Оппозиционер в театре абсурда
Шрифт:
– Артем Вениаминович Скорохватов.
Игорь царственно кивнул головой. Нина Ивановна вышла, вошел Артем. Пальто он оставил в прихожей и теперь, в строгом черном костюме с черным же шелковым галстуком, белоснежным воротничком рубашки и приглаженными волосами, выглядел вполне респектабельно. Игорь протянул ему руку, указал на кресло, стоящее около столика.
– Рад познакомиться, Артем Вениаминович. Это мой коллега – Александр Юрьевич Ковалев. Финансовый директор. Если мы остановимся именно на вашей кандидатуре, вам с ним работать.
Артем сдержанно
– Я ознакомился с вашим резюме, с вашими работами в области маркетинга, навел о вас справки и получил великолепные рекомендации. Вы профессионал, это видно. Также я ознакомился с вашими предложениями по продвижению нашей сети, по формированию имиджа и ценовой политике. Понимаю, что вы человек со стороны и не владеете всей информацией, но некоторые ваши предложения и идеи показались мне достаточно перспективными. Как я понял, покинуть довольно престижное место работы вас заставили семейные обстоятельства?
– Да. Я был очень доволен работой, коллективом и своим руководителем, но я разошелся с женой и принял решение уехать.
– Понимаю… А почему именно Питер?
– Большой город – большие перспективы.
– А почему не Москва?
– Ну, Питер… Питер – как мечта.
– А как у вас с жильем?
– Снимаю.
– Какую зарплату вы ожидаете? Артем решительно назвал сумму.
– Мы подумаем и в случае положительного решения сообщим вам. Есть ли у вас вопросы?
– Вопросов нет. Ваша сфера деятельности знакома мне, это именно то, чем я занимался последние пятнадцать лет.
– В таком случае, удачи.
Когда Артем вышел, Игорь повернулся к Александру:
– Что скажешь?
– Держится с достоинством, производит впечатление человека неглупого, но себе на уме.
– Он профессионал, каких мало. А зарплату просит смешную. Попросил бы больше, я бы согласился.
– Провинциал… – пожал плечами Александр, – а других ты видел?
– Ничего интересного, одни амбиции.
– Ну, так бери этого.
– Мужская солидарность? Да, его история похожа на твою – разошелся, все бросил и поехал новую жизнь начинать.
– Вот только у него есть передо мной одно большое преимущество – он меня младше лет на десять.
– Возраст – понятие относительное… Однако мне пора.
– Ты как поедешь?
– За рулем, естественно.
– А ничего, что выпил?
– Мне не привыкать.
– И все-таки поберегись – есть у меня какое-то нехорошее предчувствие…
Действие 4
… Пока Игорь полз в «БМВ» по узким, забитым пробками улицам Петроградской стороны, Артем своей стремительной походкой продвигался по набережной:
«Итак, я начинаю новую жизнь. Я приехал в Питер, чтобы совершить революцию. Да-да! Именно так! Без амбиций нельзя – ни менеджеру, ни революционеру. Питер встретил меня дождем в лицо, неприютными улицами и промозглым холодом. А я все равно люблю этот город! И чем больше злится непогода, тем мне веселее! О своем жилье я позаботился – есть, где кости кинуть. Осталось решить два вопроса: первый – найти работу, и второй – обрести в этом, пока еще чужом городе, единомышленников. Среди товарищей, среди единомышленников я хоть где буду как дома! Ну, здравствуй, Питер, город трех революций!»
Для кого-то Питер – город трех революций, а для Марьяны Марьиной, писательницы, художницы, а по социальному статусу безработной, это город Прекрасной Дамы Блока. Именно в этом городе, в какой-нибудь полуподвальной ресторации, «дыша духами и туманами, она сидела у окна…» Марьяна тоже ощущает себя прекрасной дамой, сотканной из духов и тумана. И, как и положено прекрасной даме, ждет принца.
Осень, любимое время поэтов, роняет желтые листья на каменные мостовые туманного города и омывает его тротуары моросящим дождем. Марьяна идет не спеша, впитывая в себя осеннюю погоду и подставляя лицо мелким каплям, которые текут по щекам, словно слезы. Путь ее лежит к длинному многоэтажному дому. Марьяна входит в подъезд и, радуясь, что после холодной улицы попала в тепло, пусть и пыльное, полное неаппетитных запахов, поднимается на самый верх, в мансарду, в темноте притаившуюся под крышей.
Толкнув облупленную дверь, входит в маленькую прихожую и тотчас упирается взглядом в мутное зеркало. Затем скидывает плащ, устраивает его на вешалку поверх других плащей и курток, хранящих запахи тел их хозяев, и уже пристально вглядывается в свое отражение: на нее смотрит тонкая брюнетка с длинными прямыми волосами, бледным болезненным лицом, лихорадочно сверкающими черными большими глазами, неопределенно тонким носом и красными крупными губами. На вид ей можно дать не больше двадцати пяти. Она улыбается, но, поскольку глаза не смеются, улыбка получается неестественной, невеселой и даже какой-то плотоядной. Не понравившись себе, обладательница бледного лица хмурится, поджимает губы и решительно входит в ярко освещенное помещение.
Она оказывается в мастерской, уставленной, увешанной и забросанной завершенными картинами и незавершенными набросками. Картины изображают либо здания в разных стилях, либо женские обнаженные тела в разных позах. Посередине – стол, вокруг которого на продавленном диване и дырявых креслах – знакомое ей общество.
– Марьяна! Привет! Заходи скорей, опаздываешь…
– А, Марьяна, здорово! Давай, давай быстрей…
Марьяна Марьина проходит на освободившееся для нее место.
– Принесла что-то читать?
– А то…
– Друзья, больше мы никого не ждем, – провозглашает хозяин мастерской, Сергей, высокий худощавый мужчина лет сорока с ироничным выражением лица. – Давайте начнем… Кто готов? Володя?
Длинный парень с клочковатыми белокурыми волосами и возбужденно дергающимся лицом, Володя Беженский, нервно достает мятые листы рукописи и, счастливо хохотнув, с удовольствием начинает читать:
«Я стою на остановке, меня толкают и пытаются оттеснить от дверей подошедшего автобуса. Однако мне удается втиснуться.