Описание Западной Сибири
Шрифт:
Остяцкая одежда очень оригинальна и вполн приспособлена къ жестокости климата на крайнемъ свер. «Малица» шъется изъ оленьихъ шкуръ, шерстью къ тлу, въ вид мшка и длиною до колнъ, съ рукавами и пришитыми къ нимъ рукавицами, и съ отверзтіемъ для головы, внизу опушка изъ собачьяго или волчьяго мха. Надевается она прямо черезъ голову и подпоясывается широкимъ кожанымъ ремнемъ, унизаннымъ мдными пуговками, какъ чешуею и съ медной пряжкой. Къ поясу привешивается съ боку ножъ въ кожаныхъ ножнахъ и кожаная сумочка съ огнивомъ, кремнемъ и трутомъ. «Парка» похожа на малицу и тоже изъ оленьихъ шкуръ, но шъется шерстью наружу. Въ большіе морозы надваютъ «гусь» шерстью же вверхъ и съ пришитой къ нему шапкой. Зимняя обувь состоитъ изъ «чижей», длинныхъ чулковъ изъ молодой оленины,шерстью внизъ, а сверхъ чижей, надваютъ ,пимы», сапоги изъ шкурокъ съ оленьихъ ногъ. Лтомъ же остяки носятъ русскія рубахи и шаровары, – лтній «гусь» изъ сукна яркихъ цветовъ и «неговай» – сапоги изъ выделанной оленьей кожи. Женщины носятъ холщевыя рубахи, унизанныя стеклярусомъ на груди и вышитыя по подолу разноцветными шерстями, однорядки холщевыя. ситцевыя и шелковыя, голову покрываютъ, какъ татарки, длиннымъ и широкимъ цвтнымъ платкомъ съ бахрамами, называемымъ «вокшимъ». Имъ окутываютъ и лице. Зимой же носятъ они оленью шубу, шерстью внизъ, съ частыми завязками спереди; эта шуба унизывается кисточками и побрякушками. Обувь та же, какъ и у мужчинъ. Остячки татуируютъ себ руки, накалывая на нихъ иглой изображенія птицъ, зверей, узоры. Волосы заплетаютъ сзади, въ дв косы. У конца каждой привешена покромка изъ сукна, длиною до коленъ, съ нанизанными на ней металлическими кружками, бляхами и побрякушками. Какъ остяки, такъ и остячки страстные любители табаку, а въ особенности вина. Табакъ курятъ, кладутъ за нижнюю губу, нюхаютъ, въ страшномъ количестве. Где попадетъ вино, тамъ пьютъ его поголовно все, даже поятъ детей. Этимъ пользуются, при потворстве чиновниковъ, безсовестные
Остяки переняли у татаръ обычай «калыма», т. е. платы за невсту. Пока калымъ не весь уплаченъ, невеста живетъ у отца, но женихъ можетъ прізжать къ ней тайкомъ ночью. При родахъ остячка переходитъ въ особую юрту и живетъ въ ней пять недель. Потомъ разводить огонь и бросивши въ него бобровой струи, трижды перескакиваетъ для очищенія, окуривается и тогда уже возвращается къ мужу. Почти каждый остякъ иметъ два имени: остяцкое – выражающее что-либо замеченное при его рождении летевшую птицу, камень, лесину, другое – русское. Остяки нрава тихаго, скромны, молчаливы; дети природы – они добры, услужливы, честны и гостепріимны, но жены у нихъ въ большомъ небреженіи, даже не считаются за людей. Все тяжелыя работы, и дома, и въ дороге, возложены на женщинъ. Остякъ въ юрте сидитъ целый день поджавши ноги, курить и жуетъ табакъ и глядитъ на огонекъ. Только пьяный остякъ иногда подерется, но воровъ между ними