Оплодотворенная человеком-волком
Шрифт:
— Это звучит немного чересчур, — замечает Лизель.
— Охренеть как.
Она откидывается на спинку стула и достает телефон.
— Знаешь, кажется, я смотрела что-то об этом в серии Дикого мира, — она достает свой телефон и что-то набирает. — Ага, — она прокручивает страницу в телефоне, читая. — Именно то, что я подумала.
Она передает телефон мне, и я бросаю взгляд на заголовок страницы: АГРЕССИЯ У СПАРЕННЫХ ЛЮДЕЙ-ВОЛКОВ. Это научная статья с короткой аннотацией прямо под ней.
Я выхватываю у нее телефон и начинаю читать.
—
Я молча возвращаю ей телефон. Черт. Значит, сумасшествие Расса не ограничивается только им.
Тем не менее, это не оправдывает того, что он сделал. Лгал мне? Преследовал меня? Наблюдал за мной?
— Ты хочешь сказать, что я должна дать ему поблажку? — спрашиваю я Лизель. — Только потому, что он думает, что я его пара?
— Он не думает, что ты его пара, — говорит она. — Он знает, что это так. Ты бы не одичала прошлой ночью, если бы твое тело и гормоны не почувствовали этого тоже.
Я содрогаюсь всем телом.
— Это не выбор? — спрашиваю я. — Я человек. Для меня это должен быть мой выбор.
Лизель наклоняет голову.
— Ну, ты не обязана с этим мириться. Это не заставляет тебя совершать глупые поступки вроде слежки за беременной женщиной по ночам и попыток превзойти ее парня. Тебе просто не стоит видеть его снова, и дальше этого дело не пойдет. По крайней мере, не для тебя. Ты сможешь жить дальше.
Я задаю вопрос, хотя и боюсь услышать ответ.
— Но для него?
— Ну, теперь он спарен, — говорит Лизель, пожимая плечами. — Даже если связь так и не будет закреплена.
— И… что тогда? — интересно, что это значит, если она никогда не будет закреплена.
Она возвращается к своему телефону и проводит еще несколько исследований.
— Здесь говорится, что в случае, если связь с партнером не будет скреплена — в случае смерти или отказа — человек-волк, как правило, проживет жизнь в одиночестве. Некоторые находили временных партнеров, но это никогда не длилось долго. И они часто возвращались к домам своих пар, иногда во сне.
— Это пиздец, — шепчу я, в основном для себя, и содрогаюсь всем телом. — Правда? Это… и это все для Расса? А я?
Это несправедливо по отношению к нему, совсем.
И по отношению ко мне это тоже несправедливо. Это значит, что если я не хочу, чтобы Расс навсегда остался один,
И наш детеныш, я почти слышу, как он говорит. Я содрогаюсь. Почему это звучит так хорошо? В то время как Робби пытается притвориться, что моего живота не существует, Расс боготворил его.
Лизель кладет телефон в карман.
— Что ты собираешься делать?
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, нахмурившись. — Он сумасшедший. Он прятался за гребаными деревьями, когда я гуляла ночью одна в парке.
— Это было немного глупо с твоей стороны, — говорит Лизель.
— Ну и что? — я хочу топать ногами. — Мне должно быть позволено делать это, не боясь, что кто-то преследует меня.
— Но ты же знаешь, что Расс никогда не причинил бы тебе вреда.
Я удивлена, что она принимает его сторону. Но я знаю, что она тоже права. Расс никогда бы не подверг меня опасности, не тот добрый друг, который приносил мне крем из больницы, который говорил мне не злиться на себя за то, что я не могу контролировать, который был рядом со мной именно в так, как я в это нуждалась, когда никто другой не мог. Он принимает роды, черт возьми.
Но потом я вспоминаю.
— Он укусил меня, Лизель, — я опускаю воротник рубашки, чтобы показать ей красные рубцы на плече. — Он сказал, что пометил меня.
— Это был один из симптомов в списке, так что я не удивлена, — говорит она. — Он не спросил тебя сперва?
Я хмурюсь.
— Нет! Мы были в середине…. ну, ты знаешь.
Она глубокомысленно кивает.
— В пылу момента.
Я прищуриваюсь на Лизель.
— Ты думаешь, мне следует простить его, — говорю я, как утверждение, а не вопрос.
Ее нейтральное выражение лица наконец уступает место чему-то, что выглядит почти как жалость.
— Я думаю, тебе следует делать то, что хочешь, — говорит она более пылко. — Не то, что ты должна.
— Что я должна сделать, — говорю я, — так это порвать с Робби сегодня вечером. И тогда, возможно, я смогу решить, что делать с Рассом.
Лизель кивает.
— Я считаю, что это разумный план действий, — она поднимается на ноги и одаривает меня легкой улыбкой. — С тобой все будет в порядке, Ди. Ты знаешь, как позаботиться о себе. Но хорошенько подумай о том, что на самом деле сделает тебя счастливой.
Когда Лизель наконец уходит, я сажусь за стол, и моя рука опускается к животу. Малыш, я думаю, что здесь тебя ждет непростой мир. Что станет с этим ребенком, когда все закончится?
Я полагаю, он принадлежит Рассу. Не мне.
Позволь мне присмотреть за тобой и нашим детенышем. Мы будем растить его вместе.
Это то, чего он хочет. Он хочет жену и ребенка, пару и детеныша, как и каждый человек-волк до него. Но предполагалось, что все будет очень просто. Я должна была родить ребенка, а потом покончить с этим, умыть руки и уйти свободной. Я никогда не соглашалась создавать с ним семью. Это было не то, чего я хотела совсем нет.