Тот, кто не верит в реальность мистификаций, тот не достоин носить собственное имя.
С. Демент
Поцелуев мост
Катьке Пожемицкайте
Осенней серости промозглость,Покорность палого листа,И полу-вздох, и полу-возгласУ Поцелуева моста.Всё так изысканно и мило:Очарование очей…Но снова мимо, мимо, мимоИду, свободный и ничей.Отбой хрипят больные трубы,И сердце смотрит в пустоту.И немота слепила губыНа Поцелуевом мосту.Душа обуглено дымилась,Вновь обретя покой и вес.Был полу-казнь, был полу-милостьХолодный дождь с пустых небес.И, как лицо продажной девки,Был день мой бледен и испит.Подолом мокрым хлещет Невка,Над ней фонарь, как цапля, спит.О, запустенье птичьих
высей,О, запустение сердец!..А Осень мечет, мечет бисерИ разорится, наконец.Урод октябрьский рыбу удит,Облокотясь о парапет…Но было — значит будет. Будет! —Вот мой единственный ответ.И лопнет сырости осеннейПузырь. Пророчеству внемли! —И снова будет вознесеньеНад притяжением земли,И клирос грянет: «Аллилуйа!»,И прянет сердце в высоту…И я умру от поцелуяНа Поцелуевом мосту.
Начало зимы
Ване Отроку
Праздник машет красным флагом,Свет вечерний бьёт в стекло…Обернётся ли во благоМне приснившееся зло?Мимо ГУМа едут танки,Глухо кашляет салют.А в театре на ТаганкеСнова Горького дают.Ветер бродит по панелиМежду пьяненьких блядей.Всюду серые шинелиОдеваются в людей.Снег валит повсюду в мире,Снег валит из всех прорех.А сосед в седьмой квартиреСнова заперся от всех.Крик ветвисто в небо вырос —Не помог и веронал…По соседству в храме клиросПел «Интернационал».Не понятно пил иль не пил —Хмеля ни в одном глазу,Только сыплет белый пепелНа блевотину в тазу:В этом доме нету крыши,Крышу ветром унесло.Хлеб насущный съели мыши.Время вырвало весло.Тараканий люд забавя —Аж топорщатся усы —Я сижу лицо уставяВ помертвевшие часы.Кто-то ссорится за дверью,Дети плачут и галдят…Только с неба пух да перьяМёртвых ангелов летят.
Мы чуть не замёрзли
Уммагумме Бездомному Псу
Полночь. Мёртвая дорога.Этот мир не знает Бога,Словно мы пришли сюдаПосле Страшного Суда.Опалённые купины,Изб ссутулившихся спины —Уцелевшие селеньяПосле Светопреставленья.Мы, туманом странным скрыты,Словно братья-минориты,Шли под тихий скорбный звонЗа излучиной времён.Месяц тусклой плыл улыбкойНад действительностью зыбкой,Над Россиею нагой…Хруст морозный под ногой.Между Шацком и РязаньюЗвёзды рыбьими глазамиНе мигая смотрят вслед.Нас как будто вовсе нет.Только странная тревога.Только мёртвая дорога,Как во времени черта.А под нею — пустота.И над пропастью бездоннойУммагумма Пёс БездомныйБрёл по кромке бытия,Скуки смертной не тая.
Мэб
Вот — королева Мэб.
Шекспир
В бессмертном свете электрических лампОбитает маленькая девочка-вамп,Питаясь яблочными пирогамиИ своими метафизическими врагами.Полу-опаловая россиянка,Прекрасная, как цветок-росянка,Всосавшая, как и предписывает Игра,Залётного фраера Комара.Девочка, впейся в меня глазами!Девочка, впейся в меня губами!Я все шестерки покрыл тузами,Но позабыл о Козырной Даме.Дама Креста и Лэди Розы,Дама моей безъязыкой прозы.В гортанном городе СтепанакертеЛэди странствий и Дама Смерти.Каждого ждёт Золотая Пуля,И всей моей жизни — на пол-окурка…Выпей меня, как глоток июля,И за ненадобностью выкинь шкурку.
Круг
Мы попали в плен, Маленькая Эн —Всё здесь прах и тлен,Всё здесь страх и сплин.Лучше трижды сплюньДа о старый клёнСтукни: раз-два-три,Лучше прикури,И сквозь синий дым,Сквозь больничный дым,Сквозь осенний дымПризраком худымВ небо посмотри:Журавлиный клин дал на взлёте крен…Маленькая Эн, Я в тебя влюблён.Не поедем в Тлён,Минем и Укбар —Лучше город Клин.Купим табака, чтоб прибить косяк,Чтоб наискосок, наперекосяк,Через лес и сад, через огород, через город вброд (и наоборот),через шею, грудь, неподвижный взор, лоб, слезу, висок,только не назад,а — Экзцельсиор!Я тебя люблю, Маленькая Эн —Маленькая боль. Дырочка — как ноль.И
в неё свистит блататной сквозняк.Прямо сквозь висок (прямо как в свисток).У тебя — дозняк,И везёт возокПо распутьям жил(Разве до рождества твоего кто-то на свете жил?),И ползёт возок по излукам вен,Артерий и аорт.Так-раз-этак-в-рот.Всех друзей — на борт!(Где они — друзья?.. Просто каждый — брат).Протестант Шарден и католик БартДремлют у руля, зря Нетварный Свет.Падает листва.Сколько пустоты, сколько высоты.Никого. Нигде. Только я и ты.Едем не туда,Невзначай и вдруг.Мимо стен и сцен.По пустой воде, вслед простой звезде.Мы попали в плен, завернули а круг.Если «до», то «от»,Если «от», то «до» —Through The Out Door выход по рублю.Маленькая Эн,Я тебя люблю.