нетъ, а убійствъ никогда не бываетъ. Въ Березове нетъ даже окружной тюрьмы, а если и случится койкогда иметь арестантовъ, то ихъ содержать при Градской полиціи. При похоронахъ остяки царапають себе лицо до крови, выдергиваютъ свои волосы и бросаютъ ихъ на умершаго, веруя, что душа его придетъ чрезъ 6 недель узнать, какъ о ней сожалели живые. Съ мертвецомъ кладутъ въ могилу все необходимое для ежедневнаго быта: лукъ со стрелами, сети, топоръ, ножъ, рогъ съ табакомъ и проч. Нарту же, въ которой привезли покойника, оставляютъ на его могил, а оленя закалываютъ. Жена, по смерти мужа, оболванівъ бревешко на подобіе человека, одеваетъ его въ мужнюю одежду, ставить на нарахъ на то место, на которомъ сидлъ покойникъ, подчуетъ его любимымъ кушаньемъ, ночью кладетъ спать съ собой и цалуетъ, думая, что душа мужа видитъ вс ея ласки и угожденія. Эту куклу держатъ годъ, а иногда и боле, и потомъ зарываютъ съ плачемъ и сожалніемъ. Изъ остяковъ некоторые крещены, но громадныя разстоянія и кочевая жизнь ихъ лтомъ много препятствуетъ распространенію между ними христіанства. Однако начало евангельской проповеди здсь очень древнее. Еще при царе Федор Іоаннович, Обдорскій князь былъ крещенъ въ Москв и построилъ въ Обдорск церковь во имя св. Василія Великаго. Некоторые изъ потомковъ его остались язычниками, иные крестились впоследствіи. Еще въ делахъ І750 года упоминается некрещеный Обдорскій князь Анда, но ддъ и отецъ ныншняго князя Матвя Тайшина были крещены. Кондійскій князь, Игичей Алачевъ, крещенъ въ Москве въ 1599 году, а въ 1602 г. построилъ у себя въ Конд (нын' село Кондійское) церковь во имя св. Савватія и Зосимы, Соловецкихъ чудотворцевъ. Потомки его выехали в Россію, получили помстье въ Вологодской губерніи, а княжество ихъ обращено въ казну и образуетъ ныне инородческую волость. Ныне въ Березовскомъ кра только Тайшинъ и Артанзіевъ признаны князьями. Вообще число крещеныхъ остяковъ не свыше 2000 д. о. п. и то въ дремучихъ тайгахъ и на неизмеримыхъ тундрахъ, при непрерывномъ обращеніи съ язычниками, – они только по имени христіане. Это сознаютъ и миссіонеры. Въ огромномъ Березовскомъ крае только 17 церквей (3 каменныхъ: 2 въ Березов, 1 въ Сургут: остальныя 14 деревянныя) и Кондійскій мужской монастырь при селе Кондійскомъ на Оби. Въ этомъ монастыре живетъ начальникъ духов, ныхъ миссій здшняго округа архимандритъ Арсеній. При 8 приходскихъ церквахъ и при монастыр учреждены школы для крещеныхъ остяцкихъ мальчиковъ. Учащихса нын 73. Этихъ мадьчиковъ обучаютъ молитвамъ, катихизису, чтенію, письму и церковному пнію. Какъ же не дивиться посл этого, что обширный Пелымскій край съ 2000 р. д. русскихъ и 1000 р. д. Вогуловъ (которые все крещены безъ изъятія и крещены вотъ уже 100 летъ), въ 350 верстахъ отъ Ирбити, въ 150 отъ Верхотурья, въ 250 отъ Туринска, – не иметъ до сихъ поръ ни родной приходской школы, именно въ такомъ, центр где это необходимо и не въ такой глуши какъ Березовъ?
