Операция «Святой Иероним»
Шрифт:
— Во, гляди! — радостно сказал Петрусь Иваныч. — Все твои будут, столько купишь на них...
— У меня больше нет картины, — тихо и спокойно перебил словоизлияния Белоруса Володя.
— Это как же, позволь-ка?.. — насупил брови Петрусь Иваныч. — Ты что, снова нас хочешь провести?
— Слушай, Петро! — резко вмешался в разговор Кит. — Этого мальца нужно поскорей мочить и не вести с ним эти дурацкие трали-вали! Он нас парит, как девочек, а мы сидим, уши по плечам развесив! Давай его кончать!
Володя не то что испугался — его охватил панический ужас, потому что он догадался о серьезности намерений Кита по злому выражению его гнусной рожи и по крепко сжатым кулакам.
— Как... как кончать? — пролепетал Володя. — Но у меня на самом деле нет картины, не вру я, правда!
— А где она? — спросил Белорус. — Знаешь, Вова, ты брось-ка водить нас за нос! Ты хоть и сын моей бывшей любимой женщины, но я не смогу отказать в удовольствии своему другу, и он на самом деле строго накажет тебя самым неинтеллигентным образом, потому что является человеком малокультурным.
— Ну, это уж ты перегнул малехо... — буркнул обиженный Кит.
А Володя сказал:
— Нет, на самом деле, нет больше у меня картины! Она мне и не нужна была! Вы же знаете, я при помощи «Иеронима» маму свою возвратить хотел, полотно сыграло свою роль, и я вчера подарил картину подруге своей, Иринке! Да вы же, Петрусь Иваныч, помните ее! Она в музее вашем вместе со мной и мамой была!
Белорус смотрел на Володю глазами, полными ненависти.
— Да помню, помню я твою Ирину! — буквально трясясь от злости, сказал Петрусь Иваныч. — Да, симпатичная особа, но ты же не псих, ты не шизофреник и понимаешь, что можно подарить одеколон французский, серьги, в конце концов, но дарить полотно Боттичелли, цена которого там, у них, на Западе не меньше миллиона долларов, нельзя, никак нельзя! Или ты нас опять надуваешь?!
— Да конечно, опять динамо крутит, щенок зеленый! — воскликнул Кит. Давай-ка я его, Петро, немножко за пальчики подергаю — вмиг заговорит!
И Кит, быстро схватив Володю за руку, так вывернул ему пальцы, что мальчик заорал благим матом:
— О-о-ой! Не надо! Не надо! Покажу вам, где она висит! Покажу!
Белорус, который, видно, на самом деле не любил рукоприкладства, сделал знак Киту:
— Довольно, маэстро, довольно! Володя сейчас нам все расскажет. Правда, Вова?
— Да, все расскажу и покажу, — потирал Володя свои пальцы, скорчив гримасу боли и страха. — Только не выкручивайте пальцы, хорошо?
— Брехать не будешь — и пальцы будут целы! — гаркнул на него Кит. Снова будешь туфту нести — переломаю кости и костылей не дам!
— Хорошо, хорошо, маэстро! — успокоил Кита Белорус. — Мы поняли, что ты шутить не любишь. Ну, Володя, говори, только честно.
— Картина на самом деле у Иринки, и я ее забрать не могу, но пойдемте, я покажу вам ее квартиру. С улицы, то есть с лестницы дома, стоявшего напротив, вы, наверное, увидите «Иеронима». Иринка картину на видное место повесила, напротив окна.
А Белорус все недоумевал:
— Да как же она могла принять такой подарок?! Она ведь не идиотка! Видно, что музейная картина!
— Нет, — сказал Володя, — я ей соврал — говорил, что копия, а она не разбирается. Понимаете, шел к ней на день рождения, а денег на подарок не было, вот и понес... Признаться честно, сам жалею! Мне бы сейчас ваши пять тысяч зеленых... — И Володя тяжело и очень натурально вздохнул.
— Ну и шизофреник! Ну и олигофрен! — возмущался в прихожей Белорус, облачаясь в свое роскошное пальто. — Одевайся, любимец женщин! Показывай, где висит «Иероним»! А я этого дурачка еще хотел в Оксфорд учиться отправить! Да тебя, недотепа, из российского ремесленного училища взашей выпрут!
— А вы не обзывайтесь! — огрызался Володя. — Нужен мне ваш Оксфорд! Постойте, сейчас бинокль возьму, чтобы лучше своего «Иеронима» разглядеть могли...
Володя запер квартиру вместе с «гостями» и вышел на улицу. Он жил с Иринкой в одном доме, только в разных парадных, и теперь требовалось лишь пересечь двор, чтобы попасть на нужную лестницу дома, стоявшего напротив, откуда Володя и хотел показать картину Белорусу и Киту. Вот они уже вошли в подъезд, поднялись на четвертый этаж (именно отсюда, как предполагал Володя, было видно полотно лучше всего), и Володя стал наводить бинокль на окно квартиры Иринки.
Разыскать нужное окно удалось ему не сразу, и Володя в душе перетрусил, испугавшись того, что не сумеет убедить претендентов на «Святого Иеронима» в том, что полотно висит у девочки. Наконец по желтым портьерам, откинутым к краям окна, мальчику удалось угадать окно Ирининой квартиры. Володя порезче настроил бинокль, довольно сильный, десятикратный, купленный когда-то отцом, и вдруг «поймал» картину. Да, это был «Иероним», хотя с большого расстояния детали расплывались, потому что стена квартиры оказалась неосвещенной. Однако Володя радостно воскликнул:
— Ну вот, посмотрите-ка! Это же «Иероним»! — и передал бинокль Белорусу. — Ищите второе окно от трубы на четвертом этаже. — И добавил вполголоса: — А еще пальцы выкручивали!
— Да тебе не только пальцы, а ноги вывернуть надо, — заметил Кит, а Белорус уже искал окно.
— Не вижу ничего! Где «Иероним»? — сердился он. — А, вот, нашел, на самом деле вижу, висит! Только ведь черт его знает — может, это репродукция какая-нибудь висит, не проверишь же!
— Да какая там репродукция! — обижался Володя. — Зачем я стал бы репродукцию дарить, смеетесь!
Посмотрел в бинокль и Кит, покрутил лысоватой головой и сказал:
— А ить действительно, вроде «Иероним», а кто его знает, что это на самом деле? В общем, проверить надо...
— Как же проверить? — задумчиво спросил Белорус, садясь на подоконник. — Ты, Володя, можешь вынести нам эту картину?
— Да как же я ее вынесу? — очень удивился Володя. — Разве у меня есть ключ? Да и не стану я красть подарок...
— Понятно... — кивнул Белорус. — А в квартире с этой Ирой кто еще живет?