(Ты пахнешь, как сад под ночным дождём)
Джуди
Ты пахнешь, как сад под ночным дождём,За пазухой спрятавший птичий свист…А мы все брели за слепым вождёмУмирать под знаменами «Джудас Прист».Вождь плутал в огородах и матом крыл,Ни земли, ни неба — кумач да медь.Лишь дыханье твоё, словно шелест крыл,Тех легчайших крыл, приносящих смерть.Только губы твои — сладчайший яд,За глотком глоток до святых границ.Я, случайный путник, вошёл в твой взгляд.Здравствуй, Джуди-Дождь, Продавщица Птиц.Твоя кожа отсвет бросает в ночь.Тайну глаз не раскроет премудрость книг.Это взгляд всегда-уходящих-прочь.Здравствуй, Джуди-Свет, Зазеркальный Блик.И забыло время, где ты, где я,Но пространство запомнило форму тел.И Незримый над нами всю ночь стоял,И Неслышный всю ночь в изголовье пел.А к рассвету был арестован вождь,Был подавлен бунт, каждый стал святым…Остальное смыл бесконечный дождь,Остальное унёс папиросный дым.
(Поменьше бы курить да спать побольше)
Поменьше бы курить да спать побольше,Да залечить свои больные зубы.Поменьше думать бы о рыжей ведьме,Которую ебут теперь другие.Но открываю я вторую пачку,Не спится мне, а десны кровоточат.А рыжая ушла — и не вернётся.И вот лежу, потливый и бессмертный.
Песнь парашютиста
Дм. Харизаппе
Я заблудился в небе, как в лесу.Живу между зенитом и надиром,Болтая сапогами навесуНад ничего не ведающим миром.Рождённый ползать в небо не взлетит,Парить рождённый нор в земле не роет,И мой — увы — иммунодефицитМне тайну тайн вовеки не откроет.Исход летальный — выход для червей,И шахтой бредит стая птиц небесных.Ах, Аквилон, тоску мою развей,Тоска удел невинных, но бесчестных.Ах. Аквилон, неси меня, неси,Мой парашют исполни юной силой.Молись, мой брат! Аз есмь на небеси.И эта сфера станет мне могилой.Запаянный в небесную лазурь,Вишу себе, болтаю сапогамиСоринкою в Божественном глазу…И вытеку слезой. Вперед ногами.
(Приметы времени —)
Приметы времени — газовые зажигалки, презервативы, одноразовые шприцы.Приматы времени — конвертируемые давалки, каа-операторы, уличные бойцы.Примяты временем — кончик моей либидной песенки и не(на)видящее выражение глаз.При этом ври не мне — норка моей любимой надежно спрячет весь мой негритянский джаз!
Письмо
Я хочу тебя, раб запятых и точек,Как часть речи хочет стать частью тела, какВдохновенно-слепо хочет войти подстрочникВ лоно слова, в девственность языка.Эти буквицы суть продолжение пальцев черезАвторучку «Parker». А те — продолженье губ.Я лишь имя. Подпись. Я — Слово. Но разве черепЗащитит от слов, целующихся в мозгу?Нагота твоя скрыта тончайшим листком почтовым.Мне не прятать глаз, злые пуговицы теребя.Ты не спрячешь губ беззащитно-надменным «Что вы?»Я — за словом слово — исписываю всю тебя.Дай мне плечи твои, колени, ключицы! ТайнуПереписки этой гарантирует Лилит.И язык мой (враг мой?), бесплотный и нежный даймонТо восплачет (Ангел!), то (Дьявол!) во тьме скулит…И тебя языком слепым и сухим лаская,Распускаю строчек затейливую тесьму…И язык мой — нежный! — в себя, как огонь, впускаяТы бесстыдно вторишь стонущему Письму.
Азиатское кино
Зулейки лоно слаще, чем халва.Евразия целует в диафрагму.И косные постылые словаСливаются в мерцающую магму.Запекшийся от крови и любвиЛежит Хорезм и видит сны другие.Обкуренные дурью соловьиКричат в ночи, как мальчики нагие.Арык бормочет суры. Мой эмир,Как безнадежно Солнце ассасина!Аллах велик. Он создал этот мир.Но не послал в сии пределы сына.Разноязыкий караван-сарай,Слова твои двусмысленны и клейки.Оставь надежду, всяк входящий в рай.И в лоно чернокудрое Зулейки