Остяки-язычники имютъ верховное божество «торыма» властителя вселенной, живущаго на небе и котораго нельзя утруждать никакими просьбами. Но въ помощь ему придано множество божествъ, добрыхъ и злыхъ. Одни изъ нихъ были въ древнія времена вытесаны изъ дерева, другіе вылиты изъ мди, даже изъ золота. Многіе изображають людей, но есть птицы и зври. Были идолы, занесенные сюда даже со временъ св. Владиміра, изъ земли Новгородской и изъ Перміи, при крещеніи ея, въ XIV столтіи св. СтеФаномъ. Извстнйшіе изъ нихъ: «золотой мужикъ», вылитый изъ золота; онъ сидлъ въ чаше, въ которую наливали воды и пили ее, съ врой, что это отвращаетъ несчастія. «Рача“ – идолъ рачевскихъ юртъ. «Большая баба» – деревянный идолъ, сидвшій на сдалищ, подъ древней березой, близь деревни Блозерской, 35 верстъ ниже села Самаровскаго. «Обскій старикь» – божество рыбъ, съ безобразньмъ лицомъ и рогами, жестянымъ носомъ и стеклянными глазами. На него было надто нсколько остяцкихъ малицъ, а сверху кафтанъ изъ краснаго сукна. У ногъ лежали лукъ со стрлами, копье и кольчуга. Онъ нисходилъ въ водную бездну, имя власть отпускать столько рыбы, сколько кто это заслуживалъ «Главный идолъ» въ дремучей тайг Пелымскаго края, увезенный туда въ 1712 году изъ остяцкой земли въ начал проповеди св. Евангелія остякамъ. «Мастерко» – близь села Троицкаго (въ 30 верстахъ отъ Пелыма) состоялъ изъ мшка, набитаго разнаго рода мешками, съ привязанной посредине серебряной тарелкой. «Елань» – Меркурій остядкихъ боговъ, деревянный идолъ съ вырзанньшъ липомъ, обернутый въ красное сукно и въ собачей шапке. «Мейкъ» – лешій, заблудившійся въ тайге, просилъ его помощи. «Обдорская золотая баба – идолъ, принесенный изъ Перміи. Есть тоже у остяковъ пенаты, юртовые идолы, которыхъ они мажутъ рыбьимъ жиромъ, приговаривая: «шь, шь». Остяки боготворять горы, камни, ручьи, большія деревья. Мсто около нихъ священно, тоже что «табу» островитянъ Южнаго океана. Тутъ не смеютъ напиться воды, коснуться дерева, вырвать травки, чтобы не прогневить божества. Приношеніе жертвъ происходить у вогуловъ, ляпинско-остяцкаго рода (въ Березовскомъ округе), одинаково съ прочими остяками, т. е. убиваютъ оленя стрелами и копьями, по знаку данному шаманомъ. Кровь пьютъ теплую, а мясо дятъ сырое. Близь Белаго острова, на Ледовитомъ океане, есть песчаная отмель, куда Обдорскіе самоеды и остяки съезжаются для отправленія идольскихъ обрядовъ. Купаются въ море для общенія съ водными божествами, бросаютъ въ волны кусокъ меди, или металлическія деньги, топятъ оленей. Празднество «Эленя» происходить всегда ночью, съ предварительнымъ заклинаніемъ шамана и сопровождается сладострастными плясками, напоминающими древнія мистеріи.
Шаманы и шаманки – служители божества и прорицатели его веленій, пріобретаютъ этотъ даръ или по наследству, или по способностямъ. Проницательный умъ, твердый характеръ, мечтательное воображеніе, правильность и гибкость тела, вотъ что требуется отъ шамана. Постомъ, молитвой, созерцательностью, даромъ слова, знаніемъ народной медицины, шаманы пріобретаютъ вліяніе на народъ. При жертвоприношеніяхъ и заклинаніяхъ они носятъ особую одежду длиннаго покроя, до того унизанную металлическими пластинками, бляшками, побрякушками, кольцами, колокольчиками, мднолитыми изображеніями птицъ и животныхъ, что нельзя разпознать, изъ чего она сшита. На голов желзный шишакъ, въ рук бубенъ, въ который они ударяютъ съ монотоннымъ напвомъ. Шаманки имютъ такую же одежду, но являются всегда съ распущенными волосами. Длая заклинанія, шаманъ начинаетъ кричать, биться, стучать въ бубенъ, кружиться, падаетъ на землю, катается, царапаетъ себе лицо, тычетъ себя ножемъ въ грудь, въ животъ, хватаетъ и лижетъ раскаленное желзо, забиваетъ себ иглы, вывертываетъ суставы, – наконецъ изнемогаетъ. Въ это мгновеніе разгоряченное воображение остяковъ представляетъ имъ, что будто изъ рта шамана исходить голубоватый дымъ. Это его духовное общеніе съ божествомъ. Пришедши въ себя шаманъ прорицаетъ волю божества.
