Описание Западной Сибири
Шрифт:
Городъ Тара, одинъ изъ древнйшихъ въ Сибири, основанъ въ 1594 году воеводой княземъ Андреемъ Елецкимъ. Первоначальное заседеніе этого города состояло изъ татаръ, плнныхъ поляковъ и литовцевъ (потомки которыхъ живутъ тутъ и донын), изъ черкасовъ (т. е. запорожцевъ), казаковъ и стрльцовъ московскихъ. Всддствіе ли такого пестраго сложенія народностей, или большей наклонности къ умствованіямъ, но только Тара, посл исправленія церковныхъ книгъ патріархомъ Никономъ, сдлалась вдругъ гнздомъ самыхъ фанатическяхъ раскольниковъ, которые отсюда расходились по цлой Сибири. Когда же петръ Великій (во всемъ безпримрный), не взирая на заботы сверной войны и тяжкихъ внутреннихъ реформъ, обратилъ на Тару свое особенное вниманіе и захотлъ искоренить въ ней зло раскола, городъ и его окрестности взбунтовались. Только посл усмиренія ихъ въ 1722 году и жестокихъ казней они покорились. До сихъ поръ, въ окрестностяхъ города стоятъ уединенно нсколько древнихъ деревянныхъ крестовъ безъ надписей и видны обширный насыпи... Тутъ зарыты казненные. Отъ этой страшной кары осталось до сихъ поръ жителнмъ тары народное прозвище «коловичей», потому что ихъ въ 1722 году «сажали на колъ». Замтимъ же притомъ, что въ Тобольской губерніи не однимъ тарцамъ дано прозвище. Тюменцевъ называютъ «корчажниками», по обширности гончарнаго производства въ ихъ округ, ялуторовцевъ – « кошкодеришками « отъ распространенной между ними выдлки кошачьихъ шкуръ; курганцевъ»конокрадами», что и не требуетъ поясненія; ишимцевъ «блинниками» потому что въ просторчьи «стряпать блины» значитъ длать Фальшивые кредитные билеты: а это чаще бываетъ въ Ишим, нежели въ другихъ округахъ, потому что чрезъ ишимъ пробираются въ Россію вс бглые изъ глубины Сибири; туринцевъ – «самосадочнивами» отъ курки ими хлбнаго вина въ своихъ дремучихъ тайгахъ. Но ныншняя Тара, забывъ свои религіозные бунты и расколы, усердно занимается торговлей. Уже съ начала XVII столтія сосредоточилась въ Тар почти
Начинался жаркій августъ. Дни стояли чудные; оставалось, до выхода на главный сибирскій трактъ, заглянуть еще въ одну изъ особенностей Тобольской губерніи, какой нигд нтъ въ цлой Сибири, нтъ ни въ Роесіи, ни въ Европ – на знаменитый «Васьюганскія болота.» Они находятся на возвышенности, среди вковыхъ, дремучихъ, непроходиыыхъ урмановъ, между Иртышемъ, Обью и притоками Енисея, отъ вершинъ рки Тартаса до вершинъ рки Демьяна, т. е. длиной въ 600 верстъ; шириной же нигд не мене 50, а метами и до 100 верстъ. Васыоганъ, по остяцки «уллусязь», не составляетъ одного сплошнаго бассейна, водъ, а еостоитъ изъ безчисленнаго множества озеръ, болотъ и зыбуновъ, въ нкоторыхъ мстахъ перерзанньтхъ сухими перешейками, островами, холмами, густо поросшими дсами, кустами и великолиными коврами восхитительнйшей яркой зелени и разнообразнйшихъ цвтовъ. Берега всей этой массы водъ – зыбкія и кочковатый болота, съ мелкимъ лсомъ, едва проходимый и то при помощи постидаемыхъ нодъ ноги шестовъ и драницъ. Кочки эти называются по остяцки «толары». Он еостоатъ изъ сухаго бурьяна и изъ заеохшихъ стволовъ такихъ растеній, который въ свжемъ вид уже не попадаютъ въ тундр, не прикрплены къ почв и отдляются свободно; внутри ихъ попадаются окамендости роговъ и древесныхъ стволовъ. Не смотря на то, что тундра колеблется подъ ногой, она устойчиве зыбуновъ туринскихъ; поверхность ея суха, однако при большомъ давленін просачивается тотчасъ вода. Люди и олени проходятъ по этимъ зыбунамъ безопасно, но лось проваливается. Медвдь же, охотнивъ до малины, которой здсь множество, употребляетъ любопытный споеобъ переходить чрезъ эти тундры: онъ таскаетъ съ собой чурбанъ и предварительно утромбовываетъ имъ кочки. Можно себ вообразить, сколько труда и времени етоятъ ему переходы и небольшихъ пространства Кром драницъ и шестовъ, люди употребляютъ здвсь какъ въ «ландахъ» (landes) во Франціи, около Бордо, высокіе костыли съ оставленными на конц сучьями. Иногда попадаются здсь и оазисы изъ сыпучаго песку отъ о до 10 верстъ длиною, покрытые сосновымъ лсомъ, огромной толщины. Главная тундра Уллусязь разделяется иараллельно систенамъ ркъ на частный, такъ что каждый две рчки поросли у береговъ боле или мене широкимъ дсомъ, а въ среднн болото, соединяющееся съ главной тундрой. Ветви главкой тундры называются «култыкъ-сучь» а каждый култыкъ называется еще по рчке, которая изъ него исходитъ.
