Оплодотворенная человеком-волком
Шрифт:
Когда у Расса открывается рот, я знаю, что я права. Что еще хуже, он жил двойной жизнью — как Расс, мой друг, и как Билл, мой сталкер. Маленькие кусочки в моей памяти встают на свои места: машина, отдаленно похожая на машину Расса, стоящая позади меня в пробке, кто-то крадется в нескольких кварталах позади, когда я иду гулять. Бумер, сходящий с ума посреди ночи.
Как он вообще меня нашел? Предполагается, что DreamTogether обеспечивают полную анонимность. Ему не за что было зацепиться, и он сумел выследить меня.
Затем… он укусил меня. Находясь внутри меня, он, блядь, укусил меня, чтобы
Это, честно говоря, ужасно. И, может быть, еще хуже то, что я согласилась на это, что я хотела этого.
Дрожа, я притягиваю Бумера ближе к себе. Мои штаны в беспорядке, и сперма Расса рекой стекает по моим бедрам. Я испытываю отвращение к себе.
— Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности, — говорит Расс умоляющим тоном. — Этот человек не может тебе этого дать. Это не его детеныш, он мой. Я могу присмотреть за тобой. Я могу быть…
— Заткнись! — Это вырывается из меня гораздо громче, чем я намеревалась, но я переполнена яростью. — Ты гребаный урод. Ты мог сказать мне правду так давно, но не сделал этого. Нет, вместо этого ты заставил меня почувствовать себя параноиком. Ты солгал о стольких вещах, заставил меня поверить, что ты кто-то другой.
И у меня только что был с ним секс. Плотский, первобытный, умопомрачительный секс.
— Мне так жаль, — Расс открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но я бью его прямо по морде. Его голова дергается в сторону, и я отступаю, крепко сжимая в руке поводок Бумера. Его рот открыт, когда он поворачивается ко мне лицом, в широко раскрытых глазах читается предательство.
Не могу поверить, что я только что ударила его. Но я не просто в ярости от того, что он сделал — я в ярости и на себя за то, что купилась на это. Почему он лгал мне? Теперь я не смогу ему доверять.
— Давай, мальчик, — говорю я Бумеру, затем разворачиваюсь и убегаю трусцой, на глаза наворачиваются новые слезы.
— Подожди! — когти Расса щелкают по тротуару, когда он бросается за мной. — Ди!
Я оглядываюсь через плечо на человека-волка, стоящего посреди тропинки, его джинсы валяются у ног. Опустошение ясно читается на его лице, когда я оставляю его позади.
Меня не волнует, что я чувствую к Рассу, говорю я себе. Меня не волнует, насколько сильно этот взгляд причиняет мне боль, насколько очевидно, что я значу для него очень много. Меня не волнует, насколько неистово и правильно было быть с ним. Все это не имеет значения.
Он… он опасен. Все это — красные флаги. И мне нужно убраться от него как можно быстрее, ради себя и этого ребенка.
?
РАСС
Вид, как Ди убегает, в штанах, разорванных спереди и до спины и висящих клочьями, навсегда запечатлелся в моей памяти. Я испытываю агонию, зная, что не могу преследовать ее или только укреплю то, во что она уже верит.
То, что она уже знает. Потому что это правда, на самом деле.
Я гребаный подонок.
Когда
Я ничего не могу с собой поделать, когда моя голова запрокидывается, нос задирается к луне, а из моего рта вырывается жалобный вой. Это все, что я могу сделать, крича миру о том, как несправедливо, что я связан с ней, а она не захотела меня в ответ.
Что ж, она могла бы быть со мной, если бы я по-королевски не облажался везде, где только мог.
Моя пара. Мой детеныш.
Весь мой мир.
Семнадцать
ДИ
Еще один мощный, еще более печальный вой наполняет ночной воздух, когда я пробегаю трусцой последний квартал до своего дуплекса. Он отдается в уголках моего сердца, заставляя меня чувствовать стеснение в груди. Дрожь пробегает у меня по спине, и на мгновение я чувствую себя обязанной развернуться и побежать обратно к нему.
Я не хотела уходить, но это было правильно. Завтра мне, вероятно, придется подключить правоохранительные органы.
Я тоже этого не хочу. Но Расс едва ли… в своем ли уме? Я потираю место, куда он меня укусил, и моя рука становится красной от крови. Моей крови.
Если бы я была умной, я бы добилась судебного запрета. Но мое сердце сжимается при мысли, что я могу больше не увидеть Расса, если пойду на это.
Наш детеныш, — продолжал он повторять. Ненавижу, что это звучало так хорошо. Сколько раз я думала о Билле и желала найти его снова, чтобы он увидел, как вырос мой живот вместе с его ребенком, и полюбил его так, как Робби никогда не полюбит?
Он так сильно хочет присматривать за нами и обеспечивать нашу безопасность, что преследовал меня месяцами. Он хочет меня, всю меня, в своей жизни. В каком-то смысле это очень горячо, но в то же время очень, очень опасно. В моей голове звучат тревожные звоночки, и я должна прислушаться к ним.
Я не могу быть его парой, как бы сильно он в это ни верил.
Когда я, наконец, возвращаюсь в дом, я завожу Бумера внутрь, а затем запрыгиваю в душ. Там, внизу, уже начинает болеть от того, что Расс широко растянул меня, а я неделями не пользовалась расширителем. Я тщательно отмываю себя, особенно липкое месиво между бедер, затем выхожу и выбрасываю свою порванную одежду в мусорное ведро. Приняв душ и переодевшись в свежую пижаму, я забираюсь в постель, Бумер занимает свое обычное место у моих ног.
Но я не сплю, по крайней мере, несколько часов. Все мои нервные окончания напряжены, и я все еще чувствую отголоски того, как ощущался Расс глубоко внутри меня.
Он все еще мог быть под моим окном, прямо сейчас, наблюдая за мной. Присматривает за мной и нашим ребенком.
Как ни странно, именно эта последняя мысль убаюкивает меня.
?
На следующий день я сплю почти до полудня, и когда наконец встаю, у меня кружится голова. Только скулеж Бумера вытаскивает меня из постели, потому что ему нужно выйти на улицу.