Самоды Березовскаго округа были известны русскимъ еще съ XI столтія, по свидетельству преподобнаго Нестора. Но ни одно изъ племенъ, окружающихъ самодовъ, не называетъ ихъ, какъ мы. О самихъ себ они говорять «хазова – арка-я» – «человекъ большой земли». Самоеды – т людоды греческихъ и римскихъ геограФОвъ, которыхъ они помещали на самомь севере, въ стране гиперборейцевъ. Остяки называютъ ихъ «урьячи». Еще въ 1720 году самоеды убивали крещеныхъ остяковъ, вырезывали сердца ихъ и ели. Даже въ 1744 году они грабили остяковъ и русскихъ, жгли церкви, ругались надъ крестами и св. иконами, увечили убитыхъ и ели ихъ сердца. Четыре князька ихъ были тогда повешены въ Обдорске и въ Ляпине. До сихъ пиръ, за малыми исключеніями, они все идолопоклонники. Въ 1832 году отправленъ былъ къ нимъ изъ Тобольска миссіонеръ, іеромонахъ Макарій, но ему удалось окрестить не боле 200 человекъ. Ныншнія миссіи столь же мало успшны.
Самоды раздляются Обской губой на две половины: Каменную и Низовую. Каменная простирается отъ вершинъ рки Соби, вдоль Югорскаго хребта до Карскаго моря и здсь сходится съ Архангельскими самодами, Цустозерскаго уезда. Низовая – идетъ отъ Обской и Тазовской губъ къ востоку и граничить съ Юракскими самодами Туруханскаго отдленія, Енисейской губерніи. Каждая половина состоитъ изъ родовъ. Въ Каменной ихъ 6, въ Низовой 9. Самоды роста малаго, но крпки и широкоплечи, короткошеи. Голова большая, лобъ
Самоеды почти не едятъ хлеба, пища ихъ – рыба и оленье мясо. Заколоть оленя считается праздникомъ въ семействе. Теплую кровь пьютъ они чашками, а мясо дятъ сырое, отрезывая его съ удивительной ловкостью ножомъ у самаго рта. Женщины не могутъ сть съ мужчинами, но имъ и дтямъ оставляютъ оглодки. Каждый родъ иметъ своего старосту. Сямоды нын уже совсмъ переродились, кротки и послушны власти, хотя съ виду грубе остяковъ. На вод и на охот они ловки, сильны и проворны, могутъ имть несколько женъ и слдуютъ древнему шаманству, признавая верховное божество «Нумъ» управляющее вселенной, сотворившее небо и землю. Имя его можно произносить только въ крайней нужд, благодаря, или молясь: «Нумъ-арка» – великъ Богъ, «Нумъ-тадъ» – дай Богъ. Самоды молятся Нумъ, глядя на солнце. Они признаютъ источники зла и добра, и злыхъ духовъ, вліяющихъ на жизнь человческую, но идоловъ не имютъ. Выдолбивъ на растущемъ дерев изображеніе лица, кланяются ему, называя его «Хаэ», намазываютъ ему губы оленьей кровью и приговариваютъ: «ешь оленя». Шаманское ученіе передается у нихъ изустно изъ рода въ родъ и содержитъ въ себ много чистыхъ и нравственныхъ истинъ: «Благоговей предъ Богомъ, почитай добрыхъ духовъ, уважай родителей и старйшихъ, помогай бднымъ.» Шаманъ называется у самодовъ «Тадъ-и-бе»: служеніе его то же, что и у остяковъ, но сопровождается удареніемъ въ «цензеръ» – родъ барабана и крикомъ «гой! гой!». Самоеды приносятъ въ жертву Нумъ блыхъ оленей и благоговеютъ предъ белымъ медведемъ. Островъ Вайгачь, на Ледовитомъ океане, считаютъ они священнымъ, называя его «Хаіадея“ – страна кумировъ. Туда съезжаются съ Каменной и Низовой стороны приносить жертвы. Женщина, по понятіямъ самоеда, нечистое существо. Въ чуме она не можетъ шагать чрезъ постель, или одежду мужа, въ дороге – чрезъ лежащую вещь. При родахъ она уходитъ въ особый чумъ, называющійся «сямай-мякита» – поганый чумъ. Предъ разршеніемъ отъ бремени, жена должна открыть мужу, или повивальной бабк о всхъ учиненныхъ ею супружескихъ неврностяхъ и это признаніе длается всегда чистосердечно, потому что, по нонятіямъ самоедки, ложь повлечетъ за собой уродливость младенца и смерть родильницы. По выздоровленіи жены, самодъ поколотить ее порядкомъ: а съ любовниковъ, сколько ихъ окажется, взыскиваетъ по приговору старйшинъ пню оленями. Калымъ существуетъ и у самодовъ, простираясь отъ 5 до 100 оленей за невсту. Самодская свадьба очень оригинальна. По прізд жениха къ будущему тестю, стоящія у чума Самодки не впускаютъ свата «айкуту», покуда онъ не броситъ имъ на обе стороны по лоскуту сукна. При входе въ чумъ, айкута садится на первое мсто, сзади женихъ и позжане. Хозяинъ давитъ оленя, мясо варятъ и начинается угощеніе. Первая чарка вина, а если нтъ, то оленьей крови, подается айкут, вторая жениху и невст вмст, а за тмъ и прочимъ гостямъ. После того принимаются за ду. Нсколько кусковъ оленины подаются жениху и невст тоже вместе и они ихъ дятъ въ знакь любви и согласія. По окончаніи пиршества, гости расходятся, но женихъ остается ночевать у тестя. По утру онъ узжаетъ въ свой чумъ и посылаетъ мать, или старейшую въ род за невестой. По пріезде этой старухи, отецъ и мать снаряжаютъ дочь, складываютъ приданое въ нарты и отправляются. Лишь только поздъ покажется въ виду женихова чума, родственницы его и знакомки становятся по обе стороны рядами, а свекровь, или старейшая проезжаетъ между ними съ наивозможной скоростью. Между темъ самодки бросаются на мчащуюся нарту невсты съ криками «Ирдъ-амдію?» Ягшы-язида! «Нессеръ-пле!» «Неберъпле!» – Что лежишь? Сиди прямо! Отецъ живъ! Мать жива! Слдуетъ замтить, что невесту везутъ лежащую и «привязанную» къ нарт. Самоедки хватаютъ невесту за лицо, приговаривая: «Сета сова» – пригоже лицо! Это повторяется три раза. Потомъ невсту отвязываютъ, приводятъ въ чумъ и отдаютъ жениху. Приданое состоитъ обыкновенно изъ печенаго хлба, соли, мяса, посуды, одежды, пушнаго товара, постели и одяла. Цна приданому бываетъ всегда соразмрна цн калыма и такъ строго уравновешивается, что вещи, накладенный на одну нарту, всегда равняются цнности 10 оленей. Сверхъ того, въ каждую нарту приданаго, кром запряженныхъ въ нее оленей тестя, подпрягается еще по одному оленю изъ числа отданныхъ женихомъ въ калымъ. Такимъ образомъ сколько нартъ съ приданымъ, столько отдается ему оленей назадъ.
Похороны у самодовъ тоже оригинальны. Мертвеца обмываютъ, одваютъ въ лучшее платье и вытаскиваютъ изъ чума не въ дверь, а въ особо сдланное для того отверзтіе съ боку. Потомъ отвозятъ его на любимомъ олен къ могил, кладутъ въ нее, покрываютъ досками и засыпаютъ землей. Тогда ставятъ оленя задомъ въ головахъ покойника и четыре самода, взявши дубины, въ мигъ поражаютъ животное въ голову. Если олень падетъ внезапно мертвый, самоды радуются; если же при паденіи начнетъ биться и подниметъ голову, то они примутся бгать съ крикомъ: «васща! васща!» – горе, горе! – считая движенія оленя признакомъ смерти еще кого-нибудь изъ своего племени. Наконецъ раздуваютъ на могил огонь, бросаютъ въ него соли, муки, табаку, дымомъ отъ этой смси окуриваютъ одежды и перескакиваютъ черезъ огонь, тщательно утаптывая землю около могилы. Голову оленя съ рогами и нарту, опрокинутую полозьями къ верху, оставляютъ на могил.
