Оплодотворенная человеком-волком
Шрифт:
Я забыла, что Расс тоже акушер-гинеколог. Интересно, может быть, этот врач-человек не так хорош в своей работе, и именно это его беспокоит.
— Поскольку технически это считается беременностью с высоким риском, мы собираемся внимательно ее наблюдать, — мы все поворачиваемся к экрану, когда картинка меняется. Я видела это изображение раньше, но Расс впервые на стороне пациента, и его глаза прикованы к экрану, пока врач исследует мою матку. Я съеживаюсь, когда он касается нескольких чувствительных мест.
—
Пушистый шарик такой же, как и раньше, что-то вроде большого ореха, но он заметно вырос.
— Вау, — говорю я. — Он намного больше.
На лице Расса расплывается огромная улыбка.
— Потрясающе, — тихо говорит он, наклоняясь вперед, чтобы получше рассмотреть, что означает, что он стоит вплотную к краю стола, его мягкая шерсть прижата к моей обнаженной коже. — Мы создали его.
Доктор Ходженс бросает на меня взгляд, но Расс этого не замечает.
— Да, создали, — соглашаюсь я. Я тоже не могу не вспомнить, как мы это делали, на скамейке в той стерильной комнате. Как он облизал меня всю, а потом трахнул так хорошо, как меня никогда в моей жизни.
Ноздри Расса раздуваются, и он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.
— Дальше все будет развиваться гораздо быстрее, — говорит доктор, продолжая сканирование. — Нам нужно увеличить дозировку витаминов. И в прошлый раз результаты вашего анализа крови были низкими. Вы хорошо питаетесь?
Отлично. Конечно, я недостаточно ела. Я была напряжена и несчастна.
— Я пытаюсь, но, думаю, что возможно у меня от природы снижены показатели, — уклоняюсь я. Хотя не похоже, что Расс в это верит.
Доктор кивает.
— Тогда мы переведем вас на дозировки побольше.
— Вот, — внезапно прерывает Расс, вглядываясь в экран. — Если бы это был детеныш мужского пола, здесь был бы… — он прищуривается. — Нет, я так не думаю.
— Скорее всего, это самка, — соглашается доктор. — Хороший глаз.
— Расс зарабатывает этим на жизнь, — говорю я. — Я бы на это надеялась.
Намек на улыбку растягивает губы Расса, и он благодарно кивает мне.
Остальная часть приема проходит без происшествий, и ни доктор, ни Расс не обнаруживают ничего плохого.
— С гибридами человека-монстра всегда трудно определиться, — говорит доктор Ходженс, убирая зонд. — Каждая беременность отличается. Но я знаю большинство предупреждающих знаков, на которые сейчас следует обратить внимание, и я думаю, что вы двое подходите для рождения здорового ребенка, — он искоса смотрит на Расса. — Или, гм, детеныша.
С этими словами доктор очищает зонд и выходит из комнаты, чтобы я могла одеться. Расс старательно отводит глаза, но я могу сказать, что его мысли витают где-то в другом месте.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, натягивая джинсы.
Он смотрит
— Д-да. Я в порядке.
Хотя я вижу, что его когти вытянуты, а шерсть на загривке стоит дыбом. Я раздумываю над тем, задать ли еще несколько вопросов, но действительно ли я хочу знать ответы?
Вместо этого я замолкаю, и мы вместе выходим из офиса. Однако на парковке Расс колеблется.
— Могу я… прийти и на следующий? — спрашивает он, замирая, прежде чем сойти с тротуара.
Я делаю паузу.
— Через две недели? — он быстро кивает. — Конечно. Не понимаю, почему бы и нет.
Облегчение проходит по его лицу.
— Спасибо тебе, Ди, — он прикусывает нижнюю губу. — Правда. За то, что позволила мне участвовать.
— Как я уже сказала, — говорю я, открывая машину, — это твой ребенок.
Вся надежда исчезает с лица Расса.
— Хорошо. Что ж, увидимся через две недели. Он направляется на парковку, не сказав больше ни слова.
Двадцать
РАСС
Мне было противно смотреть, как этот мужчина прикасается к Ди. На базовом, интеллектуальном уровне я знал, что мне не о чем беспокоиться. Но на другом уровне, который я отчаянно пытаюсь изгнать, я хотел его съесть. Не говоря уже о том, что он неаккуратно обращался с аппаратом, что делало процедуру гораздо более неприятной для Ди, чем было необходимо.
Но я увижу ее снова через две недели. По крайней мере, после нескольких минут со своей парой и детенышем наедине… мои инстинкты успокоились, и я почувствовал краткое, мимолетное умиротворение.
Только вот по мере того, как тянутся дни до следующего приема, во мне снова поднимается потребность. Этого недостаточно, но это все, что я получу.
Моя жизнь превращается в круговорот беспокойств — о том, что Ди живет в своей квартире одна. Хожу в спортзал, хожу на работу, ем где-то в промежутках и переживаю о Ди, а потом иду спать. Я повторяю цикл каждый день, жалея, что просто не знаю, где она, что делает, правильно ли питается.
Я знаю, что она лгала врачу и что она не заботилась о себе. Я не зря наблюдал за ней все это время. Единственное, что она ест до 11 часов утра, — это хлопья, а потом заваривает чай, прежде чем выгулять собаку, а на ужин ест салат и куриные палочки, или иногда заказывает пиццу.
Она заказывает пиццу намного чаще, чем, вероятно, следовало бы.
Чтобы утолить свое растущее беспокойство, я снова отправляюсь на охоту, и теперь за месяц я охочусь в два раза чаще, чем за последние три года. Это сдерживает потребность настолько, что я могу прояснить голову и терпеливо ждать до следующей пятницы, когда придет время следующего осмотра Ди.