'Операция
Шрифт:
Последнего техника еще не достигла, поэтому Солонин всерьез начал готовиться к первому.
Во– первых, он сделал кучу снимков Сомова. И фотографии были самые разные -деловая встреча, какой-то веселый разговор на улице, мрачный поход домой, расслабуха после работы.
Когда дилетант сталкивается с таким количеством выражений человеческого лица, он просто теряется. Но Солонин дилетантом не был.
Это очень похоже на пасьянс. Надо отбирать только нужную карту, только нужную масть, остальное – пока в сброс. Потом из этого сброса тоже появится необходимое.
Для настоящего гримера вовсе
Вся беда в том, что люди удивительно невнимательны. Виктор вспоминал, как мать не раз обижалась на отца, что тот не замечает ее новую прическу.
Но стоило матери прийти с работы радостной или грустной, отец сразу спрашивал: что случилось? Впрочем, мать тоже, как ни пытался отец говорить и шагать твердо, сразу понимала – поддал.
Поэтому – вывел для себя Солонин – настоящий гример создает не внешность, а характер. Характер же у Сомова был удивительно ровный. Почти без всплесков, чаще всего Сомов был угрюмый, мрачный, но иногда и улыбчивый, и светлый. Но та и другая крайность были не нормой – нормой была полная непроницаемость. Вот это уже сложнее.
Почему теперь все кому не лень пародируют говорок Горбачева и Ельцина? Да потому, что в этих говорках есть яркость, изюминка, «особинка». А Сомов был как бы бесцветен и стерт, как старый башмак. Впрочем, серость тоже бывает яркой. Но Сомов был совершенно серым, без полутонов.
Солонин отчаялся. Без характера весь его скрупулезный грим останется мертвой маской. Впрочем, могло и так сойти. За ним заедет машина Малинова, водитель в лицо Сомова не знает. Ну, проверит документы, ясно. Это проскочит и без характера. Но дальше – если они поедут к Чабрецу вместе с генералом Димой? Тот-то с ним уже встречался, беседовал, и его не проведешь. Малинов приметлив и, как все юристы, ужасно подозрителен. Нет, мимо Малинова Солонин не проскочит.
Даже если допустить, что Малинов вдруг на целый день ослепнет и оглохнет, остается самое трудное: встреча с Чабрецом. Тут все будет обставлено по высшей технологии. Малинов ведь не просто везет Сомова к Чабрецу. Очевидно, здесь тайна государственной важности. И проверка будет на уровне. Может, даже зрачок станут сканировать, не говоря уж о дактилоскопии.
И все– таки Солонин готовился.
Вчера утром он даже зашел в следственную часть прокуратуры, когда точно знал, что Сомов выехал в МВД на оперативное совещание в связи с терактами в московских троллейбусах.
Встретил нескольких сомовских приятелей, даже перекинулся с ними парой слов. Кажется, прошло незаметно. Грим сработал отлично.
А сегодня с утра Виктор был как на иголках, хотя все продумал заранее. Он должен был подменить Сомова в короткую минуту, когда тот выйдет из собственной квартиры и будет спускаться по темной лестнице. (Лифт, да не будут жильцы сомовской девятиэтажки в обиде, Сомов вывел из строя.) Вот там, на темной лестнице (лампочки пропали не по вине Солонина), Сомову будет сделан безвредный, но очень надежный укол, который на время лишит следователя возможности двигаться, говорить и даже думать. Попросту тот сладко уснет.
Затем Солонин перенесет его в собственную квартиру, уложит в кровать, отключит телефоны, закроет окна и дверь и отправится к Чабрецу.
Но всему этому продуманному до мелочей плану не дано было осуществиться.
В 7.45 Малинов позвонил Сомову домой и сказал:
– Ну, Вадим Сергеевич, машина за вами уже вышла. Петр Иванович предупрежден. Он ждет вас у себя на даче.
– А вы не поедете?
– К сожалению. Шеф велит ехать в Бельгию. У меня через полтора часа самолет. Но вы, я уверен, сможете расспросить Чабреца обо всем, что вас интересует. Или без меня – никак?
– Нет, почему… Можно и без вас, – неохотно ответил Сомов.
– Тогда ждите. Черная «ауди», номер «н 234 ор». Впрочем, водитель вам позвонит, когда подъедет. Его зовут Николай Павлович. Фамилия Кратов. Вы уж проверьте у него документы. Впрочем, он тоже у вас документы проверит. Вы не обижайтесь – такой порядок.
– Понятно, – сказал Сомов.
– Значит, минут через двадцать.
Солонина прошиб холодный пот.
Весь его рискованный план летел к чертовой матери. И именно потому, что Малинов не ехал к Чабрецу. Солонин забыл, что именно острого, наблюдательного глаза Малинова он больше всего опасался. Сейчас же он опасался совсем другого, куда более страшного.
Все дело в том, что ни в какую Бельгию Малинов не летел. Ни с одной из своих любовниц не договаривался. С друзьями – тоже. Он как раз договаривался ехать к Чабрецу. И именно сегодня утром подробно говорил об этом с Петром Ивановичем.
И вдруг – не поеду!
Времени оставалось всего ничего, чтобы принять решение. И Солонин понимал, что любое решение обречено на самую жестокую ошибку. Но еще он понимал, что в предстоящей поездке таится какая-то опасность. Только вот какая?
Сдирая с лица латексные нашлепки, размазывая рукой грим, Виктор вылетел с темной лестницы, где ждал появления Сомова, на улицу, простреливая пространство у дома затравленным взглядом.
Так, машина поедет здесь. Из окна Сомова ее не видно. Это уже хорошо, это дает какой-то шанс. Но что делать вообще? На что шанс дает ему вот эта узкая разбитая дорожка, по которой прокатит черная «ауди»?
Виктор действовал почти механически. Словно кто-то вел его. Хватаясь за грязный мусорный контейнер, он еще сам не знал, что в следующую минуту развернет его поперек дорожки.
А развернув, не отдавал себе отчета в том, зачем снимает плащ, пиджак, рубашку (копия сомовских вещей, даже с запахом его любимого одеколона «Деним классик») и трется чистейшей майкой об этот вонючий контейнер.
Но уже через минуту он был «пьян» и копошился в мусоре, выискивая объедки с чьих-то богатых столов.
Черная машина подкатила через три минуты.
Громко посигналила, не сбавляя скорости, но Виктор «ничего не услышал», поэтому машине пришлось остановиться.
Водитель загудел еще раз.
«Рост – метр восемьдесят – метр восемьдесят пять, волосы русые, возраст – двадцать восемь – тридцать, глаза голубые. Прищуривает правый глаз, – зачем-то отмечал Виктор, продолжая невозмутимо копаться в мусоре. – Курит, палец желтый от никотина. Спокоен, не нервничает. Женат, кольцо массивное. Накачанный. Очевидно, по совместительству телохранитель…»