Оспа и сифилисъ – два бича самодовъ и остяковъ. Он стали извстны въ Березовскомъ кра еще съ начала XVII столтія. Хотя есть здсь инородческая больница, три лекаря, лекарскіе ученики, – но все это далеко отъ устройства. Вообще, – надо сказать правду, – и миссіонеры наши и врачи наши еще страшно отстали отъ идей и духа Европы. Миссіонеры не согрты тою христіанской любовью и безусловнымъ самоотверженіемъ, съ какими католическія и протестантскія миссіи стремятся во вс концы міра проповдывать Слово Божіе. Врачи не имютъ той любви къ наук, которая стремится тоже всюду безотговорочно и служа человечеству, довершать опытомъ свое образованіе. Отъ Березова и другихъ уголковъ Сибири увертываются сколько можно, а если невозможно, то спшатъ, наживъ денегъ, искать перевода въ другое мсто, не готовя себя, по многимъ причинамъ, къ постоянному жительству. Съ этимъ, конечно, не излечишь ни душевно, ни тлесно! Отъ того, по сознанію сазмихъ миссіонеровъ, шаманы и ихъ вліяніе, какъ наставниковъ и врачей, неодолимо. Шаманъ лечитъ многія болзни магнетизированіемъ, при чемъ водитъ распростертыми пальцами прямолинейно отъ головы до ногъ, чтобы не касаться кожи больнаго, лежащаго на спин. Отъ ревматизма – зажигаетъ кусокъ трута, кладетъ его на больное мсто и не снимаетъ до тхъ поръ, пока онъ не произведетъ раны и не покажется гной По выход гноя, рану залечиваютъ рыбьимъ жиромъ. Обыкновенныя раны излечиваютъ древесной срой, сваренной въ рыбьемъ жир. При запор принимаютъ этотъ жиръ, а при коликахъ въ живот – медвжью желчь. Цингу лечатъ съ большимъ успхомъ питьемъ оленьей крови. При ознобахъ прикладываютъ особый родъ раковинъ, собираемыхъ на берегахъ Оби. Ихъ толкутъ въ порошокъ и смшиваютъ съ виномъ.
Вооруженіе самодовъ и остяковъ одинаково съ вогульскимъ въ Пелым: лукъ съ разными стрлами, смотря по зврю, винтовка кремневая, изрдка въ Пелым пистонная, потому что Ирбить близко (и то какъ щегольство, у богатыхъ вогуловъ), копье, рогатина, топоръ, ножъ, а у сааодовъ и старинныя шашки. Зверей ловятъ капканами, западнями (сланцами), отравой, самострелами (большой лукъ, поставленный въ лесу, на замеченномъ следе зверя и стреляющій гораздо сильнее ручнаго). Белку бьютъ стрлкой съ шарикомъ на конц, мЬтя въ носъ, чтобы не испортить шкурки. За волкомъ гоняются на легкихъ нартахъ, запряженныхъ оленями, поражая его коньемъ. На медведя же ходятъ съ рогатиной. У самодовъ и остяковъ песецъ заменяетъ ходячую монету. Птицъ ловятъ силками, перевесомъ, сланцами, стреляютъ изъ дробовиковъ и изъ лука. По реке Сосв и ея многочисленнымъ притокамъ, по мокринамъ тундръ, на прибрежь Ледовитаго океана водятся миріады гусей, утокъ, гагаръ, лебедей и до того густыми стаями, что одинъ человкъ можетъ добыть разомъ до 100 штукъ. Перевесъ – очень замысловатая ловля. Выбираютъ на рке выдающіеся лсные мысы, или протоки и заливы, закрытые съ береговъ тальникомъ и делаютъ для пролета птицъ просеки, шириною не более сажени. Въ этой просеке ставятъ высокіе шесты съ прикрепленными вверху блоками и пропущенными въ нихъ тонкими веревками, привязанными къ сети, которая лежитъ на земле до пролета птицъ. Спугнутая съ рки едущимъ по ней человкомъ, стая птицъ, или произвольно перелетающая, поднявшись несколько отъ поверхности воды, стремится въ первую прогалину леса, где видна вода или значительно открытое мсто; въ это время ловецъ вдругъ поднимаетъ сеть и вея стая въ нее попадаетъ. Эту ловлю производять обыкновенно поутру и вечеромъ на заре. Для рыболовства дикари употребляютъ сети, невода изъ прутьевъ, острогй; загораживаютъ протоки и ставятъ въ нихъ плетеныя «морды». Они никогда не солятъ сами рыбу, а только сушатъ на открытомъ воздух и потомъ поджариваютъ, или коптятъ надъ легкимъ огнемъ. Осетровъ, нельмъ , моксуновъ, сырковъ, налимовъ ловятъ неводами саженей въ 40, которые столь легки, что одинъ человкъ можетъ съ ними управиться. Жиръ вытапливаютъ и частью дятъ сами, частью продаютъ русскимъ промышленникамъ. Даже рыбьи кссти сушатъ и толченый изъ нихъ порошокъ мшаютъ съ мукой. Сами дятъ и кормятъ этимъ своихъ собакъ.