Оператор моего настроения
Шрифт:
— Не сомневаюсь в твоих талантах. Если что, ты знаешь к кому обращаться по поводу записи.
— Заметано, Эль.
Помогаю девушке надеть ее пуховик, в котором она становится похожа на пингвина. Ржу над красной шапкой с двумя огромными белыми помпонами, смахивающими на выкатившиеся от удивления глаза, и ловлю ее, поскользнувшуюся на ступеньках.
— Упс! — Эля не торопится выбираться из моих рук, а я через мгновение чуть не роняю ее сам.
Прямо напротив входа стоит "Мерседес", а за его рулём Еля. Смотрит на меня, на нас с Элей. В грудине ухает и тут же начинает
— Пока, Эльвира, — ставлю девушку на ноги и как заворожённый иду к машине, преграждая ей выезд. — Еля, глуши тачку! — рычу, вставая перед бампером, но она мотает головой и машет мне ладонью, чтобы ушел в сторону. — Глуши тачку или переезжай!
Двигатель затихает через минуту, за которую меня испепелили взглядом. Я сажусь на пассажирское и хлопаю дверью злой, как черт. Не на нее. На себя и на Элю, решившую напоследок пофлиртовать.
— Это менеджер компании, купившей права на показ концерта Фила.
— Мне без разницы, Максим.
— А для меня она есть. Я не собирался с ней спать. Вообще ни с кем не собираюсь.
— Макс, ты не обязан передо мной отчитываться. Я тебе никто.
— Еля, ты моё всё. И я не отчитываюсь. Просто не хочу непоняток между нами…
— Макс…
— Дай мне сказать, — обрываю, срываясь, и уже спокойнее прошу, — пожалуйста.
— Говори.
— Ты решила за нас обоих, думаешь, что так будет правильно. Типа Боря даст тебе уверенность в завтрашнем дне и прочая лабудистика. Я слишком мелкий для тебя, и бла-бла-бла… Только это не так, Еля, — поворачиваюсь к ней лицом, тянусь к ее пальцам. — Скажи, что ни разу не вспомнила обо мне.
— Ни разу, — закрывает глаза, отворачивается и кусает губы. — Я о тебе не думала и не вспоминала. Все, что было — это случайность. Я просто перебрала и так получилось.
— А теперь скажи мне это ещё раз, но уже глядя в глаза. Потому что я тебе не верю. Ни одному слову не верю. Ты же сама чувствуешь, как нас тянет друг к другу.
— Нет.
— Врешь. Я вижу, что ты врешь. И мне, и себе. Я видел твой взгляд, когда Эльвира подскользнулась. Так не смотрят на того, на кого плевать и считают ошибкой. И ты сама это знаешь, но за каким-то хреном упёрлась в своего Борю. Скажи мне, что в нем такого? Почему он, Еля?
— Потому что я беременна! — выкрикивает и толкает меня в плечо. — Уходи! Я прошу тебя, Макс, уходи! Не делай хуже ни себе, ни мне!
Только я перехватываю ее руки, притягиваю к себе, целую в мокрые от слез щеки и чуть не задыхаюсь, когда ее губы на мгновение прижимаются к моим. Нет, это не случайность и даже не поцелуй. Это глоток воздуха. Того самого, которым дышим только я и она. Жадный, голодный вдох, пропитанный тоской.
— Дай мне ключи и пересядь.
— Нет.
— Мы просто поедем ко мне и поговорим. Я обещаю, что не трону тебя пальцем. Ты же хочешь со мной поговорить? — смотрю в глаза и вижу в них ответ. — Поедем поговорим? Посмотришь на Пирата, — протягиваю ладонь и шепчу. — Просто поговорим о чем захочешь или помолчим.
— Если только недолго.
— Хотя бы полчаса, Еля. Не знаю как ты,
16
Ли
Это непередаваемое ощущение дома, где тебя любят и ждут. Где все до боли знакомо, и каждый запах наполнен каким-то особым спокойствием и умиротворением. Я вхожу в квартиру Макса всего лишь во второй раз, но дурею от этого ощущения, захлестывающего с головой с самого порога.
— Привет, Пират. Ну как ты тут? — чешу за ухом кота, встречающего нас на банкетке, улыбаюсь его ответному мурчанию и тому, что он ластится ко мне, а потом спрыгивает на пол и трется о ноги Максима.
Все так, как могло быть, если бы мы с ним были вместе. Словно каждый вечер возвращаемся домой вдвоем и Пират наш кот. Я улыбаюсь, а в груди щемит от того, что это не так.
— Соскучился, братишка? Иди на кухню, сейчас я тебя покормлю, — Макс опускается на корточки, гладит кота, поднимается и теряется, когда мы сталкиваемся взглядами. — Можно помочь?
Я развязываю пояс пальто, поворачиваюсь к нему спиной и невольно закрываю глаза, почувствовав мимолетное прикосновение пальцев к шее. Крохотная доля секунды, банальная галантность, а мою кожу будто вспороли острым лезвием и оголили нервы. Почему с тобой так, Макс? Почему я еду к тебе домой вместо того, чтобы готовить ужин Рокотову?
— Тебе, наверное, нельзя кофе, но у меня есть зеленый чай. Будешь? Может, хочешь поужинать?
Киваю, а на глазах наворачиваются слезы от той нежности, с которой звучит его голос. Она проникает внутрь меня слишком глубоко, чтобы отвечать словами, и тело сходит с ума от каждой произнесенной буквы. Хочу ли я поужинать с тобой? Очень. Думала ли я о тебе? Да. Вспоминала ли? Конечно. Глупый мальчик, как же ты прав. Я думала, что все пройдет, обязательно пройдет, но стоило увидеть тебя с другой…
Я иду за Максимом на кухню, опускаюсь на табурет и украдкой рассматриваю его спину пока он возится у холодильника, выкладывая к раковине овощи. Взглядом касаюсь его волос, шеи, плеч, спускаюсь по руке к пальцам и замечаю на запястье правой отслоившийся краешек пленки и покрасневшую под ней кожу. Она то появляется из-под рукава толстовки, то снова прячется в нем, а сердце сковывает льдом — скажи, что ты не делал никих глупостей, Макс!
— Что у тебя с рукой?
Оборачивается, смотрит на свои руки и, проследив за моим взглядом, улыбается:
— Все ок, Еля. Просто сделал второй рукав.
— Покажи! — тон больше напоминает приказ, а не просьбу, но мне хочется убедиться, что дело именно в татуировке. Хоть бы это была татуировка, пожалуйста…
Макс стягивает толстовку через голову, и я выдыхаю с облегчением, увидев черные рисунки, поднимающиеся от запястья к плечу.
— Эта — типа запад, — показывает левую руку с Пегасом и Никой, — а эта восток, — демонстрирует дракона и пагоду на правой. — Осталось только зафигачить компас и китайский фонарик на лопатках, и будет огонь.