать, что кто-то потом обвинит меня в том, что я их нарушил.
— У любви нет правил, мальчик, — сурово блеснула синими глазами Уна, — а особенно у материнской любви. Князь не может высказать предпочтения ни одному из вас. Это, действительно, было бы нарушением традиции. Но я могу. Я – та, к которой обращаются влюбленные в трудный час, когда кажется, что другой помощи ждать неоткуда. Если я делаю это для любого, кого сочту достойным, разве не сделаю я это для собственной дочери?
— Я не просил о помощи, — холодно заметил Войцех, — не бросай чудес на весы Рока. Но… Раз уж ты здесь. Я могу обратиться к тебе с просьбой?
— Конечно.
— Если… Если ни один из нас не переживет рассвет, пообещай мне, что никто и никогда больше не принудит Мелисенту к замужеству. Она вольна будет выбирать сама. Или не выбирать вовсе. Пообещай ей свободу. Это все, о чем я прошу.
Княгиня вздохнула и кивнула головой.
— Это будет непросто. Но я обещаю, что это будет. И очень надеюсь, что даю это обещание зря. Я верю в твою победу. Но будет несправедливо, если ты не позволишь мне бросить на весы то, что я могу для нее сделать. Не чудо, не благодеяние Силы, не бесчестный трюк. Прими мой дар, мальчик. Ради нее, ради той, которую мы оба любим.
— Ты уверена, что это будет…
— Разве ты не понял, — улыбнулась Княгиня, — когда твоя легенда будет написана до конца, это войдет в нее одной из глав. Народу любит сентиментальную романтику. Сейчас даже больше, чем прежде.
— Мне нечего на это возразить, — рассмеялся Войцех, и тревожные предчувствия оставили его, словно рассеявшись вечерним туманом, — я приму твой дар, Княгиня. Благодарю тебя за него от всего сердца.
Уна подошла к Войцеху, склонив голову и обнажив шею, но Шемет покачал головой.
— Ты не сосуд, Княгиня. Мы кормимся из шеи, но дар принимаем только из рук. Ты хочешь сделать это сама, или мне помочь, чтобы я смог потом закрыть порез?
— Помоги, — попросила Уна, — пока все не кончено, незачем кому-то знать, что мы это сделали.
Войцех подошел к столу и взял с него большой серебряный кубок, на указательном пальце правой руки появился длинный коготь, и вампир молниеносно резанул им по протянутому тонкому запястью. Кровь тонкой струйкой потекла в сосуд.
На лугу перед Холмом жаркий свет смоляных факелов причудливо мешался с огоньками мобильных телефонов. Луна еще не взошла, и все пространство за стеной окруженного факельным кольцом бранного поля тонуло в чернильной ночной мгле.
Почетная трибуна, наскоро возведенная возле закрывшегося входа в Сидх, пестрела шелковыми нарядами Дома Фионна, и на их фоне темные, черные и синие, одежды Дома Эйлиль смотрелись особенно мрачно. Но лица и тех, и других светились предвкушением давно не виданного зрелища, после войны в Грезе поединки были редкостью, тем более публичные.
Остальные три стороны были заняты толпой местных жителей. Некоторые, особо преданные традиции предков, щеголяли в коротких куртках и панталонах, тут и там виднелись шляпы с круглой тульей и зеленой лентой, клетчатые юбки девушек шуршали в тесноте. Но большинство выглядело вполне современно, словно происходящее сейчас на их глазах не было первым за многие сотни лет событием, наглядно подтверждающим правоту языческих пращуров. Местный священник еще утром произнес с амвона гневную проповедь, призывающую бойкотировать приглашение лерда Мак Ллира, чей род уже давно на деле не правил окрестными землями, но все еще пользовался здесь уважением и любовью. Но любопытство взяло верх над набожностью, которой, впрочем, местное население, благодаря влиянию все тех же Мак Ллиров не очень-то отличалось и раньше. И на фермах и хуторках остались лишь немногие поселяне, да и то, в основном, те, кому по состоянию здоровья тяжело было провести ночь на ногах.
Князь вышел из шатра, разбитого за почетной трибуной, и поднялся в свою ложу. Мелисента, на этот раз одетая в простое белое платье с серебряным пояском, уже сидела там, рядом с матерью. Она крутила в руках голубой шарф, но передать его Войцеху так и не решилась. Это могли счесть вмешательством в исход поединка, большинству зрителей предпочтения будущей невесты были неизвестны, и Князь распорядился, чтобы так оно и оставалось до конца боя. Под глазами у Майской Девы темнели круги, но пунцовые губы были сжаты решительно и твердо.
На зеленую площадку в центре факельного круга вышли герольды Дома Фионна, зачитавшие титулы и славные деяния претендентов. Подвиги Готфрида в войне Домов были встречены одобрительными криками Ши его дома, длившимися недолго. Их соседи по трибуне из Дома Фионна слишком хорошо помнили, что в этой войне победителей не оказалось, и Договор был подписан, когда Дома устали воевать, и, хотя в Волшебной стране давно царил мир, друзья и родичи, погибшие в боях, не забылись.
Зато Войцеха, неожиданно для него самого, приветственным гулом встретили местные жители. Недавние войны в Грезе были для них ничуть не ближе древних легенд. А вот военные подвиги в двух Мировых Войнах и партизанское прошлое перевесили в их сердцах даже нечеловеческое состояние. Настолько, что внуки девяностолетнего ветерана О’Райли, оставшегося дома, побежали за дедом и привели его на луг, где Фионнбар под аплодисменты собравшихся усадил старика на почетную трибуну.