Вся эта огромная страна между Обью, Иртышемъ, Енисеемъ, Тобольской, Томской и Енисейской губерніями – необитаемая, въ настоящемъ значеніи этого слова, хотя это не холодная тундра, какъ Обдорскъ, Березовъ, Туруханекъ. Совсмъ нтъ! Васыоганъ можно назвать «дикимъ раемъ!». Неистощимые и громадные лса, изумительное обиліемъ рыболовство и звероловство: неисчерпаемая сокровищница дичи, орховъ, ягодъ, грибовъ; множество сочныхъ луговъ, и даже тучныхъ пахатныхъ земель; вероятное обиліе золота въ лабиринте этихъ рчекъ, которыхъ родникъ – Алтай: и привсемъ этомъ – мягкій климатъ, отзывающійся близостью южныхъ округовъ, такъ что на Тартас, где есть богатые липовые лса, пчеловодство начало сильно развиваться у окрестныхъ русскихъ крестьянъ... Все въ этой сибирской Австраліи есть для жизни, для труда, для богатства, но какъ и срединная Австрадія, это покуда таинственная область, гд съ сотворенія міра не бывала нога человеческая потому что Васьюганъ соединяется съ тайгами березовекими, томскими и енисейскими, и только собственно но бассейну свопхъ водъ сколько нибудь приблизительно известенъ; но въ связи съ соседними урманами тянется непрерывнымъ дремучимъ лесомъ отъ предгорій Урала до Камчатки. Изрдка лтомъ отваживается сюда тарскій татаринъ да русекій торговецъ, скупающiе орхи и сушоную малину, белку и соболя, лосину и оленину у здшнихъ жителей. Все населеніе, вс «жители» этой пустыни, (разумеется, на ея окраинахъ) не простирается ныне и до 470 д. о. п. остяковъ Нарымскихъ и тумгусовъ Енисейскихъ. Остяцкий юрты разбросаны здсь верстъ на 70, иногда на 100. Какъ и въ Березовскомъ кра, остяки здсь съ апрля уже покидаютъ юрту и идутъ охотиться на лося; съ вскрытіемъ же ркъ, озеръ и болотъ ловятъ рыбу и живутъ въ берестяныхъ шалашахъ. Осенью собираютъ они орхи и сушатъ малину; а зимой питаются лосинымъ мясомъ и олениной. Въ продолженiи зимы Васьюганъ мертвъ; только табуны лосей и дикихъ оленей пасутся на немъ, питаясь блымъ мохомъ...
Въ зрительную трубу Васьюганъ (съ его островами, холмами, лсамя и разнообразной зеленью, ростущей даже на водахъ, съ пестрыми коврами цвтовъ, постоянно освжаемыхъ вчной влажностью почвы) представляетъ безпредльную и очаровательную картину какихъ-то волшебныхъ армидиныхъ садовъ. Возвышенный пунктъ, близь начала рки шиша, котораго мы достигли посл неішоврныхъ усилій, былъ полонъ вокругъ насъ, верстъ на 20, подобныхъ разнообразнйшихъ ландшаФтовъ, достойныхъ кисти Каллама. Вдали, къ сверовостоку, сливалась съ горизонтомъ безпредльная масса водъ, волнуемая тихимъ втеркомъ, точно морскіе рейды, какъ они представляются съ Одесской набережной, либо съ дальнихъ Кронштадтскихъ Фортовъ. По разсказамъ бывшихъ съ нами прииртышскихъ крестьянъ и встретившихся намъ Иарымскихъ остяковъ, Ваеьюганъ простирается еще отсюда верстъ на 400, и чмъ дале, тмъ богаче рыбой. О величине и глубин главнаго озера и частей его, соединяющихся съ нимъ проливами, никто ничего не знаетъ! Известно только, что вовремя сильныхъ осеннихъ дождей, совпадающихъ со временемъ начала звропромышленности, Васьюганъ становится еще обширней, многія сухія части его покрываются водой и образуютъ какъ бы внутреннее въ этихъ дремучихъ урманахъ море. Весною же въ глубь этихъ таинственныхъ дебрей никто не отваживается ходить; да и зимой зверопромышленники ходятъ въ него на лыжахъ, не отдаляясь однако отъ рчныхъ системъ; иначе гибель неизбжна.
Слдуя по теченію рки Шиша, сначала верхомъ, потозгь вшкомъ, а потомъ и по драницамъ, да кой-гд и на ходуляхъ – достигли мы собственно «Васьюганъморя», примерно въ 250 верстахъ отъ Иртыша, гд сходятся вершины Шиша, Туя и Уя. Разстояніе это измеряли мы часами, полагая однако ходу въ часъ только по 3 версты, – большая скорость здсь невозможна. Верстъ за 100 отъ Иртыша страна прпмтно возвышается, такъ что на многіе увалы и холмы мы вынуждены были подниматься по крайней мр часа два. Впечатлніе, какое производить здешняя местность, вовсе не похоже на то, которое мы испытали ныне за Обдорскомъ и на прибрежьи Ледовитаго океана, и какое испытывали некогда между Якутскомъ и Ниижнекодымскомъ въ Восточной Сибири – впечатлніе пустыни, раждающее невольное чувство страха и унынія... Живо сознавали мы тогда свое одиночество, жаждали общества, двпженія, проявленія дюдскости. Но пустыни здешняго «дикаго рая», полныя свойственной леамъ гармоніи, ихъ роскошная растительность, великолепные ковры цвтовъ и влажно-бархатистой, густо-сочной и шелковисто-мягкой зелени, кристальный воды озеръ, ропотъ ркъ и рчекъ. съ усиліемъ пробивающихся сквозь эти дремучія дебри, наконецъ жизненная сила во всемъ и на всемъ: звери, птицы, наскомыя пресмыкающіяся: – все это, такъ сказать, кишащее
Однажды остановились мы для ночлега среди едва проходимой дебри гигантскихъ лсовъ, на берегу безыменной и быстрой рчки, съ крутыми подъемами, шириной всего сажени въ две, вблизи неглубокаго обрывистаго оврага съ одной стороны, и кристальнаго озерка съ другой. Было только шесть часовъ; но въ лсу уже становилось заметно темно. Разложивши яркіе огни и навесивши на железные треноги походные котелки, принялись мы кипятить воду. Между темъ охотники разсыпались по окрестности, чтобы настрелять дичи къ ужину. Не прошло получаса – онп натащили глухарей, куропатокъ, утокъ, и приволокли двухъ ширныхъ козуль. Такое обиліе разеьшано въ этой дремучей тайг! После сытаго ужина составили мы кружки около пылающихъ огней. Псни, смхъ, говоръ раскатывались по этимъ безпредельнымъ лсамъ какимъ-то громовымъ эхомъ, распрыскивались тысячами разнороднйшихъ голосовъ и звуковъ. Медвди, волки, гуси, утки, певчія птицы, даже лягушки, пробужденный этими, можетъ быть отъ сотворенія міра, неслыханными у нихъ хозяйничаньями человека – заревели, завыли, закричали, засвистали, заквакали. При треске пылающихъ костровъ все это вторилось по дебри какой-то ужасающей мелодіей. Между темъ заревлъ втеръ, начали раскачиваться верхи громадныхъ кедровъ, ляственницъ, елей, сосенъ; разыгралась быстрая рчка и всё это слилось своими голосами съ тмп звуками, которые уже наполняли окрестность. Яркое же пламя, озаряя всю эту окрестность, представляло намъ громадныя деревья какимито багрово-зелеными чудовищами, принимающими непрерывно новые виды и новыя Формы. Всплылъ мсядъ, ударилъ широкими лучами на озерко и разбрызнулись они купиной драгоцнныхъ камней въ этихъ свтлыхъ водахъ, какъ въ хрустальной чаш.
