ОПХ
Шрифт:
Я не стал возражать. Имеет, наконец, право Регина Кондратьевна иметь своё мнение!
Я съел и вторую лепёшку – с земляничным вареньем.
– Вчера после работы шлифовщик наш, Алексей Денисыч, взял с собой по ягоды – у него собственные «жигули». Удачно съездили: ведро набрала, – пояснила хозяйка. – До часу ночи перебирала. А потом думаю: дай уж заодно и варенье сварю. В три часа легла.
Чай допить мы не успели. Хозяев поднял с места сигнал автомобиля.
– За молоком приехали!
Регина Кондратьевна схватила ведро с только что надоенным молоком и поспешила со двора. Я вышел следом. У калитки стоял ГАЗ-52 с цистерной в кузове. Девушка-приёмщица приняла от Регины Кондратьевны ведро и вылила в мерную ёмкость, а оттуда в цистерну:
– Восемь и две десятых литра, тётя Регина, – сообщила она, записывая в книжку.
В это время оттуда, где садилось солнце, донёсся могучий рёв, клубами понёсшийся под небеса.
– Что это? – удивился я.
– Наши с Алабугой в футбол играют. Наверное, забили, – равнодушно сказала приёмщица, подумала немного стоит ли говорить и добавила: – У меня жених тоже футболист.
Ночью я долго не мог уснуть. Странно, перед глазами у меня стояли не беременная жена с её и моими родителями, а золотоволосая, синеглазая, солнечная Зинаида Алексеевна.
Камеры для «Волги»
На перекличке решил вопрос с Лукашовым. Директор согласился: он остаётся контролёром. Пришедшая к девяти часам на работу Антонина Ефимовна дала мне на подпись стопку нарядов за два дня. Кузнец заработал восемь рублей за вчерашний день и ещё больше – десять рублей – за позавчерашний, когда я не застал его на рабочем месте.
– Эти наряды отложите, мне с ними надо разобраться, – сказал я. – Сейчас схожу на склад и займусь. Я смотрю, этот Вакула сильно лукавый!
– Я с ним, Владимир Александрович, даже заводиться не хочу! Он мне, не хуже, все буки забил.
– Это плохо, что никто не хочет с такими заводиться. Но это ведь ваша работа следить за тем, чтобы в нарядах не было туфты.
– Я отвечаю только за расценку, – возразила нормировщица и обиделась.
Пришёл Август Янович Берлис закрывать наряд.
– Что мне будешь писать? Я три дня ничего не делал. Только не надо повремёнки. Это четыре рубля в день, сто рублей в месяц. Я не уборщица. Я «Кировец» 7 в строй вернул!
– Хорошо, хорошо. Что там дороже всего ценится? Антонина Ефимовна, напишите разборка, ремонт, сборка коробки передач.
– Коробка передач у меня в прошлом месяце была.
– Ну придумайте что-нибудь сами!
– Разгрузка материалов, с переноской, – предложила нормировщица.
7
Название тракторов, произведённых на заводе имени Кирова в Ленинграде.
– Сколько надо разгрузить, чтобы по шесть рублей в день вышло?
Нормировщица погоняла по счётам костяшки и сказала:
– Двадцать тонн с переноской на пятьдесят метров.
– Что я, Геракл что ли? – не согласился Берлис. – «Врать надо в меру», как говорил Джавахарлал Неру.
– Да кто будет проверять?! – вырвалось у нормировщицы. – Тогда, может, слесарные работы? Высверливание заломышей дрелью, изготовление шайб?
– Ну пишите! – сказал я и подмахнул написанную нормировщицей первую в своей карьере туфту.
– Знаете кому директор трактор отдал? – спросил Август Янович. – Отцу.
– Какому отцу? – не понял я.
– Есть у нас такой – Колька Лизиков. Двенадцать детей. Прозвище у него Отец.
– Ай-ай-аай! – протянула нормировщица.
Отца я не знал, но понял, что выбор директора не понравился ни Берлису, ни Антонине Ефимовне, но, в отличие от них, я не понял всю опасность этого решения и просто поздравил Августа Яновича со вновь обретённой свободой.
– Как бы не так! – ответил он. – Я тебе ещё плешь проем. Заведующий током упросил на уборке поработать на «тёщиных руках» 8 . А там ремонту недели на две. Через месяц приду.
8
Зернопогрузчик, названный так за движения скребков питателя, загребающих зерно.
Не успел он выйти, как в нормировку влетел Лихаченко.
– Ты что, …, в моих нарядах копаешься!?
– Это моя работа. Покажи-ка двести штырей и двести строительных скоб, которые ты якобы отковал вчера и позавчера.
– Ты видишь, бригадир расписался!? Что тебе ещё надо!? Не веришь, поезжай на ферму и пересчитай!
Роспись действительно была на месте, а отправляться на ферму не было никакой охоты.
– Чёрт с тобой, эти наряды подпишу, а с сегодняшнего дня все твои наряды принимаю только за подписью контролёра!
– Согласен! Посмотришь, что будет! – угрожающе сказал Вакула и так хлопнул дверью, что зазвенели стёкла, огромного окна.
– Антонина Ефимовна, кто был в нормировке, когда я проверял его наряды?
– Кто, кто?… Николай Игнатьевич заглядывал. Может услышал…
– Вот сука! – не удержался я и отправился на склад.
Солнце стояло уже высоко, утренняя прохлада испарялась, как пролитая на печь вода. Из склада навстречу мне вышел Лукашов:
– А где Зинаида Алексеевна?
– Она вчера предупредила, что пойдёт в контору с отчётом. Вот и ключи мне оставила.
– Саш, присмотри за Вакулой. Я сказал ему, чтоб все свои поделки предъявлял тебе. Его наряды подпишу только после тебя.
– Понял, – угрюмо сказал Александр Леонтьевич. – Только бесполезно это. Я его не раз проверял.
– И что?
– Фокусник он, чем больше проверяешь, тем больше зарабатывает. У него в кузне целый склад готовой продукции. Приходят со стройки, он достаёт из заначек строительные штыри, дверные накладки, крючки, петельки. Спрашиваю: «Когда сделал?» – «Какое тебе дело! Человек расписался, что принял работу – чего ещё надо!»