Оператор моего настроения

Муар Лана

— Глупый, с ней все хорошо.

— Точно?

— Макс, я врач.

— Еля, ты ветеринар!

— И что!? Хочешь сказать, что я понятия не имею что заниматься сексом во время беременности можно, если нет противопоказаний!? Думаешь, я настолько безголовая!? — я завожусь с пол оборота и уже рычу, не понимая рад Макс или нет, а он выдыхает и начинает хохотать, как припадочный, доводя меня до бесячки. — Что смешного!?

— Еля, — мотает головой, — Елечка!

— Что!?

— Я люблю тебя, Еля! Как же я тебя люблю…

Признание звучит, словно гром среди ясного неба. Признание, от которого

сердце гулко ухнуло и понеслось вскачь. Я смотрю на губы Макса, а они все повторяют "люблю", с каждым разом звучащее увереннее и тише, но для меня хватит и шепота, чтобы услышать. Любит… Мой глупый мальчишка… Всхлипнув, тянусь к его рукам, кутаюсь в них и сквозь слезы пытаюсь сказать, что все нормально, что это из-за беременности, а не из-за него. И таю, чувствуя на макушке успокаивающий шепот целующих губ:

— Елечка, моя любимая Елечка… Еля… Моя Еля…

— Ты рад? — спрашиваю, заглядывая в глаза, и расплываюсь в неге, услышав негромкое, но абсолютно уверенное:

— Да.

Ворох пакетов на кухне и гора продуктов на столе, от вида которых я хохочу, но киваю, соглашаясь с тем, что мне никак без творога, сметаны, фруктов и ещё миллиона полезного для малышки. Ушел за молоком для каши, а вернулся, скупив все, что только можно, и ещё клубнику на сдачу.

— Я что-то забыл? — Макс лихорадочно перебирает коробочки и пакетики и хлопает себя ладонью по лбу. — Фак! Молоко! Еля, я сейчас сгоняю! Пять сек!

— Если только молоко. Притащишь ещё что-нибудь, заставлю съесть. Все, что купишь и то, что уже купил!

— Еля, тебе нужны витамины…

— Нужны, но не в таких количествах. Тут половина испортится раньше, чем я до неё доберусь. Ты зачем столько творога купил? А сметаны?

— Тебе. И малышке.

— Три килограмма? — качаю головой и решительно сдвигаю большую часть на край. — Отвезем Воронцовским, Фая сырники на утро сделает и Лютику оставшееся скормят.

— О'кей. Я тогда за молоком, а потом завтракаем и едем?

— Да сдалось тебе это молоко! Творог поедим. Ещё молоко испортить не хватало. Складывай обратно свои творожные запасы. И сметану. Оставь две, остальное к Воронцовским.

— О'кей. А фрукты?

— Половину в холодильник, клубнику оставь — я в творог положу. И банан себе оставь.

— О'кей.

Без споров, уговоров, просьб и нервов. Так просто, что не верится. Я готовлю завтрак, завариваю себе чай и кофе Максу, улыбаюсь его суете и постоянным вопросам как я себя чувствую. Великолепно! Так, как никогда раньше. Чешу Пирата, наблюдающего за нашими сборами с подоконника, насыпаю ему корм в мисочку, отламываю и кладу на блюдечко кусочек банана. Кот блаженно жмурит глаз, нюхая угощение, и, словно гурман, оставляющий самое вкусное напоследок, сперва хрустит кормом, а потом неторопливо ест банан, фырча и смакуя каждый его кусочек. После позднего завтрака складываю вещи в сумку: пара футболок — одна для меня, вместо ночнушки, вторая Максу, домашние брюки, носки… А в груди все поет от счастья. Такого простого и в то же время настолько настоящего, что никак не верится, что оно реальное, мое, а не чье-то чужое. Отдаю ключи от "Мерседеса" Максиму, чтобы не слушать его ворчание про мою безопасность. Даже не хочу спорить и доказывать

ему, что мой стаж за рулём в разы больше. Мне приятно от такой безумной заботы и самого факта поездки в "Сосновое" вдвоем. Вернее, втроём. Я, Макс и наша малышка. Почему-то он уверен, что будет именно девочка, и я чувствую, что Макс уговорит меня на второго, если родится мальчик.

"Прадо" Рокотова, стоящий рядом с "Патриотом" Фила и "Вольво" Ярика. Я сжимаю ладонь Макса, прошу ничего никому не рассказывать и держать себя в руках. Он кивает, достает из багажника сумку с пакетами, но несёт их к дому в левой руке, зажимая в кулаке правой зажигалку.

— Макс, пожалуйста…

— Еля, не парься. Все будет о'кей.

О'кей. Животное рычание в нем звучит слишком угрожающе и опасно, чтобы не заметить и пропустить мимо ушей, но просить второй раз просто бессмысленно — Макс не услышит. Он уже разминает плечи, все больше напоминая сжатую до предела пружину, которой достаточно намека, чтобы сорваться и пустить в ход кулаки.

— Братка, там Боречка, — Фил кивает в сторону обеденной, хищно улыбается Максу, подтягивая рукава, а потом здоровается со мной, как ни в чем ни бывало. — Привет, Лиз.

— Фил, не надо.

— Если ему хватит мозгов свалить, то никто его не тронет.

— Давно тут? — Макс, опускает пакеты на пороге, помогает мне раздеться, скидывает свой плащ и достает вторую зажигалку из кармана.

— Мы с утра. Этот два часа назад приехал. За Лизу спрашивал.

— Ну что, пойдем, поговорим, если спрашивает.

— Макс!

— Еля, все нормуль. Дяденька не выкупает, что ему давно пора идти на хуй.

— Максим!

Без толку. Я бегу следом за парнями, здороваюсь с тетей Зоей, дядей Севой и Яриком, а потом запинаюсь, увидев взгляд Рокотова и какие-то бумаги в его руках.

— Когда собиралась обрадовать? — цедит сквозь зубы, поднимаясь на ноги и игнорируя рык Макса:

— Дядя, повежливее…

— О чем ты, Боря?

— О чем я!? А ты догадайся, — бросив бумаги на стол, обходит его и, не говоря больше ни слова, идёт к дверям.

— Лиза? Что у вас с Борей стряслось?

— Тёть Оль, пожалуйста, не сейчас.

Подхожу к столу и чуть ли не рывком сгребаю три листа с распечаткой анализов Рокотова пока никто не успел заглянуть в них и увидеть на первом подчеркнутую несколько раз сухую строчку диагноза:”Бесплодие”.

18

Клей

— Тетя Зоя, Максу можно занять ту же комнату или там Фил с Ритой?

— Да-да, Лиза, конечно, ты ему покажи все. Ребят Алиса уже в дальней разместила, — и словно вспомнив, что мы так и не поздоровались, женщина улыбнулась мне. — Здравствуй, Максим. Молодцы, что приехали.

— Здравствуйте, Зоя Семёновна. Мы тут творог привезли на сырники, — крайне выразительный взгляд Ели на прозвучавщее "мы" бьёт кувалдой по мозгам, только я добавляю на абсолютном спокойствии, — Лиза сказала, что Фаина Андреевна делает самые четкие сырники. Мы с ней поспорили даже. И вот я купил, если, конечно, это не наглость. Можно Люцу скормить…