Опередивший время. Очерк жизни и деятельности Томаса Мора
Шрифт:
Конфликт между папой и королем углубляется.
Хитроумный Генрих делает вид, что он предпринимает все, дабы не поссориться окончательно с папой.
Вина за все происходящее должна лежать на римском первосвященнике. Но не надо торопить события. Пусть все убедятся, что у Генриха нет другого выхода, что есть предел оскорблениям его величества.
Ну, а что касается той книги, которую он несколько лет назад написал против Лютера, выступая ярым защитником папства и католической веры (папа даже в награду объявил его «защитником веры»), то книгу эту всякими хитростями подбил его
Мор действительно не жалует Лютера и вообще еретиков-протестантов. Главным образом потому, что его не устраивал призыв Лютера к простому люду самостоятельно решать те вопросы, которые, как считал Мор, были недоступны пониманию масс. И он считал, что Лютер несет смуту в народ, подстрекая его к неповиновению властям.
Правда, во время Крестьянской войны в Германии, Лютер, показал свое истинное лицо. Он писал тогда, что восставших крестьян надо бить, душить, колоть, вешать.
Сэр Томас Мор думает, что не надо доводить народ до восстаний. Бунт против правителей? Этому Мор, как и многие другие гуманисты, сочувствовать не мог.
И он считал, что лучше произвести реформы в папстве, чем упразднять его совершенно. По его мнению, верховенство папы в делах веры следует сохранить.
Но, с другой стороны, ведь именно Мор, просматривая книгу короля, обратил внимание Генриха VIII, что не стоит подчеркивать абсолютный авторитет папы в вопросах религии. Именно он предложил Генриху VIII исключить данный пункт или касаться его более осторожно.
Что теперь Генриху до этого! В глазах подданных государь должен быть всегда прав. А если даже и совершаются какие-то ошибки, то, конечно, вопреки воле владыки, как результат плохих советов или действий его помощников.
Деспотам и тиранам всегда нужны такие «помощники».
И устрашающие примеры тоже.
Если для них нет поводов, повод выдумывают.
…Все чаще возвращается в мыслях Генрих к своему бывшему канцлеру.
Генрих VIII никогда ничего не прощает. И он не терпит никакого инакомыслия.
Анна Болейн под стать ему. Она хищна, как хорек, эта хитрая бестия, таки добившаяся короны и, конечно, земель, денег, титулов для своего отца и своего брата. Она еще не знает, что власть ее кратковременна, что чары уже на исходе и не так уж далек день, когда возлюбленный супруг отправит на тот свет и ее брата и ее саму, а двумя часами позже женится в очередной раз.
Анна Болейн тоже никогда никому ничего не прощает.
То, что Томас Мор, этот влиятельный в стране человек, не только не помог ей, а фактически выступил против нее, уже более чем достаточно, чтобы она возненавидела его.
Теперь он даже не соизволил присутствовать на церемонии коронации.
…Решение было принято, и пути назад не было. Нет, он не хотел стоять в стороне от забот своего времени, он не хотел перекладывать их на чьи-то плечи, созерцательно размышляя о добре и зле. Пятнадцать лет, трезво смотря в лицо опасности, пусть иногда ошибаясь, пусть чего-то недопонимая, он пытался хоть как-то улучшить дела. И быть может, все-таки не все его советы, не все его поступки были безрезультатны.
Он боролся. Он и сейчас продолжает борьбу.
Игра стоила свеч. Она не окончена. Вполне возможно, что она может окончиться его гибелью. Гибелью его, но не его принципов.
Внешне Мор спокоен. Он живет в своем скромном доме, по-прежнему шутлив и благожелателен, внимателен к своим многочисленным чадам и домочадцам — время бежит, все его дети выросли, повыходили замуж, поженились, народили внуков… Жаль, что нет уже в живых отца, к которому он, даже будучи лорд-канцлером, ежедневно заходил испросить благословения на труд, почтить его своим вниманием.
Теперь потуже стало с деньгами. Но жить можно. Были бы книги, друзья, семья, была бы возможность размышлять, писать.
…Рабочая комната Мора в маленьком флигельке в глубине сада уютна и располагает к работе. Полки с книгами. Стол. Два стула. Здесь спокойно, удобно.
В свободные минуты Томас Мор охотно принимает участие в забавах своих внуков.
Во дворце понимают: как бы тихо ни сидел в своем имении Томас Мор, как бы внешне он ни был отрешен от всего происходящего сейчас в Англии, сам факт его ухода со службы, его нежелание появляться при дворе — осуждение. При желании его позицию можно рассматривать и как вызов…
Но этот Мор пользуется огромной популярностью. Он, быть может, самый выдающийся ученый в не слишком богатой учеными стране. Он непререкаемый авторитет в среде лондонской буржуазии. Его любят и уважают в парламенте. Он вообще всеевропейская знаменитость, Мор.
Смелости, честности, незапятнанной репутации должны быть противопоставлены силки интриг, вероломство, клевета.
Только не надо спешить. Для того чтобы сокрушить. Мора, нужно время. Оно покажет, как действовать.
Обвинить его в прямой измене нет пока никаких оснований. А впрочем… Отравление ядом в Англии наказуемо по закону, но яд законов ненаказуем. Нужно только сыскать соответствующие пункты обвинения. В крайнем случае они могут быть и ложными.
В Челси «дама Алиса» говорит внучатам:
— Вас интересует, отчего собачонка, с которой вы играете, дорога мне втройне? Очень просто: ваш дед заплатил за нее втрое больше денег, чем следовало.
— Почему же? — чуть ли не хором спрашивают Чарли и Мэйбел, Китти и Том.
— Такой уж он человек, — с улыбкой отвечает она. — Я купила собачонку по случаю. А потом дело дошло до суда: хозяйка, у которой ее, как оказалось, выкрали, подала на меня жалобу. Жалоба попала к сэру Томасу: он был тогда лорд-канцлером. Вызывает он нас обеих, меня и эту женщину. Предупредил, чтобы я привела и собачку. Попросил сесть в разных углах зала. А сам взял собачонку на руки. «Покличьте-ка ее, пожалуйста», — говорит. Ну я и кричу: «Снайп, Снайп, сюда!»
«Гейк, ко мне!» — крикнула женщина. Пес, соскочив, тут же бросился к ней.
«Все ясно, — сказал ваш дед. — Жалоба справедлива. Собаку надо вернуть хозяйке».
«Но… я же, когда ее покупала, не знала, что она краденая», — сказала я.
«Теперь вы в этом убедились, — ответил сэр Томас. — И если вы так привязались к собаке, попробуйте уговорить хозяйку продать ее. Это единственный выход».
— Ну и, — заканчивает рассказ незаметно подошедшая Мэг, — собака была куплена еще раз. А ее хозяйке, женщине бедной, ваш дед заплатил втрое больше, чем она просила.