ОПХ
Шрифт:
– Константин Фёдорович Майер, – представился он, – инженер по эксплуатации машинотракторного парка.
– Лукашов здесь? – спросил его главный.
– Боюсь, он сегодня негоден к употреблению. У Зинки лежит на складе в ящике с ветошью, – ответил Константин Фёдорович, насмешливо улыбаясь.
– А как передавать?
– Пусть парень пока знакомится с мастерской, с ребятами, а передачу и приёмку проведём завтра.
– Ну, ладно, ты, Фёдорович, покажи ему всё, а я на откормочник. Заколебал он меня.
– Что, опять не по проекту?
– Ну да. Делай, говорит, как я сказал!
Саблин
Мастерских, собственно, было две. Та, в которую я зашёл, называлась старой мастерской. В ней, построенной ещё первоцелинниками, были моторный и монтажный цеха, токарка, слесарка, кузня, электроцех, инструменталка, нормировка и кабинет заведующего.
В новую, двухэтажную мастерскую, уже переехали медник и регулировщик топливной аппаратуры, и там был огромный цех для ремонта комбайнов и тракторов К-700, которые по габаритам уже не проходили в ворота старой мастерской – в своё время целинники не предвидели появления этих гигантов. На втором этаже были красный уголок, туалеты, душевые кабинки, туда же должны были переехать кабинеты из старой мастерской. Но на втором этаже ещё ничего не работало, а во всей мастерской не было отопления. Всё это, как я понял, предстояло доделывать мне.
Обход мы начали в старой мастерской с кузницы. Горн был потушен, кузнеца не было.
Вслед за нами вошёл невысокий, плотный мужичок. Поприветствовав нас несколькими матерными словами, он спросил где заведующий.
– Тебе какой нужен, старый или новый? – спросил его Константин Фёдорович. – Если новый – вот он, а старый тебе ни к чему, он к употреблению не годен.
Вошедший накинулся на меня:
– Где у тебя Вакула? Мне на новую ферму нужны строительные скобы – вы двое суток не можете сделать!
– Постой, Николай Игнатьевич! Ты сначала познакомься! Это Владимир Александрович Мельников – новый заведующий. Но он ещё не вступил в должность, только сейчас приехал. А Вакула, ты же сам знаешь – его в магазине надо искать у жены.
– Ой дурдом, ой дурдом! – взвыл Николай Игнатьевич и выбежал вон.
– Кузнец правда Вакула? – спросил я, когда мы вышли наружу.
– Да нет – прозвище. Раз кузнец – значит Вакула. А так Лихаченко Владимир Петрович. Но прозвище пришлось ему впору – сидит, как костюм индивидуального пошива. Жена у него работает в магазине, так он больше там околачивается, чем на работе. Деньги любит, хитёр как чёрт – в ступе толкачом не поймаешь – и, учти, способен на подлости.
Потом Майер познакомил меня со сварщиком Костей Петуховым, шлифовщиком Алексеем Денисовичем Пуховым, слесарем Виктором Константиновичем Михайловым, с токарями я уже был знаком: старшего звали Василием Григорьевичем Беловым, а младшего – Володей Денисенко.
Потом мы пошли в новую мастерскую. Константин Фёдорович завёл меня в медницкий цех, где я увидел своего знакомого, которого нормировщица называла Асфальдасом Асфальдасовичем. Он показался мне ещё больше похожим на рака с добрыми глазами.
– Это наш медник – Тарбинис. Если что надо, обращайся к нему – всё сделает: мыслимое и немыслимое.
В ответ медник сконфузился и брызнул несколькими мелкими смешками,
– Я видел, нормировщица дала ему сделать ключ! Ведь это тонкая работа, как он её сделает такими руками? – спросил я Майера, когда мы закрыли за собой дверь.
– Ты никогда и не увидишь, как он сделает, – ответил он. – Я как-то принёс ему автомобильный радиоприёмник – оторвался проводок толщиной с волос. Работа тончайшая. Спрашиваю: «Сделаешь?» Он говорит: «Сделаю, только не стой за спиной, приходи через час». Через час прихожу – сделал! Он вообще старается работать, чтоб никто не видел. Может, как в сказке, гномов вызывает – чёрт его знает.
– А что у него за имя – Асфальдас Асфальдасович?
– Никто не знает, как его зовут: Тарбинис и Тарбинис. А на самом деле, даже не Тарбинис, он мне как-то называл свою фамилию… Сейчас, подожди, вспомню… Так-так-так… . Точно – Тaрбиныс. На «а» ударение. Он тут недалеко с одной бабкой живёт, так и её все зовут Тарбиниха, хотя она русская и фамилия её Максименко.
– Он кто по национальности?
– Кажется, литовец. – ответил Майер. – Сосланный.
– Лесной брат, что ли?
– Да хрен его знает, чей он брат. А вот ещё один сосланный: Адам Адамович Шнайдер – он у нас моторист, а по совместительству, пока сын в отпуске, мастер по регулировке топливной аппаратуры, – сказал Майер, входя в помещение, в котором резко пахло соляркой. – Здорово, Адам Адамович. Это новый заведующий, вместо Лукашова.
Мастер только головой кивнул и ничего не сказал.
– Сына Петькой зовут. Хороший мастер, но запойный пьяница, ты уж извини, Адам Адамович, что при тебе говорю. Не дай бог, шлея под хвост попадёт – две недели гарантированно будет не годен к употреблению.
– Попала уже, – угрюмо сообщил Петькин отец.
– Что попало? – не понял Майер.
– Шлея под хвост.
– Гм… Одно хорошо, что Адам Адамович в таких случаях выручает: пашет за себя и за сына. На склад пойдём?
– Зачем? Я не Хам, чтобы рассматривать спящих в непотребном виде.
– Ну тогда поеду на бригаду. Да! Чуть не забыл сказать – по утрам в семь часов перекличка. Быть обязательно!
Я вернулся в нормировку. За стеной ухал электромолот – на работу пожаловал Вакула.
В это время что-то зашумело, и серенькая коробочка на столе завопила: «Мастерская! Мастерская!»
– Мастерская слушает! – сказала нормировщица, сдвинув красный рычажок.
– Лукашова на связь!
– Александр Савельич, он уехал в «Сельхозтехнику», – не моргнув глазом соврала Антонина Ефимовна.
– От мастерской двух человек на сеновал во вторую смену!
– Вот новый заведующий, – сказала нормировщица, – ему скажи.
– Понял: двух человек на сеновал, – ответил я диспетчеру, – хотя я ещё не заведующий, только собираюсь им стать.
– Мне чтоб два человека были, а кто у вас заведующий меня не интересует, – строго заявил Александр Савельич.
– Весело тут у вас! – сказал я нормировщице и пошёл искать добровольцев на сеновал.
Первым я, естественно, навестил кузнеца Вакулу, рассудив, что справедливо будет ему отработать время, в течение которого он шлялся неизвестно где.