Долго наслаждались мы этой дивной картиной. Въ четыре часа утра, кром насъ, все мирно спало... Втеръ утихъ, замолкъ и дремучій лсъ. Даже журчанія рчки мы уже не слыхали. Торжественная тишина и спокойетвіе, насъ окружившія, были до юго поразительны, что мы отошли отъ угасавшихъ огней немного въ сторону и усвшись на огромной колод, долго еще мечтали, не могли оторваться окомъ, слухомъ, душой и чувствами отъ этого высонаго поэтическаго зрлища. И вотъ на вершин деревъ и на открытой лсной полян около озерка показался сперва тусклый свтъ, какъ бы носящіяся по воздуху полублын полосы... Вотъ и зааллъ востокъ... И вдругъ все живо пробудилось. Казалось, что самый деревья, цвты, травки ожили, закачавъ тихо своими втвями и стебельками. Солодковый корень, алан сарана, морковникъ, паноротникъ, земляной ладанъ, блоголовникъ, чемерица, лабазникъ, сибирская пурпуровая и блая лилія, чудныя незабудки, колокольчики, ФІалки, оживленный сыростью почвы, свжеетью воздуха, – наполняли окрестность своими роскошными испареніями. Наскомыя и гады первые нарушили спокойствіе пустыни. Расправивъ крылышки и ножки, он полетли, поскакали, поползли, зажужжали, засвистли, зашипли въ трав и въ кустарникахъ. На этихъ возвышенностяхъ нтъ тарскаго и барабинскаго бича – комаровъ, пауковъ, микроскопической мошки; воздухъ былъ чудно чистъ, невыразимо благоухагощъ, упоительно свжъ. Зми и ящерицы, быстро переползая и перебегая съ втки на втку, съ сучка на сучокъ, устремили любопытные глаза на красные угли угасавшихъ огней, на спящихъ людей, на насъ и нашъ таборъ. Мы видли, какъ они отворяли пасти, нюхали, какъ бы стараясь разгадать, что это за предметы, невиданные ими дотоле. И вдругъ, какъ бы понявъ, что тутъ «люди», опрометью, съ пискомъ и шипньемъ скрылись въ лесной чащ. Между тыъ зачирикали, засвистали, запли чижи, зяблики, перепелки, жаворонки, скворцы, соловьи и вся семья иернатыхъ. Озерко и ближайшія болота огласились смсью голосовъ водныхъ птицъ. «Ронжа» (птица принадлежащая къ породе дятла) и блка залетали по кедрамъ и принялись сть орхи. Шумно и весело бгали и прыгали дикія козы, зайцы, лисицы, соболи, горностаи. Два волка показались за озеркомъ, у опушки леса; а на противоположной сторон рчки высунулась изъ чащи огромная морда лося. Хозяине этой дремучей пустыни, черный медведь, съ какимъ-то веселымъ хрипньемъ и тихимъ ревомъ вылзъ изъ оврага, и съ трескомъ ломая молодыя древесныя поросли, пришелъ пить къ рчке. Но проснулись наши спутники, зашумли, засуетились, начали разводить опять огни, наставлять котелки и чайники... И вдругъ вся эта лесная семья остановилась, какъ вкопаная; начала вглядываться. прислушиваться, робко поднимать голову, озираясь; чрезъ несколько минутъ все скрылось въ глубине лса.
На возвратномъ пути изъ этой пустыни, близь береговъ р. Туя, были мы застигнуты бурей. Страшные раскаты грома, проливной дождь съ градомъ, молніи, такъ сказать, бьющія непрерывно въ гигантскіе кедры и сосны, заставили насъ пріостановиться на широкой поляне, или, точнее сказать, полосе песку, безъ всякой растительности, тянущейся на несколько верстъ и какъ бы перерзывающей дремучую тайгу, по которой мы пробирались къ главному сибирскому тракту. Тутъ, по крайней мр, мы были безопасней. Вдругъ, при страшномъ треске сильнаго громоваго удара, молнія упала стрлой на огромный кедръ, ращепала его до основная, зажгла и охватила огненными языками, лижущими сучья. Валится пылающій кедръ, размётываетъ пламя полукругомъ, втеръ сыплетъ между тмъ искры; и вотъ. запылала предъ нами вся опушка тайги, набрасывая на небо какъ бы балдахинъ густаго дыма и далеко разнося бальзамическій запахъ горящихъ хвойныхъ лесинъ. Какая грозная и дивная картина! Рёвъ, трескъ, громовые удары, блескъ молній, густо застланное дымомъ небо; огненная стена пыдающихъ кедровъ, лиственицъ, пихтъ, елей, сосенъ; всюду водны пламени, а вместе съ тмъ крикъ зверей и птицъ, шипенье и пискъ всякихъ гадовъ. Ы вдругъ изъ охваченнаго огнемъ леса