Оппозиционер в театре абсурда
Шрифт:
– Небогатые люди! Общага! И на этом дне жизни – такой самородок! Бриллиант в дерьме… Как интересно! Рассказывай еще! Почему ты стала писать картины?
– Мой папа, которого я никогда не видела, был художник. Видно, и мне что-то передалось. Мама говорит, что я и внешне на него похожа.
– Прямо сюжет из романа! Дочь художника… в трущобе…
– Да, история в самом деле, как из романа. Они не были женаты… Они даже не были любовниками. Папе надо было изобразить простую женщину на одной из своих картин. И он, где-то случайно познакомившись с мамой, пригласил ее позировать. А она влюбилась в него и отдалась ему. Сеансы
– Какая романтическая история! Прелесть! Но ты не стесняйся – меня не интересует социальный статус человека. Только его внутренний мир! И потом, я никак не упрекну тебя хотя бы потому, что сам я нигде не работаю… Из чувства протеста! Я не принимаю этот мир! Я тоже живу в своем мире.
– А… твои родители?
– Ну, у меня-то есть и папа, и мама. Папенька у меня богатый. Я даже не буду тебе говорить, кто он. Так вот, я считаю, что раз он меня породил, хотя я его об этом не просил, пусть теперь отдувается.
– А мама?
– Мама не работает. И Пашка. Брат. Никто у нас не работает, кроме папика.
– А образование у тебя есть?
– Поступал в университет на финансово-экономический. Папа кучу денег за мою учебу платил, потом за мои долги… Потом я бросил всю эту канитель и сказал ему, что это не мое. Какой из меня финансист…
– А брат?
– Ну, а теперь брат учится на финансиста, потому что папенька вбил себе в голову, что это пригодится ему, и он будет помогать папику в бизнесе. Тоже неохота Пашке, но пока что он не может такой фортель выкинуть, как я. Боится родичей. Это я – самостоятельный. Мыслю по-своему.
– Так значит, твой папа может за тебя заплатить! Какое счастье, когда можно учиться! А ты…
– А зачем учиться, если не хочешь работать? Логично?
Их разговор прервал звонок Марьяниного мобильника.
– Да, мамусик, скоро приду… Пойду я, а то мама волнуется, – не очень уверенно сказала Марьяна.
– Ага, – зевнув, ответил Дэн. – Провожать не буду. Так романтичнее – материализовалась из воздуха и так же неожиданно растаяла.
– И не надо, – пожала плечами Марьяна. – Я самостоятельная.
– Ну, если только до порога.
Он проводил ее до дверей, подождал, пока она оденется.
– Заходи, если желание будет. Дорогу теперь знаешь. И вот что – давай телефонами обменяемся.
Обменялись телефонами, и дверь захлопнулась.
Марьяна вышла во двор-колодец. Его слабо освещал покачивающийся под порывами ветра фонарь, от чего по стенам метались бесприютные тени. Марьяна подошла к длинной арке, напоминавшей туннель, совершенно темный, лишь в конце его виднелся слабый свет – выход на освещенную улицу. Девушка сделала уже шаг в арку, когда увидела, что с другой стороны туннеля в арку заходит мужчина. Она слегка поежилась. Пересечься ночью, в глухой подворотне, с мужчиной как-то не вдохновляло. Вдруг с обеих сторон к мужчине метнулись две черные тени. Они повалили его и начали пинать. Ужас ледяным комком подкатил к горлу, вызвав противную тошноту. Марьяна вжалась в стену, в которой как раз в этом месте находилась выемка, и стала наблюдать.
– Ну, что, живой?
– Мужики, чего хотите? – прохрипела жертва.
– Вот это по-нашему, это деловой разговор. Слушай сюда – один твой добрый приятель очень хочет, чтобы ты передал ему весь твой бизнес. Настолько хочет, что собрал на тебя много чего интересного. Понял?
– Это кто же такой – не Глазурьев ли?
– А если он, то что?
– В милицию заявлю.
– (Удар) Ты что – не понял? В милицию на тебя заявил он. На тебя дело шьют, недоумок! Поэтому если добровольно не откажешься, скоро под следствие попадешь.
– Сколько?
– Нам бабла твоего не надо. Нам надо, чтобы ты согласился на наше деловое предложение и избавил одного хорошего человека от возни с судами. Понял?
– Не дождется… (Тогда к его горлу было приставлено что-то, сверкнувшее в тусклом свете фонарей. Марьяна от ужаса зажмурилась, но вновь зазвучавшие голоса означали, что убеждение еще не закончилось).
– А это тебе нравится? Или ты свой бизнес любишь больше, чем свою жизнь?
– Хорошо. Я подумаю.
– Неделя на раздумья. Понял? Ни днем больше!
– Понял-понял. Отпустите. Никуда я заявлять не буду.
– То-то!
Две черные фигуры, бросив жертву на землю, как ненужный мешок, растворились в черном воздухе. А пострадавший несколько мгновений лежал неподвижно, затем, придя в себя, кряхтя и охая, с трудом поднялся и, все ускоряя шаг, поспешил в сторону Марьяны. На какое-то время его поглотил мрак подворотни, только слышны были его приближающиеся шаги и хриплое дыхание. Но вот он материализовался из темноты и прошел мимо нее. Ноги у нее подкосились – ей показалось, что она сходит с ума, – избитый мужчина, с кровавыми подтеками на лице, был как две капли воды похож на Дэна, только выглядел лет на двадцать старше.
Потерпевший пересек внутренний двор, вошел в парадную, из которой только что вышла Марьяна, парадную с сохранившейся лепниной, массивными перилами и широкой лестницей, поднялся на свой этаж, прислушиваясь, как испуганно повторяет звук его шагов глухое эхо. Звонок истошно завопил в сонной квартире. Послышались неспешные шаги.
– Да открывайте же, черт возьми! – нетерпеливо крикнул он, в сердцах замолотив по двери кулаком.
Дверь открылась. В прихожей он увидел все свое семейство – полуодетая жена и два сына. Они смотрели на него с тревогой.
– Игорь, что-то случилось? – подала голос жена, резким движением включая верхний свет.
На пороге их глазам предстал давешний наш знакомый, хозяин жизни, роскошный блондин сорока пяти лет, Игорь Геннадьевич Ветров. Теперь выглядел он жалко – на лице кровоподтеки, светлое щеголеватое пальто в грязи.
– Случилось! Напали…
– Боже мой! Ты цел? – женщина начала судорожно сдирать с него пальто, пытаясь рассмотреть, нет ли ран. – Вызвать скорую?
– Нет. По морде дали пару раз, без порезов обошлось, слава Богу…