вырвались медведи, волки, лисицы, козы, лоси, олени, белки, зайцы, соболи; помчались птицы, поползли змеи и ящерицы, даже поскакали лягушки; и все это въ адской смеси, въ одномъ чудовищноыъ круговрот, прямо на насъ – несется, скачетъ, ползетъ, охватывая насъ, представляя намъ истинный хаосъ «осддняго дня міра, дня гибели и разрушенія земли, нами обитаемой. Въ ужасе мы пали нпцъ. Когда же пришли въ себя – все исчезло. Только лесной пожаръ усиливался въ тайге, уже раскинувшись далеко по видимому горизонту, на пространстве нёсколькихъ верстъ и давая намъ ясное понятіе о страшныхъ сибирскихъ лесныхъ пожарахъ. Такъ въ 1829 году, на берегахъ Оби (между Сургутомъ, Тобольской губерніп и Нарымомъ – Томской) выгорли въ одно лто все урманы, приблизительно на 300 верстъ въ длину и по меньшей мер на 200 верстъ внутрь края. Но столь велика сила растительности въ этой могучей Сибири, что чрезъ 30 летъ, въ 1859 году, вся эта громадная пустыня сдлалась опять не проходимою дремучей тайгой, наполнилась опять звремъ, птицей и дичью, устлала опять лса густыми коврами цвтовъ и зелени, въ Сибири часто встрчаемъ огромный пространства, съ почвой пепельнаго цвта и безъ признака травки. Всюду торчатъ обгорльш деревья и обозженые пеньки мелкаго лса. Это называется «гари». Въ подобныхъ гаряхъ царствуетъ всегда мертвая тишина. Кажется, что небесное проклятіе поразило эти необъятный пустыни потому что нигд ни признака растительной жизни, ни рева зврей, ни веселаго чиликанья птичекъ, ни жужжанія наскомыхъ. А глядишь – черезъ нсколько лтъ это опять зеленый урманъ, со всми чудесами его внутренней жизни!
ГЛАВА X. КОРЯКОВЪ. ЗАКЛЮЧЕНІЕ.
Сибирскій крестьянинъ – совсмъ другое, нежели крестьянинъ русскихъ губерній. Принадлежа казн, Исправляя повинности, платя подати, онъ во всемъ остальномъ совершенно свободенъ. О «барщин» онъ и понятія не иметъ. Устройство государственныхъ имуществъ, какъ оно существуетъ въ Россіи, онъ знаетъ только по слуху, и въ образдовыхъ волостяхъ его оно прививается очень туго. Земель, лсовъ, луговъ, водъ у него везд приволье. Гд же нтъ земледлія и скотоводства, тамъ все-таки есть зврь, рыба, орхъ, ягода, дичь и пухъ. Постройки во всей Сибири очень хороши. Одежда и обувь прилпчныя, сытость повсемстная. Подати и всякаго рода повинности, легко взимаются, недоимки – рдкость. Бобыльетво и тунеядство вовсе неизвстны старожиламъ. Грамотность въ масс боле распространена, нежели въ Россіи. Учтивость, общительность гораздо боле развиты, чувство независимости – тоже. Дв только язвы терзаютъ эту счастливую и привольную жизнь: «ссылка» и «взяточничество». Отъ ссылки избавить Сибирь нельзя. У Россіи Австраліи нтъ, да и ссылка иметъ свою хоть, далекую, но несомннную пользу. Во первыхъ, отсутствіе смертной казни, драгоцнный даръ, которымъ Россія можетъ справедливо гордиться предъ просвшенной Европой. Столтній опыть доказала, «что и изъ разбойника, силой времени и раскаянія, длается полезный въ своемъ кругу человкъ; а дти его уже полезные граждане.» Въ Нерчинской каторг это увидимъ, сплошь да рядомъ. Во вторыхъ, ссыльнопоселенцы увеличиваютъ населеніе Сибири, а перерождаясь въ новыхъ поколніяхъ, уже прямо люди какъ люди.
Но взяточничество къ несчастью не перерождается и столтія историческаго развитія Россіи надъ нимъ явно безсильны. Сибирь со времени Ермака (съ 1581 года) устроилась и развилась. Цвтущіе города, богатыя села, достаточно образованное городское еословіе, сытый, довольный народъ, – она все это иметъ; даже въ жить быть мщанина и крестьянина далеко оставила за собой Россію и приблизилась къ житью нмцевъ аккуратностью, опрятностью на себ и въ дом, разуынымъ трудолюбіемъ. Но взяточничество, хоть оно и облечено нын не въ такія грубые пріемы, какъ нкогда, а всетаки – зла много. Ни личныя, энергическія дйствія генералъ-губернаторовъ обихъ частей края, ни слдствія, суды, кары, да законы, ничто неможетъ истребить въ нисшей сибирской администраціи ея алчности къ прибытку «